Актеры советского кино - Ирина А. Кравченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сергей Гармаш:
«Олег Иванович любил легкость, любил веселое, изобретательное, ироничное застолье, любил шутку. Наибольшую часть нашего общения составляла игра. Помню, мы поехали с ним на встречу со зрителями, и нам устроители вечера подарили два огромных подарка. Мой находился в вертикальной коробке, у Янковского — в горизонтальной. Он, с огоньком в глазу: „Что там такое? Посмотрим твою?“ (Называл меня на „ты“, а я в отношении него так и не смог перейти эту черту.) „А если у меня, Олег Иванович, подарок лучше, чем у вас?“ — „А вдруг у меня лучше? Да, это серьезный момент, это может нарушить наши взаимоотношения“. — „А слабо вам поменяться со мной, не глядя?“ — „Не слабо, у тебя и коробка побольше“. Этого диалога нам хватило до конца обратного пути.
Когда „Современнику“, в котором я служу, исполнялось пятьдесят лет, Михаил Куснирович, друг Олега, организовал нашему театру праздник. Часть юбилея происходила прямо на Чистом пруду, где соорудили сцену. Действо начиналось с того, что из воды появлялись два водолаза с большими букетами сирени. Одним из водолазов был Куснирович, вторым оказался… Янковский, „звезда“ „Ленкома“, таким образом поздравивший коллег.
Еще одну историю рассказал мне Филипп, она случилась, когда он был школьником. Приехал с отцом и двоюродным братом в Сочи. Утром отправились на пляж, мимо частных домов. Шли по улице, и вдруг Олег Иванович замер: из открытого окна слышалось, что по телевизору идет „Собака Баскервилей“, где, как мы помним, он сыграл одну из главных ролей. В ту минуту, когда они застыли возле незнакомого дома, оттуда звучал голос Янковского. Тогда он прокрался через палисадник и подошел сбоку к окну. Как только его текст закончился, резко откинул штору и заглянул в комнату: „Вы случайно собаку Баскервилей не видели?“ Внутри раздался истошный крик людей, увидевших у себя в окне „Хьюго Баскервиля“. А Янковский бросился бежать, увлекая за собой своих мальчишек!»
Нет, недаром его Волшебник в «Обыкновенном чуде», узнав, что Медведь не поцеловал Принцессу, и, начав было его поучать, спохватился: «До чего довел… Я, весельчак и шалун, заговорил из-за тебя как проповедник». Весельчак и шалун этот персонаж Янковского, другой бы и не подумал превращать Медведя в человека и устраивать потом мистерию с появившимися в затерянной усадьбе Королем и свитой, влюбившейся в незнакомца Принцессой, снежной бурей, отрезавшей от остального мира трактир, где очутились влюбленные, и прочими фантазиями.
Сергей Гармаш:
«Олег Иванович был человеком быстрого, острого ума и притом — не лишенным непосредственности и простоты в хорошем смысле слова. Володя Машков как-то разыграл его по телефону, представившись журналистом из газеты „СПИД-инфо“: сообщил, что фотография Олега Ивановича напечатана у них на первой странице. И Янковский поверил, а потом хохотал!
Я тоже однажды позвонил ему: „Зачем вам это нужно?! Что за чепуха?!“ — „А что?“ — „Вы и Ярмольник — в рекламе пива!“ — „Какого пива?!“ — заорал Олег Иванович. „Огромный билборд висит на проспекте Мира!“ — „Билборд?!!“ Он уже закипел, и я раскололся. В другой раз поздравил его с новым руководителем „Ленкома“. „Кто?“ — ужаснулся Олег Иванович. „Певцов“. — „С ума сошел?! Какой Певцов?!“ Купился и на это!..
Не то что Янковского всегда можно было разыграть, нет, но был в нем момент потрясающей непосредственности. Детскость — и в то же время ум, и еще облик аристократа».
Люди без принципов
Сергей Гармаш:
«В трубке, которую курил Олег Иванович, в его элегантно повязанном шарфе, в нездешних манерах заключались ирония и самоирония: все эти аксессуары были для Янковского чуть-чуть забавой».
Сергей Соловьев:
«На всякие выходы в люди Олег надевал костюм, а так ходил в другой одежде. Когда уже пол-Москвы разъезжало на иномарках, купил в Токио не новую машину с рулем справа. Но красивую — у Олега был замечательный вкус. Его часто видели за рулем этой машины и говорили: „Во дает!“ Не зная, что он заплатил за нее всего шестьсот долларов. А шикарный автомобиль у него появился, когда все, кто мог, стали ездить на таких».
Роман Балаян:
«Олег только делал вид, что не интересуется, смотрят ли на него. Слегка так, украдкой, поглядывал, я замечал».
Янковский разыгрывал своего рода спектакль, легкий и всем приятный: публика любит актера красивого, благополучного, словно помещая в желанный образ свои мечты, — отчего ее не порадовать? К тому же «трубка-пиджак-ироничный прищур» служили чем-то вроде отлично придуманной легенды у шпиона.
Роман Балаян:
«Олег не был скрытным человеком, но я видел, что дома он не такой, как на публике. Дома Олег так хохмил, что я не понимал, почему его не берут на комедийные роли. Он любил прикалываться, разговаривал со мной, когда я приезжал к нему в гости: „ути-мути-кути“. Или шли мы по улице, впереди — незнакомая девушка, и Олег начинал отпускать какие-то реплики в ее адрес, заигрывая с ней. Девушка оборачивалась, он принимал серьезный вид — и не мог сдержаться, смеялся.
Но хохмочки, на мой взгляд, не шли к его облику. Другое дело — его ирония. Я терпеть не могу, когда актер настолько проникается ролью, что с ним происходят метаморфозы. Иногда, говоря вроде бы серьезно, я на самом деле придуриваюсь, разыгрываю человека. И Олег это умел, и Саша тоже, и в ролях, и в жизни. Другие актеры, когда им на съемках предстоит драматическая сцена, минут за пять до начала молчат, сосредоточившись, а Олег с Сашей пихались, щипались, шутили, но надо было сыграть трагичный момент — они мгновенно входили в кадр и играли.
А откровенные хохмы Олега я как-то не принимал, и все-таки хорошо, что его
