В движении вечном - Владимир Колковский

Создать, породить, выпустить дитя свое в Мир — это ведь еще и не все… Надо еще и позаботиться.

А тут сверхновые в космическом пространстве на каждом шагу взры-ваются, испепеляя невинные звездные системы вокруг, и это только цветочки маленькие. Есть! — есть еще и ягодки, причем самые обычные на вселенских просторах вне нашей укромной солнечной гавани. Это и взрывающиеся ядра галактик, и гигантские черные дыры, бездушные космические монстры-квазары, сжигающие заживо, засасывающие по ходу в себя с кровожадной жестокостью целые миллиарды звездных миров…

Взглянем сейчас и на само возникновение жизни на нашей планете. Как из не живого возникло живое? — здесь так же! — так же явственно видятся «корни иные»…

Ведь мы уже практически все знаем. Проиммитировали, разложили на белки-ферменты, аминокислоты, расплели на ДНК-нитки, расшифровали геномы… А воз он где… и ныне там?

Нет!

Он как был, так и есть — совсем в другом месте.

И снова глубоко символичной представляется еще одна строчка из того же научно-популярного издания, автором которого является наш выдающийся ученый-астроном. Вот эта строчка, приведенная для ясности в контексте целого абзаца:

«Как произошел качественный скачок от неживого к живому, гипотеза А. И. Опарина совершенно не объясняет. Только привлечение основных представлений современной молекулярной биологии, а также кибернетики, может помочь решению этой важнейшей, основной проблемы. Впрочем, пока не ясно, есть ли такое решение вообще».

«Впрочем, пока не ясно, если такое решение вообще…»

Опять же, каким диковинным диссонансом для убежденного материалиста прозвучала тогда эта маленькая строчка в достаточно серьезном издании, где во главу угла поставлен чисто научный материалистический подход. Опять же, в советские времена в советском издательстве, когда даже в полслова нельзя было об Этом… И куда, куда смотрела цензура?

Прошло уже более тридцати лет. Наука добралась практически до «голой» неживой ДНК. Кажись, самое малое осталось: запустить механизм, зажечь искру, проиммитировать первый тот самый… Но:

«Мы не видим пути от первичного бульона до естественного отбора. Можно прийти к выводу, что происхождение жизни — чудо, но это свидетельствует лишь о нашем незнании».

Что ж, согласимся с одним из первооткрывателей структуры ДНК Ф. Криком. Одно лишь спасает — и теперь, и во все времена: это, мол, только пока! — только пока кажется до черноты темным…

Но ведь в том-то и дело, что сейчас и не столько темно, сколько светло до изумления.

В загадке происхождения жизни содержится весьма весомая добавка к высказанному выше гипотетическому утверждению о нашей уникальности во Вселенной.

Оставим теперь всевозможные соображения и научные дискуссии на этот счет, зафиксируем лишь следующий очевиднейший факт. Однажды или нет, но жизнь возникла. Возникла на планете Земля, на нашей родной планете. А это значит, что у нас есть великолепная возможность отметить одно ее важнейшее свойство — это феноменальная, практически не знающая границ, приспособляемость жизни к внешним условиям.

В самом деле, бактерии и вирусы могут благополучно здравствовать в самых невероятных условиях. Следы их находят во льдах и пустынях, в огнедышащих жерлах вулканов, в атомных реакторах, в убийственной сернокислой среде, и даже в космическом пространстве на корпусах орбитальных станций недавно вдруг обнаружили плесень. Отсюда следует важнейший вывод: жизни главное именно «возникнуть», а уж приспособиться она в состоянии практически к любым условиям. Так, даже в нашей родной Солнечной системе имеется достаточно чуть ли не райских местечек для существования многих земных простейших форм. Это и Марс, и Венера, и некоторые спутники планет-гигантов… Но.

А ведь еще совсем недавно мы на полном серьезе фантазировали о возможных контактах с братьями по разуму даже на соседних планетах. С развитием космонавтики надежды наши постепенно пошли по нисходящей, а последние успешные колесоходные марсианские эпопеи и вовсе свели эти надежды к нулю. Как и наша соседка Луна, Марс всего лишь огромный пыльный булыжник в окружающем его безжизненном пространстве. Даже на Марсе жизни нет и в простейших формах.

Да и не было никогда.

Ведь на Земле жизнь переживала не раз катастрофические планетные катаклизмы, получая лишь необходимый для прогрессивного развития. Сорви сейчас, предположим, с планеты нашей почти всю атмосферу — разве простейшие не выживут? — приспособляемость земной формы жизни настолько высока, что даже трудно вообразить космический катаклизм, который бы уничтожил ее подчистую. Вообразить такой космический катаклизм, вероятность которого не исчезающе мала.

Еще раз важнейший вывод из предыдущих рассуждений — жизни главное возникнуть, а уж позаботиться о себе она в состоянии превосходно. Здесь! — здесь самый корень, а не в миллиардах миллиардов.

Наконец, мы подошли к завершающему звену нашей мысленной цепи, выстраиваемой последовательно в единую четкую линию. К звену не менее сложному, но и наиболее красноречивому с точки зрения прощупываемой на протяжении последней главы некоей основополагающей направленности.

Речь идет об эволюции жизненных форм на Земле. Ведь в данном случае именно однонаправленность эту никто и не оспаривает, даже самые убежденные материалисты. Никто не оспаривает ярко выраженную направленность эволюционного процесса именно в прогрессивном направлении: от низших форм к высшим, от некоей первичной загадочной «про ДНК» к человеку разумному, «венцу творения», homo sapiens.

Это один из фундаментальных законов науки биологии.

Почему?

Почему здесь монетка только на одну сторону?

Опять же, чтобы не забрести ненароком в непролазные дебри всевозможных научных теорий и концепций попытаемся взглянуть на проблему предельно вообще.

И отметим сразу следующую аналогию с проблемой изначальной, с проблемой самого существования этого Мира. На сегодняшний день само существование этого Мира представляет собой совершенно непостижимое Чудо с точки зрения известных фундаментальных материалистических законов. Его возникновение можно очень грубо представить как некий принципиально неуловимый разовый акт, но ведь то же самое можно сегодня сказать и о возникновении жизни на нашей планете. Когда-то миллиарды лет назад каким-то неуловимым образом из неживого появилось нечто принципиально иное — появилось раз и навсегда, словно легкою павшею искрой зажглось. Это был именно разовый акт, иначе почти невозможно объяснить исключительно двадцать с небольшим аминокислот в строении белков, а также их исключительно левую симметрию. Кроме того, неуловимость и разовость хорошо прослеживается и в дальнейшем, прослеживается строго на каждом из основных, наиболее заметных этапов эволюционного развития.

Впрочем, на принципиальной неуловимости и зиждется сей странный Мир.

Мы не в состоянии уловить (измерить) даже любой конкретный момент времени с абсолютной точностью, как и любую другую величину. Повышая неограниченно чувствительность измерительных приборов, мы можем приближаться к истинному значению лишь асимптотически, то есть все ближе и ближе, прибавляя все новые десятичные знаки после запятой, но… Оно есть, оно существует, существует бесспорно это истинное значение, а «уловить», измерить с абсолютной точностью — невозможно. Мы это не сможем сделать никогда.

На каждом шагу в этом Мире мы наблюдаем переход количественных изменений в качественные, на этом основан один самых общих законов философии. Где та единственная поворотная точка пересечения, где просто количество вдруг становится чем-то иным, иным принципиально? Она есть, она всегда существует эта мистическая точка, это бесспорно… А вот уловить ее строго, указать, измерить с идеальной точностью — невозможно. Мы это не сможем сделать никогда.

Примеры схожие можно продолжить до бесконечности. Принципиальная неуловимость — есть изначальное и неотъемлемое свойство этого Мира.

Но ведь конкретика полная и в науке не всегда обязательна. Так, например, мы в математике не в состоянии конкретно уловить (выделить) даже одну-единственную «бесконечно малую», тем не менее, говорим в самом начале дифференцирования: «Выделим и т. д…», — предполагая, что она, все-таки, есть… Говорим совершенно абстрактно, а в результате! — в результате имеем один из столпов краеугольных высшей математики, имеем универсальное и столь плодотворное в конкретных практических приложениях дифференциальное исчисление.

Вот и попытаемся произвести сейчас своеобразное биологическое дифференцирование, не пытаясь уловить неуловимое. То первичное, и то, что теперь неузнаваемо размыто за миллиарды лет дарвиновским естественным отбором.