Я дрался в штрафбате. «Искупить кровью!» - Артем Драбкин

— Я считался обычным штрафником, только со званием, и это ровным счетом ничего не означало — верят мне или нет. Все остальные солдаты в 10-м отдельном штурмовом батальоне, за исключением нескольких взводных-штрафников, были лишены воинского звания — «до искупления вины»…

— Кто командовал штурмовым батальоном? Кто входил в постоянный состав штурмбата?

— Батальоном командовал майор Русаков.

Командиром моей пулеметной роты был капитан Грабченко, туповатый службист, обожающий «казарменные шуточки». К нам относился как к быдлу.

1-й стрелковой ротой командовал капитан Федин, хороший человек, его уважали, он ходил в бой со штрафниками вместе.

Замполита в батальоне вроде не было, а вот особист 10-го ОШБ мне крепко запомнился, был там у нас один… «товарищ капитан».

В ротах, из «постоянного состава», еще были писаря в старшинском звании.

— Официально и по своему назначению батальон назывался «штурмовым», хотя все знали, что батальон — штрафной. А как вас называли в войсках? Как бойцы батальона обращались друг к другу?

— Нас в армии называли штрафниками. Не было такого термина — «штурмбатовцы».

А в батальоне все бойцы были в одном звании — «товарищ рядовой», и у всех штрафников, кроме взводных командиров, на гимнастерках были погоны рядовых. Но я к своим пулеметчикам обращался по имени-отчеству.

— Направляемые в штурмбат офицеры имели на руках документ, в котором был строго определен срок пребывания в штурмовом батальоне? В литературе называют разные сроки нахождения бывшего командира военнопленного или «окруженца» в ОШБ: якобы до двух месяцев участия в боях, согласно «указу от первого августа», или до полугода, судя по воспоминаниям бывших бойцов-«штурмовиков».

— Офицеров, направляемых в штурмовые батальоны, никто не ставил в известность, на какой срок они идут в эту часть. Нам никто из начальства, из постоянного состава батальона, ничего об этом конкретно не говорил. На уровне слухов муссировалась цифра — 6 месяцев, но мы знали, что воюем до первого ранения или до своей гибели.

Ну и за взятого «языка» могли освободить из штурмбата, об этом, кстати, нас как-то предупреждали. Но были еще исключительные случаи.

Летом 1944 года, по «указу об отзыве с передовой специалистов с высшим образованием для народного хозяйства», от нас ушел в тыл прекрасный человек, бывший интендант 2-го ранга, химик по специальности, Константин Сергеевич Булгаков. Я написал на него хорошую боевую характеристику и ходатайствовал о его досрочном освобождении из 10-го ОШБ. Эту просьбу удовлетворили.

— В ОШБ могли направить не офицера, а, скажем, бывшего сержанта, власовца или простого сельского полицая, изменника Родины?

— У нас таких не было. Штурмбат формировался только из бывшего комсостава. Могли только случайно «пропустить» на спецпроверке командира РККА, который у немцев служил в полицаях или был в лагерной полиции. Например, у нас в батальоне был обнаружен бывший полицай из Смоленска, числившийся под фамилией Иванов. Его опознал и разоблачил кто-то из бывших пленных, видевший этого полицая на немецкой службе.

— После завершения формировки каким был численный состав 10-го ОШБ?

— Скромно именуясь батальоном, 10-й ОШБ насчитывал более тысячи солдат.

— Кто из бойцов вашего пулеметного взвода наиболее запомнился?

— Старший лейтенант Валентин Буц, наводчик пулемета первого расчета. До войны окончил Ленинградский судостроительный институт, знал немецкий язык. Бывший ополченец, Константин Сергеевич Булгаков, о нем я уже упоминал.

До войны — доцент Московского пищевого института, человек высокой культуры и блестящей эрудиции. В минуты отдыха читал на память целые литературные произведения. Во взводе его очень любили, и, чтобы его сохранить, я назначил Булгакова начальником взводного патронного пункта — это в 100–150 метрах от передовой траншеи, и это назначение дало повод Буцу называть Булгакова «тыловой крысой». По ночам Булгаков приползал с набитыми лентами к нам в первую траншею и говорил: «Ребята, дайте стрельнуть по немцу. Если живой с войны вернусь, в коллективе спросят: какие они, немцы, а я что скажу?»

Сибиряк, старший лейтенант Галузин.

Первые номера расчетов — Шевченко, Колесников.

Почти всех помню, и по сей день. В каждом расчете — по семь человек: командир, 1-й и 2-й номера, четыре подносчика патронов. Один расчет — одно отделение.

Из бывших танкистов, зенитчиков, интендантов, политработников и даже летчиков и так далее я готовил пулеметчиков.

Все хорошие люди и смелые солдаты. Боевые ребята, все рвались в бой, все горели желанием отомстить врагу. И было за что!

И повторяю вновь, эти люди были без вины виноватые!..

— На какой фронт был направлен 10-й ОШБ?

— В начале апреля 1944 года нас погрузили в эшелон и сказали: едем брать Одессу. Но в Белгороде наш эшелон задержали, пропускали к фронту какую-то польскую часть, и, пока мы до Одессы доехали, ее без нашего участия освободили. Нас высадили на станции Новый Буг, и оттуда пешим порядком, километров четыреста, мы топали до Днестра. Сменили в обороне какой-то поредевший стрелковый полк в районе села Шерпень, и тут снова началась для нас война на передовой. Вокруг фруктовые сады и… смерть… Тех, кто получал легкое ранение, отправляли после санбата «на освобождение» — в 18-й ОПРОС.

— Бойцам штурмового батальона разрешали проводить разведывательные поиски?

— Да. Помню, как у нас группа добровольцев отправилась вплавь через реку за «языком», но была обнаружена на воде и перебита.

— Ваш товарищ Ефим Гольбрайх рассказывал мне, что 10-й ОШБ совершил беспримерный прорыв немецкой обороны в самом начале Ясско-Кишиневской операции. Как это было?

— В августе нас перебросили по понтонному мосту через Днестр на плацдарм. Заняли траншеи. От нас до немцев всего метров восемьдесят, нейтральной полосы фактически не было. И все эти метры до окопов противника были нашпигованы минами. Расставили пулеметы на обороняемом взводом участке.

С немцами переругивались. Можно было увидеть и такое — Валентин Буц вылезает на бруствер, садится возле пулемета, закуривает самокрутку и разговаривает с немецким пулеметчиком! Говорю ему: «Буц, немедленно спустись в траншею! Тебя же сейчас немцы «снимут»!» Он отвечает: «Все в порядке, командир, я тут с одним немцем познакомился, — и, сложив ладони рупором, кричит: Карл! Карл!»

С немецкой стороны доносится: «Момент, нихт шпрехен! Фельдфебель комт!»

А бывало и так — Валентин стреляет из пулемета по противнику, оттуда отвечают огнем, но показалось ему, что эта пулеметная дуэль — пустая, только зря патроны тратят. Валентин кричит немцам: «Эй! Фриц! Какого черта стреляешь?!» Неожиданно оттуда отчетливо доносится: «Я не Фриц, я Карл!» — «Давай не будем стрелять!» — «Гут!» — согласился Карл. Но война есть война. Я быстро Буца в сторону отодвинул, мол, ты здесь еще натуральное братание прямо на глазах у особиста устрой, и дал длинную очередь по немецким позициям.