Сопротивление и покорность - Дитрих Бонхеффер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чувствую, как бессильны эти слова подействовать так, как они хотели бы подействовать, я имею в виду – наперекор одиночеству вдохнуть в тебя твердость, радостное чувство и уверенность. Этот день рождения, проведенный в одиночестве, взаправду не будет для тебя потерянным, если он побудит тебя еще раз проверить те основания, на которых ты собираешься строить свою дальнейшую жизнь. Мне часто очень помогало воспоминание вечерами о всех тех, о ком я знал твердо, что они молятся за меня – от детей до взрослых. Думаю, что многим из того, что мне удалось в жизни, я обязан молитвам знакомых и незнакомых людей.
Еще вот что: в Новом Завете часто говорится – «будьте сильными» (1 Кор. 16, 13; Еф. 6, 10; 2 Тим. 2, 1; 1 Ин. 2, 14). Не представляют ли людские слабости (глупость, несамостоятельность, забывчивость, трусость, тщеславие, нетвердость перед лицом подкупа и соблазна и т. д.) большую опасность, чем злоба? Христос делает людей не только «добрыми», но и сильными. Грехи по слабости – это настоящие человеческие грехи, грехи сознательные, преднамеренные – от дьявола (и, видимо, тоже «сильные»!). Надо будет еще поразмыслить над этим.
Прощай, будь здоров и не теряй уверенности…
23.8.44
…Прошу тебя, не беспокойся обо мне; но не забывай молиться за меня, хотя ты, конечно, не забываешь этого! Я настолько уверен в Промысле, в том, что пребываю в руках Божиих, что надеюсь всегда сохранять эту уверенность. Ты не должен сомневаться в том, что я с радостью и благодарностью иду путем, который мне указан. Моя прошлая жизнь преизбыточествовала свидетельствами Божией доброты, вину перекрывает всепрощающая любовь Распятого. Больше всего благодарности я ощущаю к тем людям, которых я повстречал, и мне бы хотелось только, чтобы они не печалились обо мне, а всегда были бы уверены в доброте и всепрощении Бога и благодарили за это. Прости уж, что я об этом пишу. Пусть у тебя из-за этого не возникнет ни мрачных мыслей, ни тени беспокойства; хотелось бы, чтобы ты в самом деле сохранял только хорошее настроение. Мне просто уже давно хотелось высказать это, но я не знал, на кого бы возложить это бремя, чтобы он действительно мог слушать только с радостью…
Получил ли ты еще очень сырое, но в своем содержании волнующее меня стихотворение «Свобода»? Я работаю теперь над главой «Существующее положение в христианстве». К сожалению, я чувствую, что моя продуктивность попадает в зависимость от курения; на мое счастье, меня хорошо снабжают из самых разных источников, так что дело движется. Иногда мой текст пугает меня, особенно в первой, критической части. Поэтому я уже рад, когда могу написать и нечто позитивное. Но все очень нуждается в обсуждении и на бумаге часто выглядит слишком топорно. Ну что поделать, о печатании сейчас ведь все равно нет речи. А позднее надо непременно пропустить все через «фильтр»! С рукописью много возни, так как, на мой взгляд, она очень неразборчиво написана (я ведь, как это ни смешно, при сочинении могу писать только готической скорописью, а кроме того – поправки!). Посмотрим, может быть, я перепишу все снова…
Желаю тебе от всего сердца и впредь сохранять спокойствие, как внешнее, так и внутреннее. Храни тебя Бог, и да хранит Он нас всех. Пусть пошлет Он нам скорую и радостную встречу. С благодарностью и верностью в каждодневной молитве вспоминающий тебя
твой Д.
Друг
Не из тяжелой почвы,
где кровь и род, и клятва
мощны и святы,
где земля сама,
противясь безумию и дерзости,
хранит, защищает
освященные древностью порядки
и мстит за их нарушение, —
не из тяжелой земной почвы,
но из свободной склонности
и свободной потребности духа,
не нуждающегося ни в клятве, ни в законе,
даруется другу друг.
Рядом с кормилицей – нивой пшеничной,
которую люди благоговейно возделывают и лелеют,
которой они приносят в жертву
пот лица своего и, если то нужно,
кровь своей плоти,
рядом с нивой хлеба насущного
люди дают расцвести
и прекрасному васильку.
Никто не сажал его, не поливал,
беззащитно растет на свободе он
и в бесконечной уверенности,
что жизнь
под просторным небом
ему даруют.
Рядом с необходимым,
соделанным из тяжкого земного праха,
рядом с браком, трудом и мечом,
хочет и вольный цветок
жить
и расти солнцу навстречу.
Не зрелый плод только,
но и цветы прекрасны.
Служит ли плоду цветок
или только цветку плод,
кто знает?
Но нам дано и то и другое.
Драгоценный, редчайший цветок —
из свободы играющего, дерзкого и доверчивого
духа в счастливый час возникший —
для друга есть друг.
Поначалу делят они забавы
на далеких вылазках духа
в чудные дальние царства,
будто златом блестящие в дымке
под лучами рассветного солнца,
куда в горячий полдень
легкие тучки
тянутся по синему небу
и куда беспокойною ночью
при свете лампы
как будто сокрытые потаенные сокровища
ищущего влекут.
Если ж тогда прикоснется дух
великими, радостными, дерзкими мыслями
к сердцу и челу человека,
и он ясным взглядом свободно
глянет миру в лицо,
и если тогда из духа родится дело, —
на котором зиждется все, —
если из дела вырастет труд жизни,
сильный, здоровый,
дающий содержание и смысл
жизни мужчины,
тянет тогда
одинокого труженика
к родственному, понимающему духу.
Как прозрачные свежие воды,
в которых очищает себя дух от грязи дневной,
в которых остужает себя он от жгучего зноя,
закаляет себя в усталости миг, —
как крепость, куда после опасностей и волнений
возвращается дух,
где находит прибежище он, поддержку и силы,
для друга есть друг.
И дух стремится к доверию,
доверять безгранично.
Мерзостен червь для него,
питающийся в тени добра
завистью, подозрением, любопытством,
шипом змеиным
отравленных
