Джентльмен с Медвежьей речки - Роберт Говард

– Что случилось? – спросил я его, а он сморгнул слезы и воззрился на меня снизу вверх с самым скорбным и безутешным видом. Этот тоже оказался худосочным и носил не по размеру длинные, усы.

– Вы наблюдаете перед собою существо, – заговорил он, то и дело всхлипывая, – утопшее в водовороте несчастий. Жестокий рок водил моей рукой, когда я тянул карту из колоды судьбы. О, горе мне! – И он опять залился в три ручья.

– А ну, хватит! – говорю. – Наверняка могло быть и хуже! Да, черт подери! – На меня нахлынула первая волна раздражения, а это дурной признак. – Хватит разводить сырость! Объясните толком – что с вами стряслось. Я Брекенридж Элкинс и, может быть, сумею вам помочь.

Прошло еще какое-то время. Наконец рыдания стихли, и парень заговорил:

– Я вижу, вы человек благородных побуждений и доброго сердца, – утерев рукавом лицо, начал он. – Меня зовут Джефет Джелэтин. Случилось так, что в молодости я нажил себе врага в лице богатого и влиятельного, но не слишком разборчивого в средствах, человека. Он огульно обвинил меня в мошенничестве и упрятал в полицейский участок, но я сумел вырваться на свободу и под вымышленным именем добрался до западных штатов. Ценой тяжких трудов и лишений я скопил немного денег, которые намеревался отослать своей страдалице жене и невинным крошкам дочуркам. Но прошлой ночью я случайно узнал, что меня опознали и по моим следам уже идут полицейские ищейки. Мне удалось от них оторваться, но теперь вынужден бежать в Мексику, а моя бедная семья так и не получит денег. О! – продолжал он, блестя мокрыми глазами. – Если б нашелся внушающий доверие человек, которому можно было бы на время оставить мои денежки! Я бы написал своей горячо любимой женушке, кто является хранителем моих скудных сбережений, и она смогла бы прислать за деньгами надежного человека. Но страшусь довериться случайным людям. Ведь невыдержанный может проболтаться, и тогда кровожадные псы закона снова начнут преследовать меня день и ночь.

В отчаянии он посмотрел на меня и возопил:

– Юноша, у вас доброе, честное лицо! Не возьмете ли вы эти деньги на сохранение, чтобы потом передать для моей супруги?

– Хорошо, – ответил я голосом, исполненным благородства, – я сделаю это для вас!

От радости мой новый знакомый вскочил на ноги и быстрее ветра помчался к лошади, привязанной неподалеку. Там он стащил с седла приличных размеров кожаный мешочек, на плече принес обратно и сунул мне в руки.

– Подержите денежки у себя, пока не прибудет посланец супруги, – сказал он. – Только обещайте, что с вашего языка ни слова не сорвется о том, где, от кого и когда вы их получили.

Я пообещал, а еще добавил:

– Если Элкинс дает слово, то будьте уверены – не нарушит его до конца своих дней. Теперь даже дюжиной мустангов не вытянуть из меня вашу тайну.

– Благослови вас Господь, юноша! – с жаром воскликнул он, вцепился в мою руку обеими клешнями и ну трясти вверх-вниз, точно воду помпой качал. А потом – прыг на коня и был таков.

Я подумал: «Бывают же на свете чудаки!», затолкал мешок в седельную сумку и продолжил путь в Бизоний Хвост. Тут я почувствовал, что голоден, и решил первым делом заглянуть в таверну. Но едва конь вышел на тропу, как сзади раздались крики:

– Стой!

– Именем закона!

Я повернул голову и увидел группу всадников, быстро приближающуюся со стороны Бизоньего Хвоста. Впереди всех скакал шериф, а чуть поодаль нахлестывали лошадей мой старик, дядюшка Джон Гарфильд, дядюшка Билл Бакнер и дядюшка Медведфильд Гордон. Как-то раз один образованный проезжий назвал эту четверку патриархами Медвежьей речки. Не знаю, что он там имел в виду, но только они вступают в дело тогда, когда законная власть выпускает поводья и уже не в состоянии поспевать за событиями. За шерифом, папашей и дядюшками пылили еще человек тридцать жителей Рваного Уха, то есть определенно не из моих друзей. Там же, к своему удивлению, я увидел и Дикого Билла Донована с ниспадающими на плечи черными лохмами. Бок о бок с ним скакали три весьма неприветливые личности.

Люди из Рваного Уха держали в руках дробовики и винчестеры, что было не совсем понятно – похоже, эта орава явилась сюда за тем, чтобы меня арестовать, а я ничего плохого за собой не числил – ну, разве что перехватил у них недавно школьную учительницу. Но то были дела минувших дней, и если бы они решились меня арестовать, то уж будьте уверены – не стали бы тянуть с расплатой.

– Вот он! – заорал шериф, тыча в мою сторону винчестером. – Руки вверх!

– Не валяй дурака! – зарычал папаша и выбил ружье из рук шерифа. – Или хочешь, чтобы тебя с твоей командой перерезали, как скотину? Давай сюда, Брекенридж, – крикнул он, и я подъехал, слегка обескураженный. Мой старик выглядел явно обеспокоенным: хмурый на вид, он постоянно дергал себя за бороду. Лица моих дядюшек оставались каменно-бесстрастными, точно лица краснокожих.

– Что за тарарам вы подняли? – осведомился я.

– Сначала сними шляпу, – приказал шериф.

– Слушай ты, скунсов хвост, – с чувством говорю я ему, – если думаешь содрать с меня скальп, то позволь сперва заметить, что…

– Он шутит, – хмыкнул папаша и повернулся ко мне. – Сними шапочку!

Ничего не подозревая, я послушался, и сразу тройка спутников Билла и еще один из Уха подняли крик:

– Это он, тот самый человек! На нем была маска, но когда он снял шляпу, все увидели, что голова у него безволосая. Ну, конечно, это он! Другого и быть не может!

– Элкинс, – говорит мне шериф, – ты арестован за ограбление дилижанса на дороге в Рваное Ухо.

Мои руки судорожно метнулись к рукояткам кольтов. Движение было машинальное, я даже не сознавал, что делаю, но шериф страшно заорал и плашмя бросился на землю, его люди вскинули винчестеры, и папаша поспешил оказаться между нами.

– Стволы вниз! Живо! – зарычал он, один шестизарядник наставив на меня, другой – на команду шерифа. – Первый, кто посмеет спустить курок, захлебнется собственной кровью!

– Да не собираюсь я никого убивать! – в отчаянии от всеобщей глупости взвыл я. – Вы мне только одно скажите – что здесь, черт подери, происходит?!

– Можно подумать, он не знает! – ухмыльнулся один из парней. – Строит из себя невинного бэби! Эй! Ой-ой!

Это мой старик, привстав в стременах, съездил насмешнику по голове стволом кольта. Охотник до шуток мешком повалился на землю и пополз. Из рассаженной макушки нехотя сочилась струйка крови.

– Еще есть охотнички позубоскалить? – рыкнул папаша, окидывая людей шерифа разъяренным взглядом. Как видно, у остальных пропало настроение, потому что все вокруг присмирели. Тогда папаша повернулся ко мне, и я увидел капли пота, выступившие у него на лице. Мне это показалось странным – ведь погода стояла не слишком жаркая.

– Брекенридж, – заговорил он, – вчера поздним вечером в нескольких милях от Рваного Уха остановили и ограбили дилижанс. Негодяй, сделавший это, не только забрал деньги, часы и кой-какие вещи пассажиров, но, что самое скверное, стрелял в кучера, старика Джима Хэрригана, причем по-глупому, безо всякого повода, и вот старина Джим лежит сейчас в Рваном Ухе с простреленной ногой.

– Эти придурки думают на тебя, – продолжал папаша. – Еще до рассвета они заявились к нам на Медвежью речку – впервые в жизни я столкнулся с такой наглостью – и мне с твоими дядюшками стоило немало усилий удержать наших от побоища. Вся Медвежья речка прямо пеной исходит. Вот эти неклейменые телята, – папаша ткнул пальцем в четверку, узнавшую меня, – ехали в том дилижансе. Ты знаешь Неда Эшли, самого крупного торговца из Рваного Уха. Остальные – все народец пришлый. Говорят, их зовут Харли, Джексон и Слейд. А еще говорят, что у них грабанули солидную сумму.

– Так оно и было! – зашумел Джексон. – У меня негодяй отнял кожаный мешочек, битком набитый золотым песком и самородками. Говорю вам – вот этот и отнял! – И он указал на меня. Мой старик обернулся к Неду Эшли:

– Что скажешь, Нед?

– Знаешь, Билл, – нехотя ответил тот, – мне чертовски неприятно, но я не вижу никого, кто бы еще мог это сделать. Размерами грабитель – в аккурат твой Брекенридж, а ты ведь знаешь, что таких крупных парней не часто встретишь. Правда, под ним был не Капитан Кидд, а большой гнедой коняга, и лицо скрывала маска, но, отъезжая, он снял шляпу, и при ясной луне и твердой памяти мы хорошо разглядели его голову. Волос на ней вообще не было – точь-в-точь как сейчас у Брекенриджа. Причем впечатление такое, что ворюга не по природе лысый, а то ли опалил свои волосы, то ли недавно обрил голову.

– Значит, так, – подвел итог шериф. – Если парень не докажет свое алиби, я его арестую.

– Брекенридж, – снова вступил папаша, – где ты был вчера поздно вечером?

– Валялся в лесу вдрызг пьяный.

По толпе всадников прошелся шумок недоверия.