Черная Луна - Андрей Ливадный

Ночь вдруг разлилась вокруг, навалившись чернотой на освещенную отсветами костра прогалину, проступив звездами на бездонно-черном небе, таинственно прошелестев чахлой травой…

— Врешь ты… — повторил старик, возвращаясь к костру с котелком в руке. — Сколько лет минуло. Люди столько не живут… — упрекнул он.

Денис сидел, глядя в дрожащие языки пламени от костра.

— Живут, отец… — внезапно вздохнул он. — В наше паскудное время все возможно…

Тот поднял глаза на Дениса, но промолчал, очевидно, согласившись с данным доводом.

— А какое время не паскудное, а? — внезапно спросил он, покачав головой. — Хорошо только там, где нас нет, а так хватает всего понемножку — и хорошего и плохого, — философски заметил он. — Тебя, вот вижу, обидели крепко, так что ж теперь — ложись и помирай?..

Денис вздрогнул, так созвучны оказались эти слова с его мыслями, что он почувствовал невольный внутренний стыд.

— Давай знакомиться, что ли, раз так? — спросил старик, очевидно, приняв на веру его утверждение об относительности возраста.

Денис кивнул, не найдя, что ответить.

— Велехов… — он привстал и протянул руку. — Денис…

Старик вдруг отшатнулся, словно увидел призрака, но быстро справился с собой и пожал протянутую руку своей сухой, старческой ладонью.

— Бетгард… — в свою очередь отрекомендовался он. — Друзья звали просто старина Джой… — Он отпустил ладонь Дениса и вдруг спросил: — А ты был там, возле дома?

— Ну, был…

— И ничего не заметил?

— Нет, — покачал головой Денис, не понимая, куда клонит его новый знакомый.

— Наверно, бурьяном зарос… — пробормотал старик, вешая котелок над огнем, — трава нынче буйная, лето такое выдалось… — словно извиняясь за что-то, произнес он.

— Ты о чем отец? — не выдержал Денис.

Джой ссыпал что-то в котелок и принялся помешивать варево.

— Памятник там, — не глядя на Дениса, пояснил он. — Могилка.

— Чья? — напрягся Денис, болезненно подумав о родителях.

— Твоя, сынок… — внезапно осипшим голосом ответил старик и добавил, чтоб уже не было никаких сомнений: — Сам читал. Денис Велехов. Погиб при обороне Дабога…

— Что это значит, господин Фрост? — спросил Дорохов, просмотрев видеозаписи. — Зачем понадобилось манипулировать моим фантомом?

— Не догадались, генерал? — Джон продолжал курить, и пепельница перед ним уже была полна окурков. — Велехова готовили для визита сюда, на настоящую Черную луну, — он подчеркнул интонацией слово «настоящую». — Но оказалось, что достаточно канала телеметрии, связанного с поисковыми автоматами на поверхности планетоида.

Дорохов угрюмо посмотрел на Фроста.

— Полковник, я давал присягу… — тяжело произнес он. — Я не могу открыть территорию базы для кораблей флота Элио.

— Дмитрий Алексеевич, вы присягали Конфедерации, а не лично господину Ланге. Этот человек зарвался, он играет с такими силами, которые в состоянии истребить все человечество, понимаете?

— Понимаю! — с вызовом ответил Дорохов, который полгода назад, беседуя с Джедианом, говорил приблизительно то же самое. — Но что вы мне предлагаете?

— Нужно уничтожить систему, — не колеблясь ответил Фрост. — У вас есть аннигиляционные установки «Свет», не так ли?

Дмитрий Алексеевич кивнул:

— Ну, допустим.

— По нашим расчетам, одновременная аннигиляция всех трех планетоидов системы может дать девяносто процентов гарантии того, что существа окажутся уничтоженными. По нашим сведениям, именно так боролись с ними древние расы, чьи останки вы нашли тут, на Черной луне.

— Они взрывали солнца, превращая их в сверхновые, — поправил его Дорохов.

— Какая разница?! — возмутился такой педантичности Фрост. — Значит, они не открыли способа обуздать реакцию полного ядерного распада. Их технологии оказались иными, но результат один — этих существ способен распылить на атомы только катастрофический выброс энергии, и то, как вы сами видите, часть из них уцелела, выпав вместе с пеплом на поверхность Черной луны.

Пальцы Дорохова, сцепленные в замок, побелели от напряжения.

У каждого человека в жизни всегда наступает свой Рубикон — та черта, из-за которой нет возврата.

Ему сейчас предстояло решить — шагнуть за нее или нет.

— А что будет, если я откажусь? — все же спросил он.

— Положение слишком серьезно, — нахмурился Фрост. — Последствия реанимации этих существ могут наступить в любой момент, и они окажутся гибельными, для всех. Поэтому ваш отказ в сотрудничестве только усложнит выполнение задачи. Погибнут люди, которых еще можно эвакуировать, будет упущено время…

— Что это значит?! — вспылил Дорохов. — Вы угрожаете мне, господин Фрост?!

Начальник контрразведки Элио посмотрел на часы и покачал головой.

— Нет, Дмитрий Алексеевич. Я такой же заложник обстоятельств, как и вы. У нас нет времени на угрозы или мольбы. Положение слишком серьезно… я уже говорил. Флот Элио сосредоточен на позициях и начнет атаку через двадцать пять минут. Система Черной луны будет уничтожена… тем или иным способом.

Дорохов, окаменев, выслушал его.

Доказательства, представленные полковником, казались убедительными, более чем созвучными его собственным наблюдениям и мыслям, но все же генералу понадобилось некоторое время, чтобы решиться.

— Хорошо… — наконец произнес он. — У вас, конечно, есть код связи с флагманом ударной группы? Фрост кивнул.

— Кто им командует? Назовите имя офицера, от кого я могу получить гарантии эвакуации и неприкосновенности всех моих людей.

— Флагманом командует Вербицкий, — ответил Фрост. — Он ждет вызова, но нам не нужна сдача ваших людей, генерал. Мы не воюем. И Стеллар, и Элио входят в один и тот же конфедеративный союз, я правильно понимаю?

Дорохов кивнул.

— Тогда давайте условимся — мы союзники, а не враги. Просто считайте, что вам крупно повезло, и в момент внезапной атаки вырвавшихся на свободу ксеноморфных существ поблизости оказался флот союзной планеты. Надеюсь, против этого господину Ланге будет трудно возразить, верно?

Разговор затянулся далеко за полночь.

Они просто сидели у костра, причем говорил по большей части Джой, а Денис слушал его, изредка отвечая на вопросы, в основном невпопад…

Он все глубже и глубже погружался в собственные мысли. Для него не был важен сам разговор, гораздо значимее оказалось ощущение, которое он рождал.

…В семьсот шестом ушел на пенсию, жил в городе, а потом перебрался сюда… — говорил старик, делясь с Денисом бесхитростными воспоминаниями. — Сам знаешь, климат мягкий, зимы без снега, так, моросит дождик, но я привык. Квартиру в городе продал, купил кой-какое оборудование и переехал.

— Что, так и бросил все? — поинтересовался Денис.

— А что было бросать? Четыре стены в небоскребе да комфортабельный сортир? — пожал в ответ плечами старик. — Не по мне они. Я привык к технике, прикипел к ней. Знаешь, когда служил технарем на «Лорее», до абсурда доходило… Ждешь своего пилота с задания, душа за него кровью обливается. Но как вернулся — все. Сразу к машине. Смотришь, мать твою так, на ней места живого нет: броня клочьями, дюзы опять перекалены — на форсаже ведь ходил стервец всю дорогу, вижу по цветам побежалости на металле. Я ругать его, а он сидит в кабине, весь белый-белый, и улыбается…

Денис молча смотрел в огонь.

Языки пламени плясали, облизывая обугленные поленья, а ему казалось, что там, в костре, сложены домиком их души… Так оно и было… Чернели, обугливались, но грели, разгоняли мрак, а потом угасали одна за другой, рассыпаясь угольями по золе…

— Потому и перебрался сюда, — ворвался в его мысли голос Джоя. — Сначала просто ковырялся ради своего удовольствия. Жалко ведь, верой-правдой служили машины, а теперь вот брошены, гниют под открытым небом… — Он вздохнул, пошевелив палкой угли. — Потом как-то раз группа киношников прикатила, фильм про войну снимать. Увидели отреставрированный мной «Игл-17» и давай ходить вокруг него, как кот вокруг сметаны. Восторгаются, как дети малые. Отвалили мне денег, как за новый истребитель, вот с того и приподнялся… Потом приехали из национального музея, предложили контракт. Так и живу теперь. Сделаю машину — и сразу забирают ее…

— Значит, помнят? — вскинул голову Денис.

— А как забыть такое, сынок? Ведь какая война была… Конечно, помнят. Вон позавчера детишки целым классом приезжали. Смотрел я на них, как лазят по кораблям, и думал: не зря мы свою жизнь считай что не прожили, промаялись в боевых отсеках, одно слово. Они ведь другими вырастут. Без войны.

Денису вдруг стало нестерпимо больно. Хотелось крикнуть, вскочить, сказать, что не все они ангелочками останутся, такими, что цветы таскали с учительницей к подножию старых кораблей, но промолчал…