Конец пути - Александр Прозоров

— Только, чур, сегодня я больше не слезаю, — предупредил он, подбирая поводья. — И рысью не скакать! Только шагом или галопом.

И все же боги оставались на стороне преследователей. Раджаф смог задержать их почти на полный день, к тому же из-за состояния ведуна они двигались куда медленнее, чем раньше — но погода была неизменно солнечной и безветренной, а потому оставленные хоть час, хоть день, хоть два дня назад следы оставались четкими, будто свежие отпечатки.

По ущелью беглец двигался до тех пор, пока горы не разошлись, открыв перед ним долину, там опять повернул, перемахнул один перевал за другим, выбрал узкий петляющий ручеек и помчался по нему во весь опор — на льду не нужно бояться, что копыто провалится в трещину между корнями или валунами, что вывернувшийся камушек заставит скакуна охрометь. Лед ровный всегда — гони себе и гони.

Путники могли бы выигрывать в этой гонке у Раджафа по два-три часа в день — ведь у них были заводные кони. Но боль, которую испытывал Олег при каждом спешивании и подъеме в седло, не дала воспользоваться этим преимуществом. Хуже того, они даже потихоньку отставали. Двигаясь попеременно то галопом, то широким шагом, никак нельзя сравниться с банальной походной рысью.

— Ничего, это не навсегда, — пообещал Середин. — Еще пару дней, и мы свое возьмем.

Ручей же с каждым пройденным километром все больше проявлял амбиции реки. Уже к концу первого дня пути по нему можно было скакать бок о бок двум всадникам. К концу второго — всадникам и идущим с ними пяти лошадям тесниться не приходилось вовсе. Местность вокруг тоже изменилась. Горы как таковые — скалы, пики, ущелья — остались далеко позади. Земля сгладилась, возвышенности стали длинными, широкими и пологими, по берегам реки тянулась натуральная равнина — назвать долиной такой простор, когда пригорки различимы лишь где-то далеко у горизонта, язык не поворачивался.

Река, правда, капризничала, петляла, выискивая места, где можно просочиться еще ровнее, а на третий день вдруг повернула свое течение с северо-восточного на почти южное направление. Впрочем, решимости этой хватило всего на полтора дня, после чего река устремилась на восток, а потом все больше стала отклоняться обратно к северу. За два дня направление русла окончательно взяло на север — и река прекратила свое существование, влившись в более широкую, но текущую на восток. Впрочем, через день и эта река слилась с еще более крупной.

— Однако, — покачал головой Любовод, когда они, держась вдоль берега новой речки, вместе с ней повернули на север. — А ведь она с Итиль шириною будет. С Волгу то есть. У Итиля она все же просторнее.

— Лиха беда начало, — пробормотал Олег, пытаясь сообразить, куда они попали после всех петляний. Уральский хребет явно остался где-то позади. За Уралом из крупных рек он помнил Обь, Иртыш, Тобол. Причем к низовьям любой из этих рек они еще явно не добрались. — Лиха беда начало, Любовод. Это ведь еще малые протоки. Сами реки впереди будут.

И ведун решительно пустил коня рысью. Седло стало резко поддавать его снизу при каждом шаге, ноющая боль в груди возобновилась — но ее уже вполне можно было терпеть. Значит, с этой минуты расстояние между ними и беглецом снова начало быстро сокращаться.

Стоянки Раджафа попадались им на пути со вполне понятной регулярностью — каждый день, вскоре после полудня. И выглядели они тоже совершенно одинаково: кострище на широкой прибрежной поляне, разрытый снег, следы от тела в глубоком сугробе. Заметили еще один признак скорого успеха погони: свергнутый правитель кормил скакуна травой из-под снега. Не самое лучшее питание, на таком конь долго и быстро не проходит. Разумеется, путники тоже подкармливали лошадей травой, но не для сытости, а для улучшения пищеварения — на одном зерне у коней боли желудочные случаются, околеть даже могут скакуны. Но в сумках еще хватало и овса, и ячменя, так что сил у их четвероногих имелось куда больше.

Переход на широкую походную рысь да переседлывание три раза в день на заводных тут же дали результат. На следующий день путники нашли стоянку Раджафа на два часа раньше, потом — уже через четыре часа после выхода с лагеря. Ближе к вечеру река, столь восхитившая Любовода своей полноводностью, слилась с другой, втрое более могучей, заставив бывалого путешественника нахмуриться от неожиданности. Наверное, купец полагал, что земли и реки, где он родился и вырос, — самые богатые, полноводные и красивые в мире. Теперь становилось понятно, что красивые — может быть, но вот насчет самых богатых и полноводных…

Поутру стоянка Раджафа встретилась уже спустя полтора часа после выхода в путь. Кострище успело остыть, а поднявшаяся поземка — частично замести следы лагеря, но все равно сложилось впечатление, что, поднимись они раньше — и беглец был бы у них в руках.

— Вечером нужно пройти подальше, — предложил Середин. — Может, возьмем его у костра, тепленьким. Тебе повезло, друг, вязать Раджафа станешь ты. Я пока еще не боец.

Однако уже перед полуднем их ждал новый, совершенно неожиданный сюрприз: санный след. Две ровные полоски со следами узких и острых, не лошадиных копыт между ними. Они вынырнули из густого леса, стоящего неодолимой стеной у самой воды, больше километра тянулись по реке вдоль берега, а потом отвернули в узкую, шириной с Клязьму, протоку.

— Похоже, здесь есть люди, — негромко отметил Любовод. — Что делать станем, колдун?

— Ты так говоришь, будто вошь заметил и теперь спешишь избавиться, — усмехнулся Олег. — Ну люди и люди. Пусть живут.

Увы, скоро ведуну стало не до смеха. В главную реку, по которой они скакали, чуть не через каждый километр справа и слева вливались реки, речушки, протоки и ручьи. И на многих из этих ледяных дорог имелись следы копыт и саней, причем на крупных реках — довольно накатанные. Неведомые путники выезжали на главную реку, сворачивали с нее, пересекали, останавливались возле каких-то лунок, скрывались в лесу, выезжали оттуда. Солнечная погода, безветрие, приятный морозец — и снег сохранил следы каждого прохожего едва ли не за последний месяц.

— У Раджафа лошадь, копыто круглое, с подковами, — напомнил Олег. — Не перепутаем…

Как назло, река вдруг начала отчаянно петлять. Причем, в соответствии с полноводностью, делала это с размахом: километров пятнадцать путники скакали на север, потом вдруг поворачивали на восток, через два часа опять на север, потом до самого глубокого вечера — на юг, чтобы в темноте по широкой дуге вновь устремиться на север. Стало ясно, что значительная часть местных жителей, зная все зигзаги русла, значительно срезали путь, проезжая через лес. Вопрос: был ли настолько же умен великий Раджаф или он тоже все время скакал по реке?