Терская крепость. Реквием Двести сорок пятому полку - Валерий Киселев

«Зеленку от пургена отличу, и ладно…»

Виктор Петров, командир отделения эвакуации медицинского взвода 1-го мотострелкового батальона, гвардии старший сержант:

– Когда дали команду «фас!» на Грозный, все зенитки из батальонов были переданы в полк, на прикрытие штаба. Я к комбату: «Это не мое – в тылу за юбки держаться». – «У командира медвзвода Андрея Макина контракт заканчивается, он уезжает. Фельдшер прапорщик Ольга Савкина будет заниматься медициной, а ты – хозяйством взвода». Что ж, думаю, зеленку от пургена отличу, и ладно.

С очередной партией контрактников пришел командир медвзвода, но такой спец, что даже мне, не имеющему медицинского образования, было смешно. А зенитные установки просто в полк сдал. Акт написал, и из сердца вон. Но однажды в Грозном во время боев заскочил в свой зенитный взвод. В одном из домов – темная комната, они там себе, как на зоне, сделали лежаки из досок, полумрак, свечки горят. Я зашел – весь в мозгах, в кровищи. Парни на меня такими испуганными глазами посмотрели… Видно было, что воевать они явно не хотят…

«Все грехи отпускаю…»

Виталий Заврайский, командир 4-й мотострелковой роты:

– На одном месте мы простояли дней десять, потом подтянулись вперед на километр в само село и простояли еще неделю. За это время у меня в роте побывал военный игумен, который ездил по всей группировке войск и давал всем благословение. Это был здоровый, красивый мужик, который в нашей жизни был «афганцем». Вся грудь его была в наградах. Да и пообщаться с ним было очень приятно. Он прожил у меня в роте дня два и потом поехал дальше по войскам выполнять свою миссию.

Юрий Чердаков, старший сержант, контрактник:

– Священник Киприан Пересвет приехал к нам на БТР, с охраной. С ним был незнакомый офицер, спрыгнул с БТР: «Командир взвода, ко мне!» Я уже исполнял обязанности взводного. Офицер давай меня костерить: «У вас неправильно выкопаны окопы! Неправильно выбраны позиции!» Священник ему: «Ты что это на братишку-то?» И спрашивает меня: «Ты в первую компанию здесь был?» – «Был». – «А ты здесь был?» – спрашивает офицера. Подполковник этот молчит. «Х… тогда на него орешь?» – матом. Подполковник пошел куда-то что-то смотреть, а священник стал мне свои фотографии показывать, с первой кампании. Рассказал, что прошел шесть войн, в первую кампанию был в плену, потом наших пленных обменивал. Я сижу, его слушаю, потом спросил: «Батюшка, мне неудобно, но как бы причаститься, отпущение грехов получить». Он так на меня посмотрел: «Братишка, да после этих слов я тебе все грехи отпускаю!» И перекрестил меня. «Дай-ка мне свой военный билет». Я достал. Он туда шлеп – печать. Я потом прочитал: «Войсковой священник – Киприан Пересвет». Потом в полку говорили, что тот, кому этот священник печать в военный билет поставил, тот живой останется.

Эдуард Дроздов, командир медроты полка, старший лейтенант медицинской службы:

– Православный игумен Киприан Пересвет побывал и у нас в медроте, и мне тоже, как и многим, поставил в удостоверение печать свою, как говорили, оберегающую.

16 декабря. В 9.30 в направлении 3-го взвода 6-й роты с н. п. Нефтемайска двигалась автомашина «Фольксваген». БМП выпустила предупредительную очередь поверх машины. Зам. комвзвода была запущена зеленая ракета. Машина остановилась, из нее показались трое вооруженных людей, и двое из них сразу открыли огонь по позициям взвода. По нападающим сразу был открыт ответный огонь. Машина была подожжена. Затем к горевшей машине подъехали грузовая «Газель» и «Москвич» белого цвета, показались люди и начали разбегаться в разные стороны. Одни занимали укрытия, другие пытались перебежками от укрытию к укрытию продвинуться вперед. Огнем из БМП машины были сожжены. Потерь рота не имела.

Все плотнее становилось кольцо российских войск вокруг столицы мятежной Чечни. Неумолимо надвигались главные события кампании…

В полк приходило пополнение…

«Дали понять, что так надо…»

Дмитрий Иванов, помощник гранатометчика 2-го мотострелкового батальона, гвардии рядовой:

– Я попал в полк сначала в Мулино, после учебки, в конце октября 1999 года. Нас готовили на командиров отделений, но звание сержанта получили единицы. В учебке нас почему-то пугали, что в Мулино все плохо, расцветает дедовщина. О том, что полк воюет в Чечне, узнали только по прибытии на место. Ничего такого, чем нас пугали в учебке, я не увидел. Рота как рота, всего в меру. Но часть казалась какой-то пустой. Начались армейские будни.

Прослужил на постоянном месте дислокации недолго, где-то около месяца. Потом поползли слухи, что скоро тех, кто пришел из учебки, отправят в Чечню. Так оно и произошло. Нас собрали, дали по листку бумаги, и мы написали рапорта, что едем служить в Чечню по собственному желанию. Никто нас не заставлял это писать, но дали понять, что так надо. Да я и не сопротивлялся, потому что скукотища была в гарнизоне. В начале декабря нас одели во все новое, от трусов до бушлата. Выдали смертники. Мы даже не представляли, что на войну едем, как будто просто служить в другую часть.

«Сидели и ждали своей участи…»

– В начале декабря мы выехали. Ехали долго, сначала в Нижний Новгород, в Сормовскую дивизию. Там пару дней побыли, оттуда эшелоном в Иваново, там пару дней жили. А сухпай уже заканчивался. Из Иванова нас должны были отправить самолетом до Моздока. Проторчали на взлетке часа три, наверное. Мороз был градусов тридцать. Наконец-то посадили в самолет. Взлетели, только пригрелись – посадка. Двери открываются, а там опять мороз и тот же аэродром Иванова. Узнали, что Моздок самолет не принял.

Ждем следующего дня. Опять мороз. Опять три часа на взлетке. Опять вылет. На этот раз долетели. И из минус тридцать попадаем в плюс пять, даже плохо сначала стало. Думали, что в Моздоке не задержимся, но не тут-то было: неделю сидели на перевалочном пункте. Настроение было паршивое, какая-то неопределенность, но уже здесь чувствовалось, что война где-то недалеко. Рядом был аэродром, боевые самолеты то и дело взлетали, а чего мы ждали – непонятно, то ли везти нас было некому, то ли не на чем. В общем, сидели и ждали своей участи. Сухпай кончился, три дня нас вообще не кормили. Ходили менять новые бушлаты на еду и старый бушлат. Нам говорили: «Вам не все равно, в чем по грязи лазить?» В общем, настроение было пессимистическое. Так прошла неделя…

«Ввели нас в курс дела…»

– Утром 22 декабря нас наконец-то посадили в два «Урала» и отправили в полк. Приехали уже затемно. Чем дальше в Чечню, тем страшнее было ехать: две машины салаг без какой-либо охраны, если не считать двух сопровождавших нас офицеров. Случись что, оставалось бы только вещмешками врага закидывать.

По пути насмотрелись на разрушенные полностью деревни и подбитую боевую технику. И чем ближе подъезжали, тем громче слышалось, как орудует артиллерия. Жутко было.

На следующее утро нас распределили по подразделениям. Я попал во второй батальон, в гранатометный взвод. Из пополнения во взвод попали три человека. Во взводе почти все на тот момент были срочники старших призывов (я на тот момент отслужил ровно полгода). Как сейчас помню, первым делом по прибытии нас накормили. Выдали оружие, мне достался АК-74. Состояние его было отличное, но всего один магазин, пришлось потом добывать их разными путями. Ребята во взводе оказались отличными, хоть мы и были разного призыва. Ни о какой дедовщине и речи не было. Показали нам окрестности, где наши точки охраны расположены. С АГС-17 пришлось знакомиться уже на месте, до этого его только на картинке видел, в учебке. Показали мне, как с гранатометом обращаться, как «улитку» заряжать. Ребята рассказали, как в первом бою погиб командир взвода, капитан Гринченко. В общем, ввели нас в курс дела. Уже вечером заступил в свое первое боевое охранение.

«Все отлично, ребята!»

Эдуард Виноградов, 3-я мотострелковая рота, стрелок, гвардии сержант:

– Вторая кампания велась грамотней, чем первая. В бой, как пушечное мясо, мы не шли. Артподготовка была всегда. Вертолеты хорошо помогали. Вспоминаю, как перед Грозным – с брони спрыгнули, надо было два холмика взять, ползем, и две наших вертушки, красавцы, парой, под горку красиво вылетают, и так хорошо огнем духов обработали. Мы им пальцами вслед показывали: «Все отлично, ребята!»

Блиндажи у боевиков были сделаны по уму, окопы – в рост. Очень тяжело было бы их выбить, если бы у них было больше людей, а тогда на тех холмах – три-пять человек всего. Нашли там в окопах шикарную папаху, брошенную кем-то из боевиков.

Не могу сказать, что боевики плохо воевали. Если бы их было столько же, сколько нас, то нам было бы очень тяжело. Еще неизвестно, кто от кого бы бегал… Воевали они упорно. Они нас превосходили в радиосвязи, в горной подготовке. Были и у них минометы, пушки, но мы превосходили в авиации, да и в артиллерии, конечно. Пока артиллерия и вертолеты их опорные пункты не обработают – в бой мы не шли…