Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь - Жорж Сименон

Не осмеливаясь курить внутри здания, он собрался выйти покурить в саду, но предпочел отказаться от этого намерения.

Длилось это не час, а всего сорок минут. Четыре женщины устали стоять, у них затекали ноги, и они в конце концов уселись на скамье, как в сквере.

Им не пришло в голову, что в клинике есть еще один выход. Наташа услышала, как отъезжает машина хирурга и за ней автомобиль Леона.

— Ты пойдешь туда?

На разведку послали Селиту. Она направилась в канцелярию, стараясь не смотреть на палаты, почти все двери которых были открыты.

— Вы пришли по поводу номера семнадцать?

— Да, мадам.

— Никто не может ее навещать сегодня, и даже нет уверенности, что доктор разрешит посещения завтра. Это маловероятно, и я предпочитаю вас сейчас предупредить.

— А операция?

Секретарша, в обязанности которой входило записывать рождение, болезни, смерти, посмотрела на Селиту так, будто вопрос был неуместен.

— Закончилась, конечно.

— Но…

— У нее еще не прошло воздействие наркоза, и она будет спать до вечера.

— Что сказал доктор? Есть ли надежда?

Это слово также имело для секретарши иной смысл, чем для простых смертных, а может, и совсем не имело смысла, и она посмотрела на Селиту безразличным взглядом.

— Полагаю, что цветов ей пока посылать не стоит. До нового распоряжения, естественно.

— А нельзя ли посмотреть на нее хотя бы в щелочку двери.

— Это невозможно.

— Благодарю вас.

Она присоединилась к остальным, и все четверо направились к выходу. По дороге Мари-Лу решила поприветствовать рукой старичка с третьего этажа.

— Ну и что?

— Ничего не известно, кроме того, что она жива. И, кажется, будет спать до вечера.

— А потом?

Селита могла только пожать плечами. И тогда Мари-Лу заявила:

— Прежде чем пойти и заняться тем же, я хотела бы чего-нибудь выпить и всех вас угощаю.

Они свернули на соседнюю улицу, зашли в небольшой бар, который обычно посещают по вечерам игроки в шары, а сейчас он был пуст. Хозяин, в рубашке с засученными рукавами, читал газету, сидя в кресле, куда забрался также его кот. Прервав чтение, он неохотно встал и с удивлением посмотрел на столь необычных посетительниц. Не найдя у него своих привычных напитков, они в конце концов выбрали вермут.

Все та же Мари-Лу произнесла целую речь:

— Поверьте мне, она выкарабкается. И вы еще увидите, что не пройдет и месяца, как она мне будет записывать штрафы за то, что лак на моих ногтях облупился, или за то, что от меня разит чесноком. Налей нам еще по одной, Артур!

Глава вторая

Селита уже давно, пожалуй, с тех пор, как появилась Мадо, искала контакта с Леоном, который, сознательно или нет, избегал ее. Вечером, когда она приходила, он ей кивал, как всем остальным, а если ему приходилось в течение ночи обращаться к ней, то он делал это очень кратко и исключительно по делу.

Однажды во второй половине дня, еще до операции Флоранс, он пришел в клинику, когда Селита сидела у кровати больной. Поцеловав жену в лоб, он встал у окна и не двигался, пока не ушла посетительница.

День за днем она пыталась улучить момент, чтобы поговорить с ним. Ничего особенного она не могла ему сказать и ни на что пока не надеялась, но ей было невыносимо переносить эту враждебную пустоту между ними.

Десятки раз она была готова при всех, прямо в кабаре, закатить ему сцену, которая, может быть, принесла бы ей облегчение. Она преднамеренно, на его глазах, как бы бросая ему вызов, нарушала священные правила заведения, выходила во время выступлений подышать свежим воздухом или же, видя, что он за ней наблюдает, отказывалась танцевать с посетителем, ссылаясь на то, что у нее болят ноги.

Ей никак не удавалось оказаться с ним наедине. И вряд ли бы она преуспела в этом, даже если бы пришла в «Монико» во второй половине дня. Нужно было бы для этого попасть в тот редкий день, когда он туда заходил, но и тогда там были уборщицы или поставщики.

Ушла Наташа. Ее отсутствие в еще большей степени изменило атмосферу в «Монико». Все, может быть, и Леон тоже, чувствовали, что это начало конца.

Конечно, за последние годы исполнительницы номеров стриптиза менялись довольно часто, но до сих пор это было обычным делом, нормальным обновлением программы, сейчас приходила в голову мысль о пассажирах, спасающихся с тонущего корабля.

С Наташей все произошло самым неожиданным образом за два вечера. В баре появился очень смуглый молодой человек с лицом азиатского типа. Он знал по-французски всего несколько слов, но, по словам Наташи, говорил на безукоризненном английском языке, без малейшего акцента.

Она находилась в его обществе до самого закрытия, а затем, перекусив немного в ресторане «У Жюстина», отправилась с ним на рассвете на прогулку по морю на моторной лодке.

На следующий день, как только открылось кабаре, он появился снова, корректный, робкий, внимательный. Наташа показала подругам его фотографию в газете «Нис-Матен». Это был иранский принц, самый настоящий, двоюродный брат шаха. Он учился в Кембридже и приехал отдохнуть на несколько недель во Францию. На фотографии он находился в обществе префекта, который встречал его у трапа самолета.

Одеваясь для первого выступления, Наташа объявила:

— Сказать тебе, что он мне предложил? Прежде всего, он спросил меня, хорошо ли я знаю Париж, в том числе Лувр и музеи, потом предложил мне сто тысяч франков с оплатой всех расходов, с тем, чтобы я была его гидом и переводчицей в течение месяца. Как бы ты поступила на моем месте?

Вплоть до второго сеанса иранец дожидался ответа. Улыбающийся и вежливый, он всякий раз вставал и пододвигал стул Наташе, когда она присоединялась к нему.

Она в конце концов объявила подругам:

— Я, девочки, сказала «да». Конечно, я бы еще подумала, если бы не было здесь всех этих событий. Но учитывая, в каком сейчас состоянии находится наше заведение…

— Когда ты уезжаешь?

— Прямо завтра же, на автомобиле. Он купил спортивную машину итальянской марки и уже снял апартаменты в отеле «Палас».

— Ты сообщила эту новость хозяину?

— Нет еще. Я ему скажу перед уходом.

«Если бы я владела английским, то воспользовалась бы такой возможностью? — подумала Селита. — Вполне возможно».

Наташа сразу же как бы вышла за пределы их среды. И с удивлением все стали замечать, что они поглядывают на нее с некоторой долей уважения.

Сразу после ее ухода Леон подозвал Франсину, когда она уходила:

— С завтрашнего дня и в течение нескольких дней вы возобновите ваш прежний номер.

Селита и Мари-Лу ушли домой раньше. Они собрались уже ложиться, когда услышали, что кто-то царапает их ставень. Это была взволнованная Франсина, которая пришла сообщить им новость.

Она пыталась выступать с номерами стриптиза несколько месяцев тому назад, но мадам Флоранс тогда откровенно заметила:

— Вам лучше заниматься гардеробом, моя бедная Франсина. Вы выглядите как ожившая порнографическая открытка.

И в самом деле, одетая Франсина вводила в заблуждение, легко могла сойти за миленькую и аппетитную мещаночку. Достаточно было ей раздеться, и она становилась похожей на те пышные обнаженные натуры, которые можно видеть на некоторых картинах в музеях. Жировые складки ее розового тела не портили общего вполне приятного впечатления.

Но, к сожалению, нужно было совершить переход из одного состояния в другое, то есть наступал момент, когда она начинала раздеваться, пытаясь по мере сил следовать ритму музыки, и вот тут-то все портилось. Она становилась смешной, а то и просто непристойной, и треугольник, будь он из черного или розового атласа, приобретал на ее круглом животе подчеркнуто эротический вид, шокирующий публику.

— Я не решилась сказать ему «нет». Он мне показался очень расстроенным. И сказал мне, что все его покидают и что он рассчитывает на меня…

Франсина обратилась к Селите с просьбой:

— Ты разрешишь мне прийти завтра, я хочу, чтобы ты помогла мне советом.

Они репетировали номер между столом с неубранной посудой и буфетом в стиле Генриха II. Ожидая, пока одно парижское агентство пришлет ему новую исполнительницу номеров стриптиза, Леон нанял для работы в гардеробе вместо Франсины старуху с худым и мрачным лицом, торговавшую билетами национальной лотереи в разных кафе города.

Музыканты воспользовались ситуацией, чтобы потребовать прибавку к жалованью, которую хозяин вынужден был им дать после яростной перепалки с ними.

И Селита искала подходящего случая, чтобы, в свою очередь, подступиться к нему.

В воскресенье, когда Леон отвез Мадо в «Луксор» и вернулся, едва выйдя из машины, он столкнулся лицом к лицу с Селитой, которая демонстративно курила сигарету.