Я — Господь Бог - Джорджо Фалетти

Она заплатила бы какие угодно деньги, лишь бы стать обыкновенной женщиной среди обыкновенных людей. Сейчас же ей приходилось, глядя на каждого встречного, с тревогой задаваться вопросом, из тех ли он, кого она потеряет, или из тех, кого спасет. Ее хрупкая надежда непосредственно касалась и всех вокруг.

Возможно, человек, разбросавший после себя бомбы, словно камушки в известной сказке, умирая, как все люди, все же оставил также имя и адрес.

Глава 27

Преподобный Маккин неохотно пробирался сквозь толпу гостей, заполнявших кафе «Ботхауз». Лицо его носило следы бессонной ночи, проведенной у телевизора, когда он жадно, словно изголодавшийся, вглядывался в изображение на экране и в то же время мысленно гнал его из своего сознания как нечто ужасное.

Я — Господь Бог…

Эти слова продолжали звучать в его голове, словно отвратительное звуковое сопровождение зрелища, которое продолжала воспроизводить память. Искореженные машины, разрушенные здания, пламя, раненые, залитые кровью люди. Рука, оторванная взрывом от туловища, лежащая на асфальте и безжалостно схваченная телекамерой.

Он глубоко вздохнул.

Он долго молился, прося утешения и просветления там, где обычно находил их. Потому что вера всегда служила ему утешением, отправной точкой, откуда он исходил, и конечной точкой, куда прибывал всякий раз, каков бы ни был пройденный путь.

Благодаря вере началась эта история с общиной, а благодаря результатам, достигнутым со многими ребятами, он позволил себе мечтать — о других «Радостях», других таких же домах по всей стране, где молодые люди, пристрастившиеся к наркотику, перестали бы чувствовать себя мотыльками, кружащими вокруг свечи. Сами же ребята стали в каком-то смысле его силой.

Но в то утро он ходил среди них, стараясь скрыть свою озабоченность, улыбаясь им, когда нужно, и отвечая, когда ждали ответа. Однако едва оставался один, как все снова обрушивалось на него, словно вещи, высыпающиеся из битком набитого шкафа.

Впервые за годы служения церкви он не знал, что делать.

В прошлом он уже оказался однажды в таком положении, еще когда жил в миру и не понимал, что единственное его желание в жизни — служить Богу и своим ближним. Тогда он развеял свои сомнения и тревоги, войдя в мир семинарии.

Теперь же все происходило по-другому. Он звонил кардиналу Логану без особой надежды. Будь тот в Нью-Йорке, преподобный Маккин встретился бы с ним скорее для того, чтобы получить нравственное утешение, а не разрешение, на которое — он знал — надеяться не приходилось. Ни в те сроки, ни на тех условиях, какие требовались.

Он хорошо знал железные правила, которые определяли отношения с верующими в этом вопросе. Это один из важнейших принципов веры — каждый должен быть уверен, что может прибегнуть к таинству исповеди со свободной душой и без опасения, расплачиваясь покаянием за отпущение своих грехов. Но церковь обязывала своего служителя молчать, тем самым обрекая на смерть сотни других людей, если теракты продолжатся.

— Так значит, вы и есть знаменитый отец Маккин, основатель «Радости».

Священник обернулся. Перед ним стояла высокая женщина лет сорока, темноволосая, с безупречной прической. Слишком много макияжа на лице, слишком элегантная и, наверное, слишком богатая. Она держала два бокала, очевидно, с шампанским.

Женщина не ожидала подтверждения. И вопроса не задавала, а лишь отмечала факт.

— Мне сказали, вы очень харизматичный человек и необычайно обаятельный. И не ошиблись.

Она протянула ему бокал. Огорошенный ее словами, Маккин машинально взял его и подумал, что если бы не удержал, она все равно непременно отпустила бы его, и бокал разбился бы.

— Меня зовут Сэндал Бонс, я из организационного комитета выставки.

Женщина пожала его протянутую руку, задержав ее в своей ладони чуть дольше необходимого. Священник почувствовал, что ко всем его переживаниям добавилось еще и смущение. Он отвел взгляд и посмотрел на пузырьки, поднимавшиеся со дна бокала.

— Значит, вы одна из наших благодетельниц.

Миссис Бонс попыталась прикинуться скромницей, что, однако, не очень удалось ей:

— Благодетельница, мне кажется, слишком громкое слово. Скажем так — мне нравится помогать тем, кто в этом нуждается.

Преподобный Маккин без всякого желания поднес бокал к губам и отпил глоток:

— Благодаря таким людям, как вы, «Радость» выживает.

— Благодаря таким людям, как вы, она существует.

Женщина повернулась к нему и взяла под руку.

Священник ощутил тонкий аромат духов — несомненно, очень дорогих — и услышал шелест платья.

— А теперь пойдемте посмотрим работы ваших подопечных. Мне очень много хорошего говорят о них.

Легко лавируя между гостями, миссис Бонс направилась на другой конец террасы, выходящей в сторону небольшого озера.

Кафе «Ботхауз» — престижное заведение посреди Центрального парка, связанное с городом через Ист-Драйв. Одноэтажное здание с широкими окнами по фасаду, открывающими прекрасный вид на зелень и воду. В теплое время года на террасе, окружавшей здание по периметру, размещались столики, чтобы посетители ужинали на открытом воздухе.

На этот раз какой-то комитет, название которого Маккин никак не мог запомнить, организовал тут выставку живописных, скульптурных и ремесленнических работ, созданных детьми, находившимися на попечении учреждений, подобных «Радости». Они хотели, чтобы ребята не только представили свои работы, но и пообщались с людьми, пришедшими познакомиться с их творчеством.

Когда священнику сказали о такой возможности, он поговорил с Джубили Мэнсоном и Шалимар Беннет, рассчитывая, что подобный опыт будет им только на пользу.

Шалимар — темнокожая девушка из нормальной семьи среднего класса. Ее силой оторвали от героина и от попыток покончить с собой, о чем свидетельствовали исколотые руки. Отец Маккин даже под пытками инквизиции не признался бы, что это его любимица. Ее лицо вызывало у него чувство необычайной нежности и желание защитить, а глаза девочки, казалось, излучали некий особый свет, когда он хвалил ее за какую-нибудь работу. Из самых простых и разнообразных материалов она создавала удивительные ожерелья, браслеты, серьги, в которых сочетались оригинальность и красочность.

Джубили, темнокожий семнадцатилетний мальчик, вырос в семье, где не существовало никаких правил или норм бытия и где каждый день решалась задача, как выжить. Мать — проститутка, отца убили в драке с поножовщиной. Его брат Джонас выдавал себя за рэпера под именем Айрон-7, а на самом деле возглавлял банду, которая торговала наркотиками и занималась сутенерством на свой территории. Когда мать нашла в комнате Джубили опасные таблетки, то поняла, что младший сын вот-вот пойдет по следам старшего. В один из редких моментов просветления что-то надоумило ее отвести сына в «Радость» к отцу Маккину. В тот же день она покончила с собой.

Преодолев первые трудности, Джубили освоился с жизнью в общине и вскоре проявил незаурядную склонность к занятиям живописью. Его поддержали и помогли развить способности. Теперь некоторые из самых интересных его работ, хотя еще и незрелых, но бесспорно перспективных, представили на этой выставке в Центральном парке.

Священник и его спутница подошли к мольбертам, не которых стояли три картины Джубили. В них угадывалось влияние поп-арта и Баскии,[4] но чувство цвета и оригинальность подхода позволяли увидеть несомненный талант.

Юноша стоял рядом со своими работами. Миссис Бонс задержалась возле них, желая составить свое мнение.

— А вот и наш молодой художник.

Она внимательно, не без некоторого смущения осмотрела работы:

— Ну, я не критик, а это, конечно, не Норман Рокуэлл. И все же должна сказать, что они… что они…

— Взрывоопасны?

Подсказав такое определение, преподобный Маккин подмигнул Джубили, который с трудом удержался, чтобы не рассмеяться. Миссис Бонс ответила священнику так, будто это слово прояснило ей то, что виделось не совсем отчетливо:

— Конечно. Верное определение. Взрывоопасны.

— Мы все так считаем.

Воздав должное художнику и меценатским наклонностям своей спутницы, священник почувствовал, что ее общество становится утомительным. Он увидел поблизости Джона Кортигена, беседовавшего с какими-то людьми, и посмотрел на него с отчаянной мольбой о помощи.

Его правая рука понял, в чем дело. Он расстался со своими собеседниками и направился к священнику.

Преподобный Маккин хотел попрощаться:

— Миссис Бонс…

В ответ она взглянула на него, чересчур высоко вскинув брови:

— Можете называть меня Сэндал, если хотите.

Тут на помощь пришел Джон Кортиген.