Энциклопедический словарь (Н-О) - Ф. Брокгауз

Церковь стояла в Н. очень близко к народу. Духовенство здесь было местного происхождения. С половины XII стол. архиепископы избираются вечем. Они имеют свой суд, свои доходы, свою казну, даже свой полк. Архиепископ имел и большое политическое значение, имя его ставилось в грамотах прежде других, он играет видную роль при переговорах. Он находился в зависимости от митрополита, в пользу которого взимались различные сборы. С переселением митрополитов в Москву, когда они начинают очень энергично действовать в интересах великого князя, зависимость от них становится очень тягостной для новгородцев; делается ряд неудачных попыток уничтожить ее. Монастыри в Новгородской земле были очень многочисленны и имели большое значение в деле колонизации края. Город Н. был расположен в 2 в. от истока Волхова из Ильменя и делился на стороны: Торговую (Купецкую) на вост. и Софийскую (Владычнюю) на зап. берегу. Центром был детинец (град) на Софийской стороне, где находился храм св. Софии и двор владыки, церкви и дворы; он был обнесен каменными стенами, с церквами на воротах. На Софийской стороне было три конца: Людин или Гончарский на Ю, Загородный на З, Неревский на С. Ближайшая к детинцу часть называется Околоток. На торговой стороне было два конца: Славенский на Ю и Плотницкий на С. Концы и улицы имели свое управление и собрания (кончане и уличане). В Славенском конце было Ярославово дворище, с вечевой башней, а в окрестностях торговые дворы – немецкий, готский и плесковский. Отсюда мост вел в Людин конец. Весь город (5 концов) был окружен валом и рвом, с каменными башнями (кострами), на валу был деревянный частокол (острог); во многих местах вокруг вала шли натуральные речки и озера. Особенно защищена была Торговая сторона. За валом шли посады, прилегавшие к монастырям, которые, с перерывами, окружали город. По Новгородской земле разбросаны были пригороды, составлявшие с Н. одно политическое целое. Они были центрами управления приписанной к ним территории, называвшейся волостью пригорода. Управляли пригородами посадники, назначаемые из Н. Пригороды участвовали в новгородском вече, но, вероятно, у них были и свои веча. Нередко пригороды отдавались в кормление князьям. Пригороды участвуют в ополчении. Главнейшими из пригородов были Ладога, Руса и Торжок (Новый Торг).

Новгородка – там называются новгородские серебряные деньги, выпуск которых начался в Великом Новгороде с 1420 г. На лицевой стороне изображен стоящий или впоследствии сидящий великий князь московский, «вотчинник» Новгорода, принимающий от стоящего перед ним новгородца, дары. На оборотной стороне надпись: великого Новгорода. Нормальный вес Н. 18 долей, а полушек (1/4 деньги) 41/2 д., но на самом деле большинство экземпляров их легче нормы. На полушках, на аверсе, вместо князя изображалась птица, вероятно орел. Новгородская деньга равнялась, в период самобытности Новгорода, двум деньгам московским. На московский рубль шло 100 новгородок. Н. чеканились по описанному типу до 1478 г., когда вел. кн. Иоанн III уничтожил новгородские вольности. С этого времени чеканили Н., очень недолго впрочем, с прежним типом лицевой стороны, но с легендою деньги великого князя или печать великого князя, исподарь всея Руси. Ср. гр. И. И. Толстой, «Монеты Великого. Новгорода» (СП б., 1884); Д. Н. Чудовский, «Новгородки» (Киев, 1887).

А. М – в.

Новиков Николай Иванович

Новиков (Николай Иванович) – знаменитый общественный деятель прошлого века, род. 26 апр. 1744 г. в селе Авдотьине (Бронницкого у., Московской губ.) в семье достаточного помещика, несколько лет обучался в Москве в университетской гимназии, но в 1760 г «за леность и нехождение в класс» исключен был из «французского класса». В начале 1762 г. Н. поступил на службу в измайловский полк и, как часовой у подъемного моста измайловских казарм в день воцарения Екатерины II, был произведен в унтер-офицеры. Уже во время службы своей в полку И. обнаруживал «вкус к словесным наукам» и склонность к книжному делу: издал две переводные франц. повести и сонет (1768). В 1767 г. Н. был в числе молодых людей, которым в комиссии депутатов для сочинения проекта нового уложения поручено было ведение протоколов; поручение это императрица считала делом высокой важности и предписала «к держанию протокола определить особливых дворян с способностями». Н. работал в малой комиссии о среднем роде людей, а также и в большой комиссии. Участие в работах комиссии несомненно ознакомило Н. со многими важными вопросами, выдвинутыми русскою жизнью, и с условиями русской действительности. При докладах о работах комиссии Н. сделался лично известен Екатерине. В 1768 г. Н. вышел в отставку и вслед за тем стал издавать еженедельный сатирический журнал «Трутень» (1769 – 70; 3-е изд. П. А. Ефремова, СПб., 1865). Он вступил в борьбу с господствовавшей тогда в русском обществе галломанией, которая из всей франц. просветительной философии ХVIII в. усвоила один лишь вольтеровский смех, превратив его в безразборчивое зубоскальство. Журналы Н. дают яркие изображения львов и львиц тогдашнего большого света, щеголей и щеголих, петиметров и кокеток. «Трутень» проводил мысль о несправедливости крепостного права, вооружался против злоупотреблений помещичьей властью, бичевал неправосудие, взяточничество и т. п., выступая с обличениями против очень влиятельных сфер, напр. против придворных. По вопросу и содержанию сатиры «Трутень» вступил в полемику со «Всякою Всячиною», органом самой императрицы; в. полемике этой принимали участие и др. журналы, разделившиеся на два лагеря. «Всякая Всячина» проповедовала умеренность, снисходительность к слабостям, осуждая «всякое задевание особ». «Трутень» стоял за смелые, открытые обличения. Борьба, однако, была неравная, «Трутень» сначала должен был умерять тон, совершенно отказаться от обсуждения крестьянского вопроса, а затем и совсем прекратился, не по воле издателя. В 1772 г. Н. выступил с новым сатирическим журналом – «Живописцем», лучшим периодическим изданием прошлого века (семь изданий, в том числе два в текущем столетии; последнее издание П. А. Ефремова, СПб., 1864). Такой успех журнала сам Н. объяснял тем, что он пришелся по вкусу мещан, ибо – добавлял он – у нас те только книги четвертыми и пятыми изданиями печатаются, которые этим простосердечным людям, по незнанию ими чужестранных языков, нравятся. «Живописец» проводил те же идеи, что и «Трутень»: в ряде статей, из которых одни принадлежали И. П. Тургеневу, другие приписывались Радищеву, он сильно и горячо ратовал против крепостного права. Скоро «Живописец» вынужден был изменить тон, заменив живую сатиру на современные нравы серьезными статьями отвлеченного содержания, а затем и совершенно прекратился (1773). Новая попытка в том же направлении была сделана Н. по более узкой программе: в 1774 г. он стал издавать «Кошелек» (переиздан А. Н. Афанасьевым в 1856 г.), журнал специально направленный против галломании. Его нападки против нравов светского общества возбудили сильное неудовольствие в придворных сферах, и журнал прекратился на девятом нумере, при чем издатель, как гласит предание; подвергся и личным преследованиям.. Противовес модному франц. воспитанию Н. пытался найти в добродетелях предков, в нравственной высоте и силе старых русских начал. Вот почему Н. одновременно с сатирическими журналами выпустил целый ряд исторических изданий, которые должны были содействовать укреплению национального самосознания и дать «начертание нравов и обычаев наших предков», чтобы мы познали «великость духа их, украшенного простотою». Таковы: "Древняя Российская Вивлиофика, или собрание разных древних сочинений, яко то: Российские посольства в другие государства, редкие грамоты, описания свадебных. обрядов и других исторических и географических достопамятностей, и многие сочинения древних Российских стихотворцев (издание ежемесячное, 1773 – 75; 2 изд. 1788 – 91; нов. изд. Мышкин, 1894); «Древняя Poccийская Идрография» (т. 1, 1773; описание моск. государства, составленное при Феодоре Алексеевиче); «Повествователь древностей Российских или собрание достопамятных записок по Истории и Географии Российской» (ч. 1, 1776; материалы из него вошли потом во 2-е изд. Вивлиофики); «История о невинном заточении боярина А. С. Матвеева» (М., 1776; 2-е изд., 1795); «Скифская история из разных иностранных историков, паче же из. Российских верных историй и повестей, от Андрея Лызлова прилежными трудами сложенная и написанная лета 1692» (1776; 2-е изд, М., 1787; как и «идрография», издана с целью обличения несправедливого мнения тех людей, которые думали и писали, что до времени Петра Россия не имела никаких. книг, кроме церковных). Н. знал о необходимости в издании исторических памятников палеографической точности, свода разноречий, составлении алфавитных указателей и т. п., иногда прилагал эти приемы при пользовании несколькими списками (напр. Идрографии); но его издание актов и летописей, напеч. в «Вивлиофике», и в свое время признавалось неисправным. Это, однако, не умаляет исторического значения «Вивлиофики», поныне представляющего значительный научный интерес. Материал для своих изданий памятников старины Н. черпал из древлехранилищ частных, церковных, а также государственных, доступ к которым разрешен П. императрицею в 1773 г. Н. и сам составил себе собрание рукописей исторического содержания. Много материалов доставляли ему Миллер, кн. Щербатов, Бантыш-Каменский и др., а равно и Екатерина II, поддержавшая издание «Вивлиофики» щедрыми субсидиями. Отношения императрицы к Н. за этот период его деятельности, несомненно, отличались благосклонностью. По мнению А. И. Незеленова, на Н. подействовала мысль «Всякой Всячины», что лучше исправлять нравы изображением добрых примеров, чем сатирою, – отсюда его исторические издания; императрица, в свою очередь, в своих комедиях начала бичевать (хотя и слабее «Трутня») галломанию и жестокое обращение с крепостными и, до известной степени, прониклась любовью к русской старине. В своих взглядах на русскую старину Н. не всегда отличался устойчивостью. Древние российские государи, по его словам, «яко бы предчувствовали, что введением в Россию наук и художеств наидрагоценнейшее российское сокровище – нравы погубятся безвозвратно»; но вместе с тем он – ревностный приверженец просвещения, почитатель Петра Вел. и тех людей, именно писателей, труды которых на пользу русского просвещения он любовно заносить в свой «Опыт исторического словаря о российских писателях»; появившийся в 1772 г. Исход из этих колебаний и противоречий Н. нашел в масонстве. Первые связи Н. с масонством начались в Петербурге. Друзья еще в 1775 г. зазывали его в масонство, но Н. долго колебался, не желая связывать себя клятвою, предмет которой ему был неизвестен. Масоны, очевидно, очень дорожили вступлением Н., так как, вопреки своим правилам, сообщили ему содержание первых трех «степеней» до вступления его в ложу. Н., однако, не был удовлетворен елагинскою системою, в которую он. вступил, и только позже он нашел «истинное» масонство в системе Рейхеля, в которой «было все обращено на нравственность и самопознание». В 1777 г. Н. выпустил 22 №№ «Санкт-петербургских Ученых Ведомостей» (2 изд. А. Н. Неустроева, СПб., 1873), выходивших еженедельно и примыкавших еще к первому периоду его деятельности. Это был журнал ученой и литературной критики, поставивший себе целью с одной стороны сблизить русскую литературу и науку с ученым миром Запада, с другой – выставлять заслуги отечественных писателей, особенно исторических. Нравоучительный элемент в «Ведомостях» весьма слаб, но он становится господствующим в «Утреннем Свете» (1777 – 80), ежемесячном журнале, который Н., прекратив «Ведомости», стал издавать с сентября 1777 г., сначала в Петербурге, а с апреля 1779 г. – в Москве. Здесь явились «Нощи» Юнга, «Мнения» Паскаля, но главным образом переводы из немецких писателей, моралистов, пиетистов и мистиков. «Утренний Свет» издавался Н. при содействии целого кружка единомышленников, в числе которых были М. Н. Муравьев и И. П. Тургенев, и притом с целями благотворительными: весь доход с издания предназначался на устройство и содержание в Петербурге первоначальных народных училищ. В этом сказались уже две основные черты позднейшей деятельности Н.: уменье организовать общественную самодеятельность и стремление работать на пользу просвещения. Обращение к подписчикам журнала, с приглашением содействовать образованию училищ, вызвало обильный приток пожертвований. Уже в ноябри 1777 года Н. открыто было училище при црк. Владимирской Божией Матери на 30 или 40 чел., с пансионерами и приходящими учениками, платными и даровыми, впоследствии названное Екатерининским. В следующем году было открыто второе училище (Александровское, при црк. Благовещения на Васильевском острове). Оба эти училища существовали еще в 1782 г. (в пользу их издавались, следовавшие за «Утренним Светом», «Московское Издание» и «Вечерняя Заря»); дальнейшая судьба их неизвестна. В 1779 г. Херасков, который был куратором моск. унив. и также масоном, предложил Н. взять в аренду университетскую типографию и издание «Московских Ведомостей». Н. переехал в Москву, и здесь начинается третий и наиболее блестящий период его деятельности. В Москве Н. встретил кружок масонов, людей, преданных тем же интересам нравственности и самопознания (В. И. Лопухин, С. И. Гамалея, И. Е. Шварц, кн. Трубецкой и Черкасскийй, И. П. Тургенев, несколько профессоров университета, княгиня В. А. Трубецкая). В этом кружке теоретическая мысль Н. окончательно окунулась в масонство, не остановившись и перед розенкрейцерством с его алхимическими бреднями. Но этот мистический туман не остановил и не помешал просветительной деятельности Н., нашедшей большую опору в И. Е. Шварце, с которым Н. "сделался на всю жизнь, до самой смерти Шварца, неразлучным. Быстро приведя в порядок и значительно расширив университетскую типографию, Н. менее чем в три года напечатал в ней больше книг, чем сколько вышло из нее в 24 года ее существования до поступления в руки Н. Наряду с издательством книг, Н. поднял и значение «Московских Ведомостей», к которым стал прилагать прибавления разнообразного содержания; число подписчиков увеличилось всемеро (с 600 до 4000). В 1781 г. Н. издавал продолжение «Утреннего Света», под названием «Московского ежемесячного издания»; затем следовали в 1782 г. «Вечерняя Заря», в 1784 – 85 гг. «Покоящийся Трудолюбец», в котором Н. возобновил свою борьбу с крепостным правом. Своей издательской деятельностью он хотел создать достаточно обильный и легко доступный запас полезного и занимательного чтения для обширного круга читателей, вовсе не ограничиваясь пропагандой своих мистических воззрений. На 448 названий книг, изданных Н., насчитывается 290 книг светского содержании, и затем значительное число книг духовного содержания, не касающихся масонства. Считая книгопечатание «наивеличайшим из всех изобретений» и общественную самодеятельность надежнейшим орудием к распространению просвещения, Н. еще в «Живописце» 1773 г. высказал мысль об учреждении Общества, старающегося о напечатании книг. Мысль эта, восполненная идеею Шварца о подготовлении, при посредстве университетских сил, надежных учителей, была осуществлена в «Дружеском Ученом Обществе», которое затем слилось с типографическою компанией, учрежденной в 1784 г. со складочным капиталом в 57500 р. в с поступившим от Н. запасом книг на 320000 р. по продажной цене. Ежегодный доход компании превышали. 40000 р., достигая в иные годы 80000 р.; после закрытия компании в 1791 г., не смотря на обширный сбыт изданных ею книг, их оставалось еще без малого на 700000 р., не считая 16856 книг сожженных (как зловредные), и 7158 книг, переданных в университет и заиконоспасскую акд. С целью удешевления книг Н. вступил в сношения со всеми существовавшими тогда книжными лавками, заводил комиссионеров, отпускал книгопродавцам на льготных условиях товар в кредит, иногда десятками тысяч экземпляров, устраивал книжную торговлю не только в провинциальных городах, но даже и в деревнях. В Москве, где до тех пор существовали только две книжных лавки, с оборотом в 10000 р., при Н. и под его влиянием число их возросло до 20, и книг продавали они ежегодно тысяч на двести. Он же учредил в Москве первую библиотеку для чтения. В обществе, где даже звание писателя считалось постыдным, надобно было иметь не малую долю решимости, чтобы стать типографщиком и книжным торговцем и видеть в этих занятиях свое патриотическое призвание. Люди близкие к тому времени и к самому Н. утверждали, что он не распространил, а создал у нас любовь к наукам и охоту к чтению. Сквозь вызванную им усиленную работу переводчиков, сочинителей, типографий, книжных лавок, книг, журналов и возбужденные ими толки, стало, по замечанию В. О. Ключевского, пробиваться то, с чем еще незнакомо было русское просвещенное общество: общественное мнение. Наряду с книгоиздательскими предприятиями Н. шла и педагогическо-благотворительная деятельность его кружка. Последняя достигла наибольшего развития в голодный 1787 г., когда Н. в широких размерах оказывал помощь голодающим. Средства к этому доставил гвардейский офицер Григорий Максимович Походяшин, сын верхотурского ямщика и уральского горнозаводчика, который отдал в распоряжение Н. все свое громадное состояние и, умирая в бедности, услаждал свои последние минуты тем, что с умилением смотрел на портрет Н., указавшего ему истинный путь жизни. Стремясь и умея соединять людей для совместного труда, И. пробудил самостоятельность русского общества. В этом был источник его успеха; но в этом же, по условиям времени, была и причина его гибели. Деятельность Н. была в полном расцвете, когда над ним собиралась уже гроза. Прежде всего заявила к нему претензию (в 1784 г.) комиссия народных училищ за перепечатку некоторых учебников, ею изданных. Н. делал это по распоряжению московского главнокомандующего Чернышева и не для прибыли, а для того, чтобы в продажи было достаточно учебных книг по дешевой цене; но Чернышев тем временем умер, и Н. пришлось выдать комиссии вознаграждение. Напечатанная Н. «ругательная» история Иезуитов, которым покровительствовала императрица, была запрещена. В 1785 г. было повелено составить изданиям Н. опись и передать их на рассмотрение московского apxиеп. Платона, который должен был также испытать в вере самого Н. В своем донесении (янв. 1786 г.) apxиеп. Платон разделил издания Н. на три разряда: одни он считал весьма полезными при бедности нашей литературы; других, мистических, он, по его словам, не понимал; третьи, составленные франц. энциклопедистами, он считал зловредными. О вере Н. Платон писал: "молю всещедрого Бога, чтобы во всем мире был христиане таковые, как Н. В марте 1786 г. Н. была вновь разрешена торговля книгами, но часть их была опечатана. Отзыв Платона не рассеял недоверия Екатерины к Н. Еще задолго до истечения срока контракта Н. на аренду университетской типографии императрица не один раз повторяла распоряжение, чтобы типографию больше Н. не отдавать. Потеря университетской типографии (1789) была для Н. весьма чувствительна, хотя в распоряжении его и остались типографии компании. В 1790 г. в Москву назначен был главнокомандующим кн. Прозоровский, человек невежественный, подозрительный, жестокий, выдвигавшийся угодничеством. Он посылал на Н. доносы, вызвавшие отправление в Москву гр. Безбородко для производства негласного дознания; но Безбородко не нашел никаких поводов к преследованию Н. В 1791 г. Н. должен был, однако, прекратить существование типографической компании. В апреле 1792 г. Прозоровскому послан был указ расследовать, не печатает ли Н., в противность закону, книг церковной печати. Прозоровский послал для ареста Н., который серьезно больной жил в Авдотьине, гусарскую команду, так перепугавшую детей Н. что они всю жизнь после того страдали нервными припадками. Не находя доказательств против Н., Прозоровский просил о присылке знаменитого следователя того времени, Шешковского, и представлял о неудобствах передачи дела Н. обыкновенному суду. Еще до окончания следствия императрица указом от 10 мая 1792 г. повелела тайно перевезти Н. в Шлиссельбургскую крепость, где новые допросы делал ему Шешковский. Наконец, 1 августа 1792 г. императрица подписала указ о заключении Н. в Шлиссельбургскую крепость на 16 лет. В указе говорилось, что и это решение было смягчением «нещадной» казни (т. е. смертной), которой он подлежал бы по силе законов за свои «обнаруженные и собственно им признанные преступления», «хотя он и не открыл еще сокровенных своих замыслов». Из напеч. во II т. «Сборника Историч. Общества» вопросных пунктов, какие поставлены были Н., и его ответов видно, что Н. обвинялся в «гнусном расколе», в корыстных обманах, в деятельности масонской (что не было запрещено ни раньше, ни после), в сношениях с герц. брауншвейгским и др. иностранцами (сношения эти касались исключительно масонства и никакого политического значения не имели), в сношениях с вел. кн. Павлом Петровичем (сношения масонов с великим князем ограничились поднесением ему нескольких книг, который он сам пожелал иметь). Все эти обвинения указ 1 августа относить не к одному Н., а ко всем его соучастникаммасонам; пострадал же один только Н. хотя он даже не считался главою московских масонов. Собственно против одного Н. выставлено было обвинение в нарушении данной им в 1786 г. подписки не торговать книгами, признанными зловредными; но в этом не было «государственного» преступления, да и не менее виноваты были книгопродавцы, знавшие, что берут у Н. запрещенные книги и даже сами их у него выпрашивали. Даже кн. Прозоровский был поражен исходом дела Н.: «я не понимаю конца сего дела, – писал он Шешковскому: как ближайшие сообщники, если он преступник, то и те преступники». Еще Карамзин, выразивший сочувствие к судьбе Н. в своей оде к Милости, искал причины осуждения Н. не в официально выставленных против него обвинениях и, между прочим, на первом месте поставил раздачу Н. хлеба голодающим, которая казалась подозрительной, так как не знали источника затраченных им при этом средств. Всего вероятнее, что Н. пострадал за всю свою, слишком, по тогдашним понятиям, самостоятельную общественную деятельность. Четыре с половиною года провел Н. в крепости, терпя крайнюю нужду в самом необходимом, даже в лекарствах, хотя заключено его самоотверженно разделял д-р Багрянский. Имп. Павел I в первый же день своего царствования освободил Н. Н. был взят в крепость еще в полном развитии его сил и энергии, а вышел оттуда «дряхл, стар, согбен». Он вынужден был отказаться от всякой общественной деятельности и до самой своей смерти (31 июля 1818) прожил почти безвыездно в своем Авдотьине, заботясь лишь о нуждах своих крестьян, об их просвещении и т. п. В Авдотьине до сих пор сохранилась благодарная о нем память. (ср. об этом ст. Ярцева в «Историч. Вестн.», 1894 г., №11). Ср. Лонгинов, «Н. и моск. мартинисты» (М., 1867); Незеленов, «Ник. Ив. Н., издатель журналов 1769 – 85 гг.» (СПб., 1875); его же, «Н. в Шлиссельбургской крепости» («историч. Вестн.», 1882 г., №12); ст. Якушкина в сборнике общества любителей российской словесности «Почин» на 1895 г. (М., 1895); Ключевский, «Воспоминание П. и его времени» («Русская Мысль», 1895 г., № 1); "Пыпин, «Времена Екатерины II» («Вестн. Европы», 1895 г., № 7). В. Н. Сторожев в «Книговедении».