Гусариум (сборник) - Вячеслав Дыкин

Данила Калинин поместился в середине первой лодки и нашел там себе какого-то собеседника. Я же принужден был довольствоваться собственным обществом – даже Ванечка Савельев не проявлял ко мне любопытства. Моряки всячески показывали, что я на «Бешеном корыте» чужой и взят в плавание ради курьеза, а то и развлечения – как старые барыни берут с собой в карету мосек, арапчат и попугаев. Кто-то даже произнес у меня за спиной довольно внятно:

– Из гусара матрос, что из гнилого фала новый трос…

Тихий смешок пробежал по лодке и стих.

Я не стал задираться, потому что знал – когда настанет время переведаться с врагом, моя сабля будет куда как пошустрее их кортиков. Да и стрелок я неплохой. К тому же возмущение мое было бы на руку Бахтину – он так начнет унимать своих матросов, приказывая им не трогать убогого, что впору будет звать его на поединок.

Негромкие разговоры и мерный плеск вёсел наконец заворожили меня, всякие помышления исчезли из головы моей, и я невольно задремал. Часа этак через три я услышал голос Бахтина, отдававшего команды. «Бешеное корыто» сворачивало в старицу. Я, предчувствуя бурные и странные события, усилием воли прогнал сон.

«Бешеное корыто» уже прошло по старице куда более двухсот сажен – и ничего не произошло.

– Ну что, Калинин? Где твои зеленые черти? – спросил Бахтин. – Лодочникам спьяну померещились, а ты, разумный человек, в купеческом звании…

Тут что-то крепко ударило в борт «Бешеного корыта», и лодка встала. От неожиданности я полетел на канонира, а гребцы сбились.

Бахтин прикрикнул на свою команду, весла разом вознеслись и ударили по темной воде. Они могли бы так ударять до второго пришествия – лодка не продвигалась ни на шаг.

– Нет, братцы, это не коряга, – сказал озадаченный Иванов. – Корягу мы бы и не заметили.

– И не мель – откуда бы тут мели взяться? – добавил Никольский. – Что скажешь, Бахтин?

– Похоже на подводные цепи или рогатки, – молвил капитан-лейтенант. – Ну-ка, Кочетов, потычь там веслом в воду!

Матрос вытащил из уключины длинное весло и, нелюбезно отстранив меня, встал на носу и выполнил приказание. Но ткнул он всего дважды. Весло вырвалось из его рук и, пролетев по воздуху сажен с десяток, плюхнулось на воду.

– Кочетов, свистать тебя в сорок дудок полковым строем! – закричал Никольский.

– Это не я, господин мичман! – воскликнул перепуганный матрос. – Оно само!

– Назад, господин капитан, назад скорее! Не то вылезет, за нас примется! – заголосил купец. – Оно это, вот те крест, – оно!

– У меня – приказ, и я обязан его выполнить, – отрубил Бахтин. – Что бы там на дне ни торчало!

Громкое бульканье, как если бы со дна пошли большие пузыри, было ему ответом. В лодке притихли, а бульканье это всё более делалось похожим на смех.

Бахтин перебежал на нос, ему подали другое весло, и он самолично стал тыкать туда, где, по его мнению, была незримая препона. Канонир, высоко подняв фонарь, светил ему. И на сей раз вышло то же: дважды ткнул, а на третий раз весло вырвалось из рук, но не просто улетело в другую сторону, а еще и замерло в воздухе.

В неярком фонарном свете я увидел то, о чем толковал мне мой Васька: за лопасть держалась крупная зеленая лапа.

Но Бахтин не успел ее разглядеть – он, резко повернувшись к канониру, приказывал заряжать единорог, чтобы пальнуть в воду.

– Стойте, Бахтин! – закричал я, хватая его за руку.

– Пустите, Бушуев!

– Нельзя туда стрелять!

– На этом корыте капитан покамест я!

– После выстрела от корыта останутся одни щепки!

– Бушуев, уйдите с носа, – ледяным голосом и с ледяной злостью во взоре, приказал Бахтин. – Вот только еще отставные гусары не учили меня, как проводить судно через дурацкую протоку! Меня, капитан-лейтенанта шхерного флота!

– Вы, Бахтин, в шхерном флоте всего-то три года! Как вернулись с матросами никому более не нужной сенявинской эскадры, что чуть не год без дела в Портсмуте простояла, – так с горя в шхерный флот подались! – отвечал я. И это была чистая правда – я случайно слышал разговор между Никольским и Ивановым, хотя менее всего желал пускать полученные сведения в ход.

– Бушуев, за такие слова следует отвечать как положено офицеру!

– Разве я солгал?

Положение мое было самое отчаянное. Я и сам себе не верил – зеленая лапа могла ведь и померещиться. Однако странные полеты обоих вёсел над водой доказывали – есть некая сила, не желающая нашего присутствия в старице. Называть эту силу чертом вслух я не мог – поднялась бы такая паника, что приказ фон Моллера наверняка бы остался невыполненным. А иначе объяснить свою просьбу отказаться от выстрела я никак не мог.

Бахтин, сдается, очень хотел зарядить единорог моей головой, но сдержался.

– Бушуев, я вас прошу перейти на другую лодку, – сказал он строго.

– Как угодно. Однако я возьму с собой Калинина – вы можете рисковать жизнью матросов своих, сколько вам угодно, он же человек не военный. Велите подойти другой лодке, – отвечал я хладнокровно. – Калинин, поднимайся!

Вторая канонерская лодка вышла из строя и прошла вперед, чтобы стать борт о борт с «Бешеным корытом». Но ей это не удалось – та же подводная сила удержала ее на таком расстоянии, что человек с поврежденным коленом не смог бы перепрыгнуть, и все усилия гребцов оказались тщетны.

Я прилагал все старания, чтобы не поворачиваться к Бахтину и не видеть его лица. Если бы я сам оказался в таком нелепом положении, то всякий, меня в тот миг с любопытством разглядывающий, сделался бы моим смертным врагом. Пройдя на середину лодки, я как умел ободрил Калинина.

– Не бойся, читай «Отче наш», – сказал я ему. – Авось да пронесет.

– Это водяные черти, – отвечал он мне. – Латыши полагают, будто вода кишмя кишит нечистью, и теперь я вижу, что это так.

– А знаешь ли ты, как от местной нечисти откреститься?

– Откуда мне знать? Вот кабы на лодках был хоть один проводник-латыш!

Я развел руками – эту беду можно было бы предотвратить, кабы не упрямство Бахтина. Он раздобыл карту Лифляндии, пренагло выдернув ее из атласа, изданного графом фон Меллином лет пятнадцать назад. Карта была весьма подробная, и он полагал с ее помощью преспокойно дойти по Курляндской Ае до Митавы, рассудив, что советы местных жителей не потребуются – гребные суда-де не зависят от утренних и вечерних ветров, а осадка у них, даже полностью загруженных, невелика, где проскакивают рыбачьи лодчонки, там пройдет и канонерская лодка.

Возможно, если бы он вовремя забеспокоился, ему удалось бы изловить и уговорить несколько латышей-перевозчиков принять участие в экспедиции – не все же они отчаянно боятся подводной нечистой силы. Но самый их страх и бегство из порта свидетельствовали, что средства против нее они не ведают.

Вообразите себе колонну канонерских лодок в потемках, каждая – длиной в десять сажен, и нагружена так, что вода едва ль не достигает уключин. Колонна эта несколько сбилась и встала, поскольку непонятно, что делается впереди. Ширина протоки – не более сотни сажен, место для маневра как будто и есть, но если возникнет суматоха – разворачиваться и удирать лодкам будет мудрено, ибо их тут полтора десятка. А на головной лодке, на «Бешеном корыте», идет бурный теологический спор о нечистой силе!

Спор, собственно, шел в двух местах – посередке мы с Калининым тихонько пререкались, на носу же буянил Бахтин. Иванов с трудом его сдерживал, а Никольский, объявив «Кто в море не бывал, тот досыта богу не маливался», неожиданно для меня принялся читать напамять псалом, дай бог памяти… «Да воскреснет Бог и расточатся врази его» – именно этот…

Врази, то бишь враги, сидели себе под водой и, возможно, псалма не слышали. Когда Бахтин всё же переспорил Иванова и вновь приказал грести, «Бешеному корыту» удалось несколько продвинуться, но вновь тяжкий удар остановил лодку.

– Послушай, Бахтин, что бы там ни было, а приказ превыше всего. Умнее всего повернуть назад и догнать наших в открытом море, – сказал Иванов. – Потом уж будут разбираться, отчего это вышло. Хуже, если мы так и застрянем здесь, наподобие рака на мели, и не примем участия в атаке. Мало того что мы ослабим флотилию, так еще и собьем с толку адмирала – решив, что у нас вышла стычка с прорвавшимся к протоке неприятелем и кончилась она для нас прескверно, он пошлет товарищей наших гоняться за французами, коих поблизости нет и, бог даст, не будет. Из-за твоего упрямства будет потеряно драгоценное время.

– Черт с тобой, поворачиваем, – сказал угрюмый Бахтин.

От лодки к лодке понеслась команда, но проку вышло мало – нечистая сила, словно издеваясь над «Бешеным корытом», не позволила ему совершить маневра, равным образом и вторая бахтинская лодка развернулась носом к черневшему берегу, да так и застряла.

– Не надо было мне с вами ехать, – сказал Калинин. – Из-за меня черти злобствуют. Я-то попробовал в протоку войти, да при первых признаках, что в ней неладно, отступил. А они, поди, на мои мешки с медью зарились.