Смерть по расчету - Алексей Макеев

ведь было правдой, я украла деньги у собственного отца, лишила маму шанса стать здоровой, жить нормальной жизнью. Я не знаю кто, бог, вселенная или высший разум, вмешался в мою судьбу, но за этот поступок я была жестоко наказана. Каждый день я просыпалась с мыслью, что украла у своей матери здоровье, у своего отца спокойную жизнь, а заснуть не могла, долгие часы лежала и мечтала о смерти, ведь я испортила свою и чужие жизни. Деньги исчезли, на мои вопросы про лечение за границей Георгий не отвечал. Я будто потеряла себя, жизнь превратилась в ад. Я ждала его звонков и приездов как преданная собака, но, когда была рядом, внутренне выла от его холода и неприступности, дома металась от ужаса, что отец все узнает, и мучилась от чувства вины перед мамой, которой становилось все хуже. Я не выдержала, сломалась… Сбежала из дома, чтобы не видеть отца, чтобы не смотреть в глаза маме, перевелась на очное отделение и переехала в столицу буквально за пару месяцев до получения диплома. Там я училась кое-как, целыми днями гипнотизировала телефон, ждала звонка Георгия. Прибегала по первому его слову, готова была на любые его требования; а он издевался надо мной, унижал. Даже как женщина я его уже не интересовала, ему просто нравилась власть надо мной. Он разрешал убираться в его квартире и готовить, ни разу не сказал спасибо, не предложил помощь, сразу после окончания домашних дел выталкивал меня с вещами за дверь. Но я так была счастлива служить ему, он казался мне гением, богом, который снисходит до меня. Про деньги я и не спрашивала, он больше не таял на глазах, со здоровьем стало явно лучше, а на мои вопросы он бы все равно не ответил.

В Ярославль я старалась не приезжать, слишком тяжело мне было общаться с родителями. Однажды все-таки пришлось, отец велел мне обязательно приехать, так как они на окончание университета приготовили мне сюрприз – дарственную на собственную квартиру в Москве. Георгий тогда уехал в командировку в Сибирь на неделю. Без него он не разрешал появляться в его квартире, так что я решилась навестить маму. Взяла ключи от новой квартиры и документы из рук родителей, но даже не смогла выдавить слова благодарности. Мне было безумно стыдно, что они, жертвуя здоровьем и своими интересами, пытаются улучшить мою жизнь. У отца было такое разочарованное лицо, что я не прыгаю от радости и взяла подарок словно это какая-то безделушка. Но от постоянных страданий и боли я стала словно замороженная.

А на обратной дороге на вокзал меня ждал еще один сюрприз, уже неприятный: я увидела в кафе через витрину Георгия. С ним была девушка, не очень красивая, в огромных нелепых очках. Она так влюбленно на него смотрела, ловила каждое его слово, а он улыбался ей и нежно поправлял прядку волос возле уха. От увиденного я задохнулась, меня словно насадили на огромный раскаленный гвоздь, было бесконечно больно, это стало выше моих сил. Не помню, как добралась до дома, все было как в тумане, чтобы избавиться от жуткой раздирающей боли внутри, я выпила все таблетки, что нашла в квартире. Смерть мне казалась тогда избавлением, отдыхом от мучений, которые я сама для себя устроила. Очнулась уже в реанимации. Соседка по квартире пришла не вовремя и вызвала «Скорую». Меня вернули к жизни, но душа будто застряла между двух миров. Я была словно мертвая, механическая оболочка. Георгий ни разу не пришел в больницу, не спросил, почему я так сделала. Я не стала говорить ему о той встрече в Ярославле, что я видела его с девушкой в очках. Все осталось по-прежнему, мне можно было приходить и убираться в его квартире, готовить ему еду. Во время одной из уборок стеллаж качнулся, и одна из книг упала прямо на меня, в обложке из-под стихов Есенина была толстая тетрадь с записями. Я не убрала ее в сторону, потому что там было мое имя. Стояли даты, цифры и имена девушек. Всего их было четыре, и две записи отличались. У каждого имени были три пометки – две даты и просто большая цифра, всегда это было несколько миллионов. Лишь рядом с моим именем и именем Светлана не было второй даты; первую дату рядом с моим именем я вспомнила, она обозначала тот день, когда я украла деньги из банковской ячейки моего отца, а сумма со множеством нулей, видимо – сколько денег там было. Я ничего не сказала Георгию, не задавала вопросов. Но каждый раз, когда я убиралась, если он выходил из комнаты, я доставала эту тетрадь, открывала страницу и снова просматривала эти записи. Они до сих пор стоят у меня перед глазами, каждая строчка, каждая цифра и буква. А через неделю напротив имени Светланы появилась вторая дата. Это была дата ее гибели. Он ведь убивал их, и я тоже должна была умереть, но из-за случайности, из-за денег отца он испугался от меня избавиться. Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы догадаться, понять, что я просто глупая муха в паутине, а не самоотверженная служительница великого ученого, которая спасла его от смерти. Но мне так было страшно от этой мысли, даже когда уже все было ясно. Соседка привезла из дома гостинцы, а банки ее мама завернула в газету, где была фотография этой девушки из кафе; девушку в очках звали Светлана и в газете писали о ее самоубийстве. Я все понимала, но молчала, только еще сильнее замкнулась в себе. Я боялась, что Георгий меня убьет, если расскажу о своих догадках. Имена в дневнике прибавлялись, появлялись новые даты и цифры. Надо было пойти в полицию, но я думала, что мне никто не поверит. Взять дневник я боялась, да я всего боялась – дергалась от каждого звука. Из-за моего состояния пришлось уйти с работы. Мне казалось, что Георгий знает о том, что я нашла дневник, и просто ждет удобного момента для убийства.

А потом в моей жизни появился Артем, из ниоткуда вот так возник и стал вытаскивать меня из скорлупы, в которой я пряталась. Он упрямо меня добивался, постепенно возвращал меня к жизни, делал все ради мой улыбки. И я стала оттаивать, как будто лед на реке после долгой зимы вдруг покрылся трещинами и в глубине зашевелилось что-то живое, теплое. Мне стало понятно, что пора освобождаться из этой жуткой тюрьмы, куда я себя загнала. Я должна была спасти