Путешествие к вратам мудрости - Джон Бойн

Слезы набухали в его глазах, он ладонью утер их, и я погладил его по руке.

– Все хорошо, – сказал он. – Ты очень добр ко мне. Я никогда и ни с кем об этом не говорил, а, наверное, надо было. Шрамы даны мне в наказание, так вот. Каждый год на мой день рождения отец одаривает меня новой отметиной.

– Наказание? За что? – нахмурился я. – Что ты такого натворил?

– Я убил свою мать.

Я молчал, уверенный, что причина в чем-то другом. В этом мальчике не прижился бы дух насилия.

– Ты ведь сказал Святому Фанилу, что твоя мать умерла при родах.

– Верно.

– Ты не можешь винить себя за это.

– Мой отец может, – сказал он. – Каждый год в день моего рождения он усаживал меня у очага, раскалял стальной прут и тыкал им мне в лицо и куда придется, взыскивая с меня за причиненную ему потерю. Для того, говорил он, чтобы я ощутил капельку боли, с которой он живет каждый день. – Гервеш встал и, развязав накидку, спустил ее до талии. На груди было еще больше страшных ожогов, а еще больше я увидел на спине, когда он повернулся. Одни были крупными, другие помельче. Казалось, их наносили беспорядочно, наугад, но тело Гервеша уродовали многие годы, и гладкая кожа, свойственная мальчику его возраста, едва проглядывала под нагромождением рубцов.

– Чудовищно, – сказал я, припомнив, как его растревожила вонь горящей плоти. Очевидно, мерзкий запах напомнил ему о страшных минутах его детства.

– Да только в этом году я решил, что больше не позволю ему жечь меня. Я подумывал убить его, но понял, что не способен на столь гнусный поступок. И тогда я сбежал.

– Значит, его не убили бунтовщики, как ты говорил раньше?

– Нет. – Гервеш помотал головой. – Простите меня за то, что я соврал.

– Ты прощен. Думаешь, он выследит тебя? Знавал я отцов, что жутко обижались на покинувших их детей.

– Нет, – ответил он. – Он из года в год гнал меня прочь из дома, но я был слишком мал, и мне не хватало уверенности в себе, а без этого как бы я выжил в большом мире. Отец, да будет проклято имя его во веки веков, только обрадуется моему исчезновению.

– Ты не буддист, я прав? – спросил я. – И даже не непалец?

– Я жил на востоке, далеко от Непала, – ответил он. – Шел несколько месяцев, добираясь сюда, искал еду где только можно. Попрошайничал по необходимости. Чаще воровал. Наконец заблудился и уже не понимал, где нахожусь, а когда увидел храм, возвышающийся над деревьями в долине, мне почудилось, что он зовет меня к себе.

– Обращаться с сыном столь жестоко противоестественно для мужчины, – сказал я. – Я тоже не был желанным сыном, но отец бил меня редко, хотя и был склонен к насилию. Ты не должен отрезать себя от мира, Гервеш, – добавил я. – Да, здесь царит великий покой, но ты молод, и твоя жизнь только начинается. Не состарься здесь только потому, что ты боишься внешнего мира, не зная, что он уготовил для тебя.

– Но ведь ты живешь именно так, разве нет? – спросил мальчик.

– Сейчас да, – ответил я. – Но это не навсегда. Настанет день, когда мое время здесь закончится.

– И куда ты отправишься?

Я думал об этом. Кроме Святого Утжеша, я никому не раскрывал причин, побудивших меня искать убежища в монастыре, но что-то в мальчике подсказывало: ему я могу довериться.

– У меня был двоюродный брат, – начал я. – Во всяком случае, я относился к нему как к двоюродному брату. Мы вместе росли, и я его очень любил. Друг для друга мы были защитой и опорой. Но он совершил предательство, которое я не могу простить, ибо оно привело к смерти моей жены и сына. Однажды я найду его и убью. Я мог бы это сделать тотчас, но решил подождать, пока не обрету, хотя бы отчасти, внутренний покой, а он, мой кузен, не возомнит себя избежавшим наказания за свои преступления. И пока такой день не наступит, я останусь здесь, но кузен станет моей добычей, а я львом, что подкрадывается к дикому зверю, заманивает его в ловушку, а затем неторопливо расправляется с ним. Когда я найду моего кузена, смерть его не будет быстрой. Она явится роковым возмездием, но не хладнокровной местью.

– И когда же придет этот день? – спросил мальчик, и по выражению его лица я понял, что он не хочет, чтобы я покидал монастырь. Мы прониклись друг к другу теплыми чувствами, схожими с теми, что могут испытывать дядя и племянник, и, вероятно, Гервешу не нравилась мысль, что он останется здесь наедине с компанией стареющих монахов.

– Скоро, – ответил я. Хотя безмятежность и покой Сваямбунатха и снизошли на меня, я начинал сознавать, что не стоит откладывать поиски на чересчур долгое время. – Но не совсем скоро.

Индонезия

907 г. от Р. Х.

Нам все еще оставалось несколько недель до завершения работ над статуей Шивы, что украсит вход в храм Прамбанан[74], когда во двор, где стояла статуя, явился монах Фалан и, высмотрев меня среди мастеров, велел следовать за ним в контору. Таким взволнованным я никогда его не видел, и пока мы шли по коридорам и взбирались по лестницам впопыхах, я пытался угадать, что же Фалана до такой степени расстроило.

– Садись, – приказал Фалан, указывая на стул напротив него, и, сняв стопку свитков с каменного блока, за которым он работал, вручил мне один из свитков. – Гонец прибыл сегодня утром из Джомбанга, – сообщил он, – и привез с собой вот это. И что нам теперь делать?

Я развернул свиток и пробежал его глазами – там железо-галловыми чернилами было написано несколько слов – обычная записка, сообщавшая, что царь Балитун посетит храм, дабы отметить своим присутствием снятие покрывала со статуи, над которой мы трудились с тех пор, как я приехал сюда почти год назад.

– Но это же хорошая новость, – сказал я, отрывая взгляд от свитка. – Статуя почти готова, и Его Величество наверняка будет рад…

– Читай дальше, – перебил меня Фалан. – Глянь, когда он вздумал нанести нам визит.

Я дочитал до конца. Понять, что так огорчило моего начальника, оказалось легче легкого.

– Через семь дней, – пробормотал я. – Статуя к этому времени еще не будет готова.

– Знаю, – сказал монах Фалан. – Но что я могу поделать? Написать ему, чтобы не приезжал? Он мне