Чёрный орден - Джеймс Роллинс

— Каким образом? — спросил Монк.

— Вот так. — Фиона пальцем начертила на пыльной поверхности витрины знаки. — Складываешь две руны вместе и получаешь руну «человек». Как в головоломке.

— Очень хорошо, — похвалил девушку директор и указал на две первые руны. — Они обозначают двойственную природу человека, а объединившись, образуют знак Отца всего сущего — главное божество, совершенное существо. — Ульмстром вернул Библию Грею и покачал головой. — Как видно, руны всецело завладели умом прадеда Райана.

Грей все смотрел на символ, изображенный на задней обложке Библии.

— Скажи, Райан, Гуго ведь был биологом?

Райана все услышанное повергло в замешательство.

— Да, точно так же, как тетка Тола.

Грей кивнул. Нацистов всегда интересовали мифы о сверхчеловеке, главном божестве, от которого предположительно брала начало арийская раса. Может быть, с помощью этих странных изображений Гуго пытался убедить нацистов в своей приверженности их догмам? Нет, подобная версия Грея не устраивала. Он помнил рассказ Райана о записках прадеда, о постепенно нараставшем разочаровании ученого, загадочном письме к дочери, в котором Гуго намекал на тайну, ту самую, что «слишком прекрасна, чтобы позволить ей умереть, и слишком ужасна, чтобы предоставить ей свободу».

Внутренний голос твердил Грею, что все в этой истории взаимосвязано: и руны, и главное божество, и секретные исследования. Похоже, прадед Райана зашифровал в книгах что-то настолько важное, что ради этой информации в наши дни убивали ни в чем не повинных людей.

— Руна «человек» также представляла особый интерес для нацистов. Они нередко называли ее Lebenrune, — продолжил Ульмстром.

— Руна жизни? — заинтересовался Грей.

— Да, ее часто использовали для обозначения программы «Lebensborn».

— Это еще что за штука? — спросил Монк.

— Нацистская программа создания специальных ферм для массового производства светловолосых голубоглазых детей, — пояснил Грей.

Директор кивком подтвердил его правоту.

— Точно так же, как двойственная к-руна, руна жизни имела зеркальное изображение. — Он знаком попросил перелистать Библию. — Перевернутая руна жизни получала противоположное значение и становилась Totenrune.

Монк вопросительно взглянул на Грея, и тот перевел:

— Руна смерти.

13 часов 31 минута

Гималаи

Смерть неумолимо вела обратный отсчет.

0.55.

Пейнтер держал в руке таймер мертвой женщины-призрака.

— У нас нет времени, чтобы покинуть зону взрыва.

— Что же делать? — спросила Анна.

— Вертолет.

Пейнтер указал на окно. Вертолет, в котором они прилетели, еще стоял рядом с замком. Даже двигатель наверняка не успел остыть.

— А как же другие?

Анна кинулась к телефону, чтобы поднять тревогу.

— Keine Zeit,[40] — рявкнул Гюнтер, остановив сестру.

Он сорвал с плеча русскую штурмовую винтовку, выдернул из подсумка гранату и зарядил ею под ствольный гранатомет.

— Hier! Schnell![41]

Гюнтер громадными прыжками приблизился к массивному письменному столу Анны и указал винтовкой на зарешеченное окно.

Пейнтер схватил Лизу за руку и бросился вперед, за ними Анна. Гюнтер подождал, пока все спрячутся за стол, и выстрелил. Из подствольника вырвался поток раскаленного газа. Все пригнулись.

Гюнтер схватил сестру за талию и прикрыл своим телом. Оглушительно разорвалась граната. Пейнтеру показалось, что у него лопаются барабанные перепонки. Лиза прикрыла уши ладонями. Взрывной волной стол подкинуло почти на фут. Осколки стекла и камня забарабанили по столешнице. Пыль и удушливый дым наполнили помещение.

Без лишних слов Гюнтер рывком поднял Анну на ноги. В стене библиотеки зияла сквозная брешь. Растрепанные, обуглившиеся книги, упавшие с полок, вынесло через пробоину наружу.

Вертолет стоял футах в сорока от замка, на уступе, нависающем над пропастью. Протиснувшись сквозь брешь, они побежали к летательному аппарату.

Пейнтер так и сжимал в руке таймер, но не смотрел на него, пока не добежал до вертолета. Гюнтер успел первым и распахнул заднюю дверцу. Пейнтер втолкнул Анну и Лизу в кабину и нырнул следом.

Гюнтер уже сидел в кресле пилота, пристегнув ремень безопасности. Пейнтер посмотрел на таймер, как будто спасение зависело только от этого маленького датчика.

Боль, колоколом звеневшая в голове, мешала видеть: в глазах двоилось. Он с трудом разобрал цифры:

00.09.

Времени почти не осталось.

Гюнтер запустил двигатель, и лопасти начали вращаться. Медленно, слишком медленно! Пейнтер выглянул в окно. Вертолет стоял на крутом склоне горы, где вчерашний буран намел снежный сугроб. Ветер гнал по небу рваные облака, а ущелья и расщелины гор тонули в ледяном тумане. Гюнтер выругался сквозь зубы. Стальная птица отказывалась подниматься в небо.

00.03.

Нет, оторваться от земли не удастся.

Пейнтер сжал ладонь Лизы. Мир вдруг словно кто-то приподнял могучей рукой, а потом бросил вниз. У людей перехватило дыхание. Они ждали, что вот-вот взлетят на воздух вместе с взорванной горой. Однако ничего не происходило.

Внезапно вертолет накренился. Лопасти безуспешно взбивали разреженный воздух. Пласт наносного снега и льда, на котором стоял вертолет, соскользнул с горы, словно горная вершина стряхнула его с плеч. Металлическая скорлупка с людьми падала вниз. Вверх же вихрем взметнулся снег.

И снова земля содрогнулась от взрыва.

Вертолет дернулся. Гюнтер, тяжело дыша, сражался с управлением. Рев снежной бури заглушал даже шум работающих винтов.

Лиза прижалась к Пейнтеру. Костяшки ее пальцев побелели, так сильно она сжимала его ладонь. Анна сидела очень прямо, уставившись в одну точку.

Вертолет бросало то вперед, то назад. Со всех сторон угрожали опасные заснеженные скалы. Никто не издал ни звука, только вверху бешено рычали и гремели винты.

И вдруг вертолет взлетел. Гюнтер зарычал от радости и начал поднимать машину.

На их глазах со склона горы сошла последняя снежная лавина.

Теперь вертолет поднялся достаточно высоко, и стал виден разрушенный замок. Из окон валил дым. Входные двери сорвало с петель и унесло взрывной волной. За боковым склоном горы, с бывшей вертолетной площадки, вверх, к самому небу, поднимался густой столб черного дыма.

Анна поникла в кресле.

— Там почти сто пятьдесят мужчин и женщин…

— Может быть, некоторым удалось спастись, — прошептала в ответ Лиза, оцепенело глядя на картину катастрофы.

Однако сколько они ни вглядывались, так и не заметили никакого движения. Лишь дым, один дым…

Внезапно из всех окон замка вырвалась ослепительно белая вспышка, подобная невиданной молнии. На полнеба разлилось зарево ярко-желтого рассвета. Апокалиптический ужас картины усиливало полное безмолвие. Яркий свет на время лишил людей зрения.

Пейнтер чувствовал, что вертолет резко пошел вверх, повинуясь командам Гюнтера. И только тут их настиг звук подземного взрыва: адский рокот, многократно превосходящий шум несущейся горной лавины.

Вертолет так сильно трясся в воздухе, словно угодил в шейкер.

Медленно возвращалось зрение. Пейнтер прилип к стеклу, пристально глядя вниз.

— Боже мой, — только и смог произнести он в благоговейном ужасе.

Большую часть пространства покрывала густая каменная пыль, но даже она не смогла скрыть размер катастрофы. Половина горы словно провалилась внутрь самой себя.

Массивный кряж, нависавший над Гранитшлоссом, исчез. Замок и большая часть горы просто перестали существовать.

— Unmoglich,[42] — пробормотала Анна, застыв от ужаса.

— Что такое?

— Аннигиляция такой силы возможна только при взрыве ЭНТ-бомбы.

Ее глаза потускнели, как у мертвой.

Пейнтер ждал, когда Анна объяснит свои непонятные слова. Судорожно переведя дух, она заговорила:

— ЭНТ — энергия нулевой точки. Формулы Эйнштейна помогли создать первую атомную бомбу, которая использовала энергию нескольких атомов урана. Это ничто по сравнению с потенциальной энергией, открытой Планком. Его квантовые бомбы взорвутся с силой всей энергии, зародившейся в момент Большого взрыва.

В кабине царила мертвая тишина. Анна покачала головой.

— Эксперименты с горючим для Колокола, ксерумом-525, доказали возможность использования энергии нулевой точки в качестве разрушительного оружия. Однако мы никогда не ставили перед собой цель создания такой бомбы.

— Это сделали другие, — заметил Пейнтер, вспомнив женщину-призрака.

Анна резко обернулась к Пейнтеру. На ее искаженном от страха лице сменяли друг друга выражения ужаса и жестокости.