Заносы - Борис Тропин

– Ну, мать, ты и партизан! – удивился я. – Столько лет молчала!

– Врямя такое. Да и ты ляпнуть мог где не надо.

Неожиданное открытие породило массу вопросов. Почему отец вступил в Партию и как это ему удалось!? Как стал секретарем парторганизации цеха!? И зачем?!

«Идейным был, – рассказала мать, – Справедливым. Уступил свою очередь на квартиру многодетной семье рабочего. Это я хорошо помню. Правда, характер – ой-ой-ой! Как у тебя. Но Партию никогда не ругал. До 12 часов ночи спорил со своим другом об этом – прости господи – коммунизме!»

Не менее удивительно было и то, что другом и оппонентом отца по ночным спорам был еврей убежденный антикоммунист! Всю жизнь они спорили, но так и не пришли к единому мнению!

Дед капиталист директорствовал до середины 30-х годов. А потом началась борьба с безграмотностью и местные коммуняки, освоив алфавит, стали строчить на него жалобы в райком – за что боролись?! Капиталист заводом командует! Мало того, он еще и в бога верит! Для чего революцию делали?! Мы, как сознательные члены Партии протестуем! Коммунисты должны руководить, а не какие-то недобитые буржуи!

Их тоже трое было этих членов. Деда вызвали в райком, показали это письмо. Посоветовали сменить работу – грозят, мол, в обком написать и выше. Времена суровые. Как бы не было беды! Грамотность – она не всем на пользу. Дед капиталист работы не боялся и хорошо разбирался в машинах. Он ушел на другой завод. Какие чувства им обуревали, мне уже не понять. Лидер протестной тройки стал-таки директором, его дружки тоже получили должности. И все бы им хорошо, да производство стало загибаться. Продержались они на новых должностях 10 месяцев, и, какая несправедливость – родная коммунистическая партия поперла их за развал предприятия! Деду предложили вернуться. «Годы не те, – он сказал, – пусть Николай!..»

Мой дядя Коля очень любил и понимал машины, а дураков ненавидел лютой ненавистью. Трудно ему было работать на своем заводе в стране, упразднившей частную собственность на результаты собственного труда. Малейшая резкость с его стороны и даже обычная требовательность, без которой производство немыслимо, воспринимались, как эксплуатация рабочего класса сыном капиталиста.

Уже ни отец, ни мать, ни дядя Коля не ответят на мои многочисленные вопросы. Раньше опасались, а сейчас поздно.

«Нужно вовремя открыть свое прошлое, ведь у него тоже есть свой срок годности и он может истечь…»

Это о нас – не укладывающихся ни в какие сроки и теряющих свой шанс на собственное будущее.

Прощай, Партия!

Перед самым отпуском начальник мой – голубоглазая и обаятельная, если не злится, Лидия Георгиевна строго напомнила:

– Ты партвзносы платить думаешь или нет? Виктора Ивановича видела, парторга, сказал, что ты уже за несколько месяцев задолжал.

Думал я, думал и 17 августа написал заявление на очередной отпуск и в партком – прошу со взносами не беспокоить и коммунистом не считать. Отнес и то, и другое по назначению. Получил деньги. Свобода! И сэкономил.

Пришел попрощаться.

– Не забудь про взносы! – Лидия беспокоится.

– А я уже беспартийный!

– Как это?

– А вот так!

– Ну, это еще какое решение партком примет!

– Да плевал я на их решение! Не хочу больше в Партии быть!

– А не пожалеешь?

– Не знаю, – честно признался. – Но очень уж она надоела! А ты не думаешь выходить из этих рядов?

– Не-ет, – задумчиво повела головой. – На пожар что ли!

Отгулял я первый день своего отпуска. А 19-го что-то непонятное – то «Лебединое озеро», то какие-то перепуганные люди говорят, что они хотят, чтоб порядок был, пока Горбачева нет. Ну и правильно, молодцы! Порядок всегда должен быть – есть Горбачев или нет – какая разница! А где он, кстати? Тоже непонятно. То ли болен, то ли помер, то ли просто в отпуске, как и я. Указ этот ничего, вроде, к хорошему призывает. Но стилистика странная и подозрительно знакомая. Слушать мне их некогда – дела в городе нашлись. Вечером возвращаюсь на электричке через мост – по набережной – настоящие живые танки! В смысле сами двигаются. Но медленно. Машины мешают. Народ к стеклам кинулся. «Танки!» – изумленно завопили два пацаненка и запрыгали от радости – Ура-а-а!

Что такое?! Танки в городе – это вопиющий, даже «вопящий», как говорит Мишка крановщик, беспорядок. Они же асфальт попортят, машины могут помять, да мало ли чего. В город даже трактора не пускают, не то что танки! Какой дурак их сюда привел?! Не зря этот ГКЧП беспокоился!

Вернулся на Арбат. А у Дома правительства баррикады строят! Самые настоящие. Как в 1905 году!

– Ребята, вы от кого обороняться собираетесь? – спрашиваю.

– А вы, что, не знаете?

– Да я в отпуске!

– Коммуняки хотят повернуть историю вспять!

– Но это же глупо!

– А когда они умными были?

Вот тебе и ГКЧП! Ах, вы, думаю, динозавры! Запустили танки в город и еще про порядок вякать. И давай помогать ребятам укреплять баррикаду. Таскали длинную рифленую арматуру и, просовывая ее в петли железобетонных блоков и во все дырявое, чтобы связать разнородный хлам, крепили оборону. Испачкался, ночь на дворе.

– Ладно, – говорю. – Вы держитесь. Я домой.

– Не останешься?

– Не. Завтра утром приеду. А если вы здесь погибнете смертью героев, вольюсь в антикоммунистическое подполье. Будет кому продолжить святое дело.

– Ну, как знаешь.

Ночевать там на ступеньках некомфортно, а потом еще и страшновато. Внутрь всех не пускали, но я особо и не рвался. Автомат не дали. Что случись – вмиг беспомощной мишенью станешь, а мне это никогда не нравилось. Но мне и в Армии автомат только без патронов доверяли. Так что, может, и к лучшему. Знакомые девчата из «Российской газеты» остались. Хорошо им коммерсанты два ящика сухого вина притаранили. Заложники конфликта между прошлым и будущим – они там у стеночки вокруг этих ящиков сгруппировались и – будь, что будет!

Хоть я с ними там и не ночевал, но на коммуняков сильно разозлился! И вся наша подопытная живность воспротивилась! Это кем надо быть, чтобы корячиться на пути прогресса!? Не дают стране эволюционировать! И отпуск испортили! Целыми днями у Белого Дома ошивался, чтобы морально поддержать Президента и новую Россию.

Какая чудная была погода, какими светлыми – лица! И музыка по телевизору замечательная, и «Эхо Москвы» все правильно говорило. И в Киеве реагировали как надо – «Хай живэ КПСС на Чернобыльской АЭС!»

Мысли о возможной беде не покидали, но в воздухе уже вовсю разлилась тревожно пощипывающая эйфория всепронизывающей свободы. Многие тогда схватили дозу. Народ толпился у Белого дома, как всегда надеялся на лучшее и с интересом ждал – будут убивать или нет.

«Мне надоело выполнять приказы дураков!» – хмуро сказал генерал Лебедь, и у гэкачепистов затряслись не только руки и ноги, но и внутренности. Танки развернулись. Танкистов закидали конфетами, печеньем, сгущенкой, цветами. Борис Николаевич влез на танк и сказал речь. Замедлившее было ход, колесо истории, прогромыхав по набережной, Садовому, Красной Пресне, и получив очередное жертвоприношение, покатилось вперед.

Вот оно, верилось, после кровавой ночи, наступает наконец долгожданное Светлое Будущее! Железному Феликсу петлю на шею и долой! Горбачева с паровоза истории! Партию под суд!..

Удивительные вещи стали происходить не только где-то и с кем-то, а повсеместно, даже с моими друзьями и знакомыми.

Леша отрастил бороду и усы, ушел из Курчатника и превратился в эколога. Стал учить студентов, что в сказочной стране с названьем кратким Русь, даже то, что не может быть, потому что не может быть никогда, обязательно случится. Поэтому будущее должно быть свободно от АЭС. И все силы сейчас надо бросить на освоение новых нетрадиционных видов энергии. Семья у Леши, как и раньше, большая, так же пятеро детей, но похожи не на Гришу, а на Лешу, и жена всего одна.

Эдик чудовищно увеличился в размерах, облачился в черную сутану и превратился в отца Иоанна. Увидел меня и басом как рявкнет:

– Подойди, сын мой, благославлю!

Я аж перепугался – никогда у него раньше такого могучего баса не было! – Эдик, – говорю, – ты что, охренел?!

– Ну, как знаешь! – разрешил.

Володя, который торговал алмазами от лица государства, стал доктором наук и торгует ими от лица своего двоюродного брата. Женщины с завода, где я работал, на рынке по палаткам расселись. Саша уехал в ЮАР за длинным рублем или как там он у них называется. Женя из моего бывшего караула в США моет посуду. Министерство, которое мы сторожили, разогнали. Знакомая оттуда ушла на Арбат торговать шкатулками. Игорь занялся политикой. Юрин след затерялся. Руслан умер в 37 лет – лейкоз.

Наш бывший руководитель Александр Андреевич – как же его занесло! – возглавил газету, да такую, что несмотря на демократические тенденции и плюрализм, ее запретили. Уникальный случай! Но Александр Андреевич не растерялся – не тот человек. Основал новую газету похлеще прежней и такое в ней начал публиковать!.. Жуть! Да еще и с картинками! Эту газету даже запрещать испугались. Александра Андреевича, надо сказать, всегда заносило. То он в Африке, то в Афганистане, то с ручкой и блокнотом, а то и с автоматом. Очень увлеченный человек. И заносы у него масштабные.