Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе - Владимир Козлов

Этими малоприятными эпизодами внешняя история этнического противостояния в первые месяцы 1957 г. в основном исчерпывается. Однако людская молва и слухи многократно усиливали воздействие подобных фактов на население. А высокий уровень этнической мобилизации чеченцев, их готовность к демонстративной агрессии в отстаивании своих интересов в конечном счете делали их победителями в той войне нервов, которая повсеместно шла на территории Чечено-Ингушетии и в некоторых пограничным районах соседних республик.

2. Этническая конкуренция и стратегии выживания

«Успешность» чеченцев определялась не кратковременными вспышками насилия (власти были все-таки начеку и принимали меры), а систематическим «выдавливанием» этнических конкурентов. Очевидно эффективность этой тактики «малых дел» и сами чеченцы подсознательно чувствовали. Они явно избегали открытых групповых насильственных конфликтов. Несмотря на постоянную этническую напряженность в сельских районах республике массовых столкновений было все-таки довольно мало. И только одно из них было действительно серьезным (о нем МВД немедленно информировало ЦК КПСС). Участвовали в столкновении не загнанные в угол русские переселенцы, а солдаты местного гарнизона охраны МВД (селение Шали ЧеченоИнгушской АССР). 17 июля 1957 г. четверо солдат отправились на речку за водой. Двое решили искупаться. К ним подошел молодой чеченец и, «оскорбляя солдат, запретил им купаться». Завязалась драка. Чеченец позвал на помощь родственников. Несколько мужчин и женщин, вооруженных мотыгами, палками, топорами и ружьем, начали избивать солдат. Одному рассекли мотыгой плечо, двум другим — нанесли телесные повреждения.

Узнав о случившемся, командир подразделения прибыл на место драки с вооруженным отделением, обезоружил нападавших, а шестерых доставил в Шалинское отделение милиции. Спустя некоторое время на улице Шали появилась плачущая женщина с распущенными волосами — дочь одного из участников столкновения. Она кричала, что во время драки солдаты вырвали у нее грудного младенца и утопили в речке. (В действительности во время драки она передала ребенка родственнице). Вокруг отделения милиции собралось около 200 мужчин и женщин. Они потребовали немедленной расправы с солдатами и вывода военных. После объяснений жители постепенно разошлись1.

Других аналогичных по накалу страстей эпизодов в 1957 г. не было.

Трудно сказать, осознанно ли чеченские старейшины и шейхи сдерживали молодежь, или сработал инстинкт самосохранения народа — открытые столкновения и массовые беспорядки могли спровоцировать власти на ответные меры. МВД и прокуратура в подобные тонкости не вникали, а документы КГБ для нас недоступны. Как бы то ни было постоянно усиливавшийся нажим на чужаков — «выдавливание» — обезоружил переселенцев. Желающих уехать из сельских районов Чечено-Ингушетии оказалось в несколько раз больше, чем первоначально планировали власти.

Люди засобирались на родину. Пошли коллективные жалобы в Москву. Общим для этих документов было одно — осознание невозможности компромисса и совместного проживания на одной территории с возвратившимися вайнахами и описание тактики «выдавливания», с помощью которой чеченцы и ингуши добивались возвращения своих домов и земель.

В апреле 1957 г. колхозники колхоза им. Ленина Малгобекского района Чечено-Ингушской АССР писали Н.С.Хрущеву и Н. А. Булганину: «всюду слышишь факты бесчинства, оскорбление, драки, воровство, запугивание, выливающиеся в полном эгоизме — ненависти и национальной вражде между чеченами и ингушами с одной стороны и русскими, осетинами и кумыками с другой стороны». Далее следовали примеры. Колхозники жаловались на то, что трактористом-чеченцем было вспахано русско-осетинское православное кладбище. Люди стали вывозить покойников для похорон за пределы Чечено-Ингушской республики. «Все это приводит к тому, чтобы мы выезжали», — подводили итог авторы письма и просили переселить их в более спокойную Северо-Осетинскую АССР2.

В заявлении партийной организации, исполкома сельского совета и правления колхоза им. М.Дахадаева селения Цатаних Ритлябского района Чечено-Ингушской АССР на имя председателя Совета Министров СССР Н.А.Булганина (1 апреля 1957 г.) звучали те же мотивы. Представители местной власти жаловались: «… мы, аварцы, которые переселены на эту же территорию, оказались в таком положении, когда бывший хозяин требует и нахально захватывает дома и приусадебные участки и говорит, что нам они как будто бы [не] принадлежат. Если взять и представить себе созданное здесь положение, каждому станет ясно, что между чеченцев и аварцев создается и с каждым днем увеличивается национальная рознь».

3. Попытки политизации этнических конфликтов

Проблемы, связанные с репатриацией вайнахов, заключались не только в демонстративной агрессивности чеченцев и ингушей, освобождавших свою этническую нишу, но и в определенной несовместимости культур, ценностей, иногда в конфессиональных противоречиях. Этнические конкуренты чеченцев и ингушей в ряде случаев пытались гиперболизировать эти культурные различия и втянуть власть в конфликт на своей стороне. Жалоба жителей села Буковка Новосельского района Чечено-Ингушской АССР председателю Совета Министров СССР Н. А. Булганину, первому секретарю ЦК КПСС Н.С.Хрущеву и председателю Президиума Верховного Совета СССР К.Е.Ворошилову (24 апреля 1957 г.), написанная «от имени русского народа», представляет собой интереснейшую попытку изобразить этнический конфликт как результат неприятия чеченцами политических и идеологических ценностей власти. Авторы жалобы явно хотели подтолкнуть «Москву» к тому, чтобы она заняла в конфликте «правильную» сторону: «Чечены и ингуши заявляют русским, якобы их выселение из Кавказа было незаконно. Виноват в этом Сталин и Берия, а поэтому требуют от русских свои дома и все другое, ранее нажитое ими. Они заявляют о том, что при выселении их оставили все здесь, а теперь заставляют русских бежать в чем стоим, с игривой насмешкой о том, что скоро наш народ сядет во власть и вы будете нам уборные копать… Земля наша, русским делать нечего, русские нам мешают жить. Мы сами сможем управлять своей республикой, и теперь будем держать свой старый закон кавказский. От старого и до малого все начали молиться богу, избрали себе муллу, и под руководством муллы творят чудеса, от которых уши вянут. Русские женщины и дети боятся их взгляда, потому что ежедневно происходят все новые и новые происшествия…

В общем этот народ стал на дыбы, за что, он и сам недопонимает. Они на 40-м году Великой Октябрьской Революции хотят вернуть частную собственность, а республику сделать самостоятельно, независимой от русских, дагестанцев и других. Казахстан их не воспитал, а наоборот обозлил против русских и советского государства. Они без всякого стеснения говорят в народе: все равно жить мы с русскими и дагестанцами вместе не можем, и два волка в одной берлоге жить не смогут, пусть уберут или нас, или русских и тавлинов с этой территории»[285].

Авторы письма, попавшие в нелепое и двусмысленное положение и тяжело пострадавшие из-за чужих, а не своих, ошибок и грехов, явно преувеличивали «антисоветский» характер чеченцев. Но за идеологическими и политическим обвинениями скрывалась и некоторая доля реальности. Экономический уклад чеченцев устоял даже против колхозов. И он (этот уклад) действительно противоречил колхозной «общинности» русских переселенцев. Большинство чеченских и ингушских колхозов, созданных в республике до войны представляли собой лишь своего рода декорации, за «внешней видимой оболочкой» которых скрывались традиционные экономические формы. Так во всяком случае, говорилось в «Краткой исторической справке об экономическом и политическом состоянии бывшей Чечено-Ингушской АССР за период с 1937–1944 гг.» (подписана начальником управления МВД по Грозненской области в августе 1956 г.). Но даже если отказаться от идеологических клише главного грозненского милиционера, все равно следует признать: хозяйственные традиции чеченцев и ингушей выжили даже в 30-е годы, а богатство, которым распоряжались руководители мюридов в те годы (при Сталине!) способно было поразить воображение не только провинциального бюрократа.1. Мюридизм как особая форма воинствующего ислама выжил даже в ссылке, сохранив и специфическую систему ценностей чеченского народа.

Кроме попыток выдать этническую конкуренцию и культурные различия за несовместимость социальных целей и ценностей, а попросту говоря политизировать этнический конфликт, представив конкурентов «врагами социализма», некоторые участники бытовых межличностных ссор в своих целях использовали репрессивную инерцию послесталинской политической системы. Они приписывали личной вражде качества политического противостояния и через доносы в «органы» также пытались втянуть власти в конфликт на своей стороне[286].