Записки библиофила. Почему книги имеют власть над нами - Эмма Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жизнь Филлис Уитли на рабском положении в Новой Англии очень отличалась от жизни рабов, которых увозили на юг для работы на плантациях: в данном случае слово «прислуга», конечно, служило эвфемизмом для обозначения человека, находившегося во владении, но в то же время отражало ее чуть более привилегированное положение в домашнем хозяйстве. Похоже, что Уитли обращались со своей девочкой-прислугой ласково, выучили ее грамоте, через нее демонстрируя свои христианские добродетели зажиточному бостонскому обществу. Филлис выказала острый и быстрый ум, научилась латинскому языку, стала ходить на проповеди и писать стихи - сначала элегии, предназначенные для чтения в кругу знакомых семьи.
В 1772 году Филлис предстала перед учеными и уважаемыми гражданами Бостона, которые долго расспрашивали, точно ли она сама написала все двадцать восемь стихотворений в рукописном сборнике, который жаждала увидеть напечатанным Сюзанна Уитли. Как отметил видный специалист по афроамериканской литературе Генри Луис Гейтс-младший, «то было не просто установление авторства нескольких од»: подтверждение, что их написала Филлис, «продемонстрировало бы, что африканцы - тоже люди и их следует освободить от рабства... По сути дела, она отстаивала право всех народов Африки быть людьми». Как бы там ни было, из того непростого разговора Филлис вышла победительницей: сборник напечатали с уведомлением, что она действительно «несколько лет тому назад была привезена из Африки в состоянии совершенного варварства», при этом «уважаемый суд признал, что Филлис обладает достаточным умением, чтобы написать стихи». Йозеф Резек указывает, что на многих экземплярах сборника Уитли и на ее собственных книгах сохранились ее подписи - по его мнению, возможное отмщение тем бостонским богатеям, которые рассчитывали, что публиковаться она будет лишь с их официального разрешения.
Первое издание ее произведений снабжено фронтисписом с гравированным портретом темнокожей женщины; на столе перед ней лежит книга, а сама она что-то пишет на листе бумаги гусиным пером. Она смотрит перед собой, в задумчивости подперев левой рукой подбородок, и кожа ее правой руки контрастирует с белизной бумаги, на которой она пишет. По этому портрету Мередит Бергман создала трогательную статую Филлис, установленную в Бостоне, только на кубе, на который она опирается, нет символов ее образованности и творческой натуры. Стихотворения Уитли написаны в романтическом стиле и часто выражают ортодоксальную духовность евангельских христиан: это, вероятно, объясняет, почему их безоговорочно принимали в ее времена, но критиковали потом. В 1960-х годах ей поставили диагноз «синдром дяди Тома... она набожна, признательна за все, скромна и благовоспитанна»; Джун Джордан объяснила тематику ее поэзии «ужасной чепухой, обычной для белой литературы тех времен, литературы, которую усвоила Филлис, не знавшая ничего другого». Если для первых читателей Филлис ее авторство было маловероятным, то для более поздних -нежелательным: совершенно различные представления о том, каким должен быть голос черной женщины, вылились в очернение ее поэтических достижений.
Стихотворение «О том, как меня привезли из Африки в Америку» (On being brought from Africa to America) начинается так: «Милосердие перенесло меня из моей языческой земли, / научило мою невежественную душу тому, / что Бог есть», а заканчивается строками: «Помните, христиане, что негров, черных, точно Каин, / можно возвысить и причислить к ангелам». Гейтс называет его «самым порицаемым в афроамериканской литературе» и замечает: «Да уж, это вам не Анджела Дэвис!» Другое стихотворение рассказывает о той же самой травме несколько менее оптимистично. Оно написано по случаю прибытия лорда Дармута, министра по делам колоний, опубликовано за три года до получения Америкой независимости и предсказывает независимость страны так, что звучит скорее призывом к освобождению чернокожих в Америке, а не к избавлению от колониального владычества Британии: «И больше уж не будешь ты влачить железную цепь, / изготовленную беззаконной рукой жестокой тирании / для порабощения всей земли». Уитли объясняет свое стремление к свободе собственным жизненным опытом, в котором были и насильственный захват, и торговля людьми: «Совсем еще девочкой я испытала жестокую судьбу, / меня похитили из родной, счастливой Африки: / как же невыносимо больно было, / какое горе для моих родителей! / ... теперь могу я лишь молиться, / чтобы никто больше не узнал, что такое тирания». Эти строки впечатлили не всех. Томас Джефферсон увидел в поэзии Уитли лишнее подтверждение его мнения, что черные не обладают никакими талантами, кроме музыкальности: «... воображение их убого, безвкусно и ненормально». Но в Англии, где побывала Уитли, ее приветствовали как настоящую звезду, на сборник подписались многие читатели, она познакомилась с литераторами и получила в подарок множество книг, среди авторов которых были Мильтон и Сервантес. Известность Уитли была шумной, но недолгой: она получила свободу, вышла замуж за бедняка, работала служанкой и умерла в забвении, как и многие другие.
Два антроподермических экземпляра «Стихотворений» Уитли, подаренные одним и тем же местным книголюбом, теперь хранятся в городской библиотеке Цинциннати и библиотеке местного университета. Меган Розенблум справедливо напоминает, что «мы не можем подтвердить, почему книги переплетают в кожу», если речь идет об авторах, не принадлежащих к белой расе, и предполагает, что предыдущему владельцу Чарльзу Хартману, известному собирателю и горячему поклоннику афроамериканской литературы, стихи Уитли нравились настолько, что он избрал именно этот, редчайший из всех переплетных материалов, чтобы выпустить издание специально и исключительно для коллекционеров. Может быть, это и так, но только сами объекты никак не могут вынести этих благих намерений. Мы ничего не знаем о национальности человека, чья кожа пошла на переплеты, но часто спорщики об этих томах сходились в одном: нет никаких доказательств, что он был чернокожим. Точнее говоря, мы не знаем, что кожу снимали именно с черного человека; нам известно, что снятие кожи и инвазивные вмешательства, осуществляемые ради научных изысканий, проводились, как правило, на людях, чей статус считался низшим, без всякого их предварительного согласия; кроме того, исторический опыт общения чернокожих с представителями медицинской
