Счастливая девочка растет - Нина Шнирман

Подтянулась пять раз — думаю, ладно, хватит, спрыгнула. Нас окружили мальчишки из его кружка и смотрят на меня, просто глазеют.

— Покажи им, моя девочка, — говорит Учитель с какой-то странной интонацией, — всё, что ты назвала.

Я киваю головой, делаю шпагат, потом два кольца. Встаю, делаю стойку, перехожу в мостик, немножко стою на мостике и выпрямляюсь.

— Вы видели, все видели, — он говорит почему-то очень строго, — что умеет делать моя девочка? Она будет стоять в верхушке пирамиды, которую мы готовим к соревнованиям лагерей. Идите, делайте свои задания и попробуйте чему-то научиться! Пойдём, моя девочка, мы будем с тобой заниматься на брусьях.

Надо же, как бывает: ты чего-то хочешь, боишься, думаешь, получится — не получится — и вдруг раз — и всё прекрасно! Теперь я каждый день после завтрака хожу в спортивный кружок. Учитель занимается со мной отдельно, очень много — на брусьях и немножко акробатикой, не очень долго — с мальчиками, а потом мы репетируем пирамиду.

Пирамиду Учитель придумал очень красивую, но уже третий день мы не можем её дорепетировать до конца. Вот пирамида уже почти составлена — я на её фоне делаю шпагат, а из шпагата, не вставая, переворачиваюсь на спину и лежу прямая, как струна, — прямые руки вытянуты за голову. Ко мне подходят два мальчика — один берёт меня за руки, другой за ноги, и они должны поднять меня на высоту своих рук и одновременно сойтись: получается, что я делаю на их руках мостик. И вот каждый раз одно и то же: они меня дёргают, трясут, валяют по траве, но поднять вдвоём одновременно не могут. Сначала мне их было жалко, но сегодня я обозлилась — ведь я очень лёгкая, они взрослые, из первого отряда, совсем не худенькие — просто они ничего не умеют.

Учитель, я чувствую, рассердился, но лицо неподвижное. Я встала с травы, он подходит ко мне и спрашивает:

— Скажи, моя девочка, что эти бараны делают с тобой?

Я немножко испугалась, потому что он никогда не называл их баранами. Ябедничать нехорошо, но это — не то, надо сказать всё как есть, иначе у нас не будет никакой пирамиды.

— Сначала они меня растягивают, дёргают, не одновременно за руки и за ноги, — рассказываю, — потом они меня сплющивают, потом валяют по земле с боку на бок!

— Значит, мы сделаем другую вершину пирамиды! Иди, моя девочка, ещё пару раз повтори переворот на нижнем брусе. Но к верхнему даже не прикасайся пока без моей страховки! — Он говорит спокойно, как всегда, но потом добавляет с какой-то другой интонацией — и я сразу вспоминаю дядю Мишу: — Обещаешь?

— Обещаю! — говорю очень уверенно.

Я иду к брусьям, а он идёт заниматься с мальчиками.

В конце занятий Учитель собирает нас всех вокруг себя.

— Сейчас мы попробуем другую концовку пирамиды, — говорит он.

Концовку он придумал простую, но я опять наверху. Два старших мальчика делают вперёд выпад ногой — вторая отставлена назад, — каждый одну согнутую руку ставит себе на талию. Я к ним подхожу, беру их за свободные руки и дальше поднимаюсь к ним на плечи: раз — встала к одному на ногу, два — к другому, три — к одному на согнутую руку, четыре — ко второму, пять — к одному на плечо, шесть — ко второму, но получаюсь спиной к зрителям. У них на плечах переворачиваюсь лицом к зрителям — семь, восемь. Стою у них на плечах и отдаю пионерский салют! Вот и галстук пригодился, думаю.

— Давайте попробуем! — говорю.

Учитель кивает головой.

Делаем, всё очень просто, отдала сверху пионерский салют, постояла с ним немножко и спрыгнула.

— Вы должны держать её за щиколотки, чтобы она не упала, — говорит Учитель. — А ты, моя девочка, когда решишь спрыгивать, вниз руки опускаешь, они тебя за них берут и плавно спускают.

Да уж, думаю, так они меня и спустят «плавно», спасибо, если руки не вырвут! Но, конечно, этого не говорю — ещё много времени, посмотрим, как они там будут меня «плавно» спускать. Учитель сам всё увидит!

Все разошлись, мы с Учителем вдвоём.

— Учитель! — говорю. — У меня тут есть одно «но» — можно, расскажу?

— Рассказывай! — разрешает он.

— Мы сейчас в трусиках и в майках, а выступать будем в белых рубашках, трусиках, галстуках и босиком. Если я босиком встану им на плечи — а ведь потом я спрыгиваю, — у них на плечах, на белых рубашках, будут чёрные следы от моих ног. А если будет дождик, у них и ноги и руки ещё будут грязные!

— Это ничего, моя девочка, — говорит он.

И я первый раз вижу, как его улыбка проступает наружу!

Восемьсот лет

Как всё замечательно — мы вернулись из лагеря, там было в этом году очень хорошо, а дома так хорошо, что я иногда как будто застыну и любуюсь кем-нибудь или чем-нибудь.

Я всё-всё рассказала за столом — и про Спящую царевну — Ёлка хмыкала и ворчала, но все меня слушали, — и про оркестр с Шуриком, и про спортивный кружок, и про то, как вечером мы танцевали. И про то, как я ходила где хотела, и про то, что костра не было, но это, я думаю, хорошо — мне почему-то сейчас не хочется петь у костра или в вагоне. В Доме учёных я бы спела! Все смеялись и радовались. А Ёлка рассказала, какая была красивая пирамида: я наверху с пионерским салютом, дождь идёт, я спрыгиваю, и мальчишки, на которых я стояла, грязные-грязные!

31 августа мы очень хорошо отпраздновали юбилей родительской свадьбы. Утром с Ёлкой побежали на рынок за астрами, а Папка сам пошёл и купил ещё много гладиолусов! Потом мы с Анкой очень много пирожков налепили — чудный был праздник!

А в самом начале сентября Мамочка пошла со мной на урок к Александру Сергеевичу новую скрипку показывать. Он на ней поиграл, был совершенно потрясён и сказал:

— Нинуша! Ты заслуживаешь такую скрипку!

Я смутилась.

А сегодня будет замечательное событие — я очень хочу в нём участвовать, но не знаю, получится ли. Сегодня на Красной площади и вообще в Москве будут праздновать 800-летие Москвы! Бабушка сказала Маме, что хочет пойти на этот праздник, на Красную площадь. Мамочка задумалась, а потом говорит:

— Не очень мне нравится эта идея — вспомни про Ходынку!

Бабушка говорит:

— Да что ты, Вавочка! Там же дело было совсем в другом!

— Может быть, — говорит Мамочка, и понятно, что всё равно не согласна. Плохо, что Маме это не нравится, но… пора! А я кое-что придумала: если людей рассмешить, они проще соглашаются.

— Бабуся, — говорю, — возьми, пожалуйста, меня на праздник! Пожалуйста! Ведь следующий будет через сто лет!

Мама с Бабушкой засмеялись, и вдруг Анночка просит:

— И меня!

— Нет! — говорит Бабушка решительно. — Я возьму только одного ребёнка!