Проверка на отцовство - Вероника Касс

— Можешь не сомневаться. 

— А как же Артем? — попыталась съехидничать я, но куда там. Подрагивающий голос выдал меня с головой, так же как и сверкнувшие гневом глаза Глеба

— Забудь вообще о нем, — тихо сказал он. 

— Объясни! Ты со мной из-за дома?

— Что за чушь?

— Этот чертов дом принадлежал Артему! — закричала я, не сдержавшись. — А теперь там живешь ты!

— Не я, а мы. Хватит нести чепуху, Олесь. Нет, я даже рад, что ты меня приревновала, — натянуто улыбнулся он, — но вот сейчас ты городишь ерунду. 

— Я говорю об очевидных фактах, а не о ерунде.

— Как вспомнишь все, тогда и приходи. Нормально поговорим, — рявкнул он, — и стимул быстрее пить таблетки появится. А? Как на это смотришь?

— Не кричи на меня, — ахнула я и отступила на шаг назад.

— А что мне еще делать, если до твоей светлой головы никак не доходит? Как мне еще до тебя что-то донести? Чего ты хочешь? Правды? Так вот она, правда! — Вавилов хлопнул ладонью по столу. — Дети мои! И что бы ты там себе ни надумала или чьему бы влиянию ни поддалась, повторю еще раз: дети мои. И я к ним на шаг твоего Артема не подпущу! Ясно?

— Все-таки он отец Марины и Саши? — шепотом спросила я, не желая верить в это безумие. Да, Артем был похож на Глеба, но лишь отдаленно и уступал ему во всем. Во всем.

— Ах, еще и Саши? — засмеялся Глеб. Только смех этот был далек от веселого. — Лесь, езжай домой. Не доводи до греха. Думай перед тем, как что-то говоришь в следующий раз. Я же не железный. Ну-у-у?

— Так я и думаю! Я хочу знать правду! — завизжала я как ненормальная. — У тебя тут бабы всякие ходят. А ты меня домой отправляешь? Так?

— Вот только не переводи. Езжай домой. Сашу кормить, наверное, пора уже. Хотя нет. Стой! — задорно проговорил он, с таким запалом, что я испугалась. — Не надо домой. Глядишь, так сын отвыкнет от груди. Мама его смесью накормит, а ты начнешь пить эти долбаные таблетки и еще и извиняться придешь. Все! Лесь, сил на тебя никаких нет.

Глеб все это громко проорал и, тут же затихнув, буквально повалился в свое кресло. Растер лицо руками. И все туда же, в свои ладони, проговорил:

— Куда хочешь? На море или горнолыжку? 

— Никуда я не хочу. — Да что он о себе возомнил? Царь и бог нашелся. Раскомандовался! — Я вообще заберу детей и уйду! В бабушкину квартиру. И спрашивать у тебя ничего не стану. Понял? 

— Точно, — мужчина оторвал ладони от лица и щелкнул пальцами, — даже искать ничего не надо. Иди, Леся, ради бога.

Глеб порывисто открыл второй снизу ящик в столе и, порывшись там, достал большую связку с ключами, кинул ее на стол и хохотнул.

— Все для тебя, дорогая. Ключи от твоей квартиры, пожалуйста. — Махнул раскрытой ладонью в сторону столешницы, как бы приглашая. — Иди. 

Я как ошпаренная схватила ключи и побежала на выход, потому что еще чуть-чуть — и слезы польются градом. А я не хотела при нем плакать. Не хотела. Уже у порога мне в спину долетело злое:

— Только даже не мечтай, что сможешь забрать Маришу или Сашу.

Я не стала ничего отвечать. Потому что сил уже не было. Мне нужно было быстрее выбраться на воздух. 

Предновогодняя суета больше не радовала, так же как и снующие туда-сюда люди. Воздуха все еще не хватало, и теперь я во всем винила именно этих людей. К машине с водителем я не пошла. 

Пошло оно все к черту. 

До ближайшей станции пешком было десять минут, не больше. Доеду до бабушкиной квартиры. Я ведь там ни разу не была после ее смерти. До похорон жила у Карины. А после похорон провал в два с половиной года. Будь все неладно. Так странно было ощущать себя еще ребенком, но на что-то проявлять взрослые рефлексы.

Когда я спустилась в метро и полезла в карманы, то мелочи там, как в школьные времена, не оказалось. Сумки у меня с собой не было, лишь карточка, которую я не успела спрятать в кошелек из-за Артема, караулившего меня у детского магазина. И теперь, несмотря на взыгравшую гордость, пришлось пользоваться благами, предоставленными Глебом… Не море с горнолыжкой, а всего лишь проезд, но тоже неприятно.

Родная квартира встретила меня тишиной. 

Вот и ушли все из нее… Сначала родители, потом дедушка, бабушка, теперь вот и я. Мама переехала в папину квартиру сразу, как они поженились, после их смерти квартира досталась мне, и бабуля ее сдавала. 

Захлопнув за собой дверь, я поняла, что действительно прошло уже много лет. Не было внутри ощущения бабушки. Не было, и все. 

Когда умер дедушка, о нем напоминала каждая мелочь, полгода так точно. А сейчас все было другим. В большой комнате стояла детская кроватка, на полу разбросаны игрушки, словно кто-то уходил отсюда в большой спешке. На кухне — новый холодильник и микроволновая печь; гарнитур, который мы сменили еще вместе с бабушкой за пару месяцев до ее смерти, выглядел совершенно не новым, теперь на столешнице были царапины. И лишь в маленькой комнате все по-прежнему оставалось бабулиным. Словно я туда и не заходила все это время. Я прилегла на ее узкую кровать, которую она сменила после смерти дедушки, потому что больше не могла спать на широкой одна, и, обняв подушку со старой, ещё советской наволочкой, начала рыдать взахлеб. 

Все то, что капало на меня весь этот месяц и вылилось за этот день, придавило меня, словно плитой, и я пыталась дать этому выход с помощью слез. Должно же как-то все образоваться. Прийти в норму, наладиться. Теперь я была не уверена, что если все вспомню, то смогу и дальше жить так же хорошо, как и весь этот месяц. Что-то было в моем прошлом… Что-то такое, что было неприятно и мне, и Глебу.

Только вот что?

С трудом, ощущая себя древней старухой, я все же поднялась, отложила намокшую подушку и, глядя на большой портрет дедушки и бабушки, обратилась к ним. Может, они помогут мне? Они же есть