Последний праведник - А. Й. Казински

«Шоу», — подумал Нильс. Как знать, возможно, это гораздо более точная формулировка, чем думает раздосадованный коллега. Демонстрантов не пускали за высокую трехметровую ограду, так что они стояли под ней и напоминали беженцев времен русской революции: одетые в черное, замерзшие и не представляющие собой никакой опасности. Всех потенциально агрессивных, кто мог бы решиться штурмовать ограждения, на время посещения саммита Обамой уже свинтили.

Соммерстед стоял перед журналистами и камерами и безмятежно улыбался под сыплющимся на него градом вопросов: почему демонстрантов заставили так долго сидеть на асфальте? Почему полиция не смогла подготовиться получше? Демонстранты в больницах, жестокость полиции. Улыбка Соммерстеда, похоже, становилась все шире с каждым обвинением в адрес его ведомства. В конце концов он поднял ладонь, как будто собираясь остановить несущегося на него автомобилиста.

— В данный момент пятеро моих подчиненных госпитализированы. У троих из них серьезные сотрясения мозга, у одного сломаны нос и челюсть. Их избивали арматурой. Но я, конечно, очень сожалею, что у пары демонстрантов началось небольшое воспаление мочевого пузыря от того, что они посидели на асфальте.

Театральная пауза. Все журналисты вдруг стали похожи на детей, и Соммерстед оказался единственным взрослым из присутствующих. Он сочувственно улыбнулся камерам:

— Копенгагенская полиция несет ответственность за то, чтобы главы мировых государств беспрепятственно и безопасно могли встречаться в «Белла-Центре». Помимо этого мы в ответе за то, чтобы как можно меньшее количество демонстрантов получили травмы — несмотря на то, что они нападают на нас с булыжниками и еще бог знает чем. Но очередность наших приоритетов в области безопасности именно такая. Еще вопросы?

Гул в зале, журналисты повержены. Уж что-что, а успокаивать прессу Соммерстед умел. Когда последние вопросы иссякли, Нильс протиснулся сквозь толпу.

— Соммерстед?

Начальник удивленно взглянул на Нильса.

— Бентцон? Отличная работа с Абдулом Хади.

— Спасибо.

— Ты разве не собирался в отпуск?

— Я знаю, что вы заняты, поэтому постараюсь покороче, — сказал Нильс, подталкивая Ханну поближе к Соммерстеду. — Это Ханна Лунд, исследователь из Института Нильса Бора.

Соммерстед бросил на Ханну быстрый непонимающий взгляд.

— Нильса Бора?

— Бывший исследователь вообще-то, — успела пробормотать Ханна, прежде чем Нильс продолжил:

— Это по поводу того международного дела, убийств праведников. Помните? Оказалось, что убийства совершаются в соответствии со сложной закономерностью, которая, очевидно, связана с древним религиозным мифом… — Нильс сам услышал, как странно это звучит, и запнулся. В него врезалась стайка китайцев в костюмах. Недостаток роста они компенсировали своим количеством. Нильс продолжил: — Может, здесь есть какое-то место, где удобнее говорить? Это всего минута.

Соммерстед осмотрелся и потратил пятнадцать секунд, прикидывая целесообразность выделить Нильсу шестьдесят.

— Говори тут.

— Спасибо. Ханна?

Она откашлялась и употребила первые пять секунд на то, чтобы смотреть Соммерстеду в глаза.

— Ну да, сначала мы думали, что расстояние между местами, в которых совершались убийства, около трех тысяч километров — но все оказалось гораздо сложнее и запутаннее. В смысле, закономерность оказалась сложнее. Понимаете, поначалу цифры не сходились. Но потом я убрала всю воду — все океаны — и сложила континенты вместе. Представьте, пожалуйста, как выглядел бы земной шар, если бы его поверхность состояла только из земли…

— Вокруг Южного полюса, — вставил Нильс.

— Южного полюса?

— Да, именно. То есть так, как континенты выглядели миллиард лет назад. Суперконтинент Родиния. Это немного сложно объяснить за тридцать секунд, но все-таки: если поместить тридцать четыре места, в которых были совершены убийства, на двенадцатую, двадцать четвертую, тридцать шестую и сорок восьмую параллель, тогда… — Ханна посмотрела на Нильса, прежде чем продолжать: — Они образовывают небольшие кольца, или круги, и…

Она запнулась, и Нильс закончил за нее:

— Короче, остаются только два пункта: Копенгаген и Венеция.

Молчание. Бегут секунды.

— Венеция?

Соммерстед переводил взгляд с Ханны на Нильса и обратно.

— Венеция? Мы ездили в Венецию в свадебное путешествие.

Ханна не поняла сарказма.

— Почему вы об этом говорите? — спросила она.

Нильс перехватил инициативу, откашлялся и повысил голос, чтобы перекричать какое-то объявление на английском, которое раздавалось из динамиков на весь конгресс-холл.

— Сегодня вечером, — сказал он, — вернее даже сегодня после обеда, когда сядет солнце, около четырех…

— В 15.48, — перебила его Ханна.

Нильс продолжал:

— В 15.48 или здесь, или в Венеции будет совершено убийство.

Люди вокруг начинали обращать на них внимание. На сей раз однозначно датчане, журналисты с аккредитациями, висящими на шее на черных телефонных шнурках.

— В Венеции солнце сядет через пять часов, здесь — уже через три. У нас мало времени.

64

Библиотека больницы Фатебенефрателли, Венеция

Томмасо помнил все места убийств, начиная с самых первых. Танзания, Перу, Бразилия. Сейчас он нанес их фломастером на карту, ту самую, из детского атласа. Океаны он вырезал скальпелем, континенты собрал в одно целое. Теперь даже невооруженным глазом было видно, что тут есть закономерность.

Томмасо закрыл дверь в библиотеку, но сюда все равно доносились голоса из коридора. Он смотрел, не отрываясь, на аппликацию, лежащую на столе. Мир, разрезанный на куски и собранный воедино. Снаружи жалобно выли сирены, Томмасо не сразу вспомнил, против чего они предостерегают, и только подойдя к маленькому квадратному окошку и взглянув на венецианцев, спешащих вернуться домой, он понял, что уровень воды в каналах беззвучно поднимается и через несколько минут начнется наводнение. Он обернулся на изувеченную карту, на вырезанные океаны и подумал, что вода в лагуне как будто хочет отомстить ему за это изгнание с карты.

Чушь.

Сезон наводнений в лагуне был в разгаре. Несколько раз в неделю все венецианское население натягивало на себя резиновые сапоги и комбинезоны, баррикадировало двери и конопатило щели. Томмасо тоже, конечно, стоило бы вернуться домой, — с другой стороны, можно просто позвонить соседу снизу и попросить его поднять доски. Эта мысль напомнила ему о телефонном звонке из Дании, и он снова попытался дозвониться до той женщины, которая оставила сообщение на его автоответчике, — но никто не брал трубку.

Мать Томмасо, как и следовало ожидать, лежала в той же позе, в которой он ее оставил. Одна. Томмасо внезапно ощутил, что у него болят голова и спина, и окликнул проходившую мимо медсестру:

— Простите, можно мне какое-нибудь обезболивающее?

Она взглянула на него и улыбнулась:

— Я позову врача.

Она ушла. В хосписе вообще было пусто, из персонала остались только те, без кого никак нельзя обойтись, — ну и пациенты, конечно. Все остальные поспешили домой, как бывает всегда, когда поднимается вода. Одним нужно попасть на материк, другие торопятся спасать свои дома.

— Я что-то нигде его не вижу, — сказала медсестра, просовывая голову в дверь. — Как только он появится, я сразу его к вам отправлю.

— Спасибо.

Она посмотрела на него с грустью.

— Я недавно говорила с сестрой Магдалиной.

— Она проводила с мамой очень много времени, я так ей за это благодарен.

— Магдалина сейчас едет сюда, — медсестра улыбнулась. — Несмотря на наводнение. Она сказала, что это очень важно, и просила, чтобы вы ни в коем случае не уходили, пока с ней не поговорите.

Томмасо было сложно представить, что такого важного она может ему сказать.

— Вы ждете кого-то еще из родственников?

— Да нет, вряд ли.

— Может, вам стоит сходить зажечь свечку в память госпожи Барбары?

— Да, пожалуй.

— Я передам сестре Магдалине, что вы обещали не уходить далеко.

Томмасо улыбнулся, и совесть католика подняла его на ноги. Конечно, он должен зажечь свечу, она поможет маме пройти через Чистилище.

Он вышел через главный вход. Рядом с мраморными колоннами, поддерживающими старое здание, сидел каменный венецианский лев злобного вида. Площадь перед хосписом была уже залита водой примерно на полсантиметра. До церкви идти недалеко, но ноги промокнут. Однако ничего не поделаешь — свечу обязательно нужно засветить как можно скорее, хотя сестра Магдалина и просила, чтобы он не уходил из хосписа, пока с ней не поговорит. Но уж кто-кто, а она должна понимать, как важно поставить свечку за упокой. Чистилище не станет ждать из-за какого-то там наводнения.