Мстерский летописец - Фаина Пиголицына

— Беда! Малость не спалили ваш сруб в Татарове. Александр Кузьмич начал было одеваться, чтобы бежать в Татарово, но брат остановил его:

— Да погодь ты, уж поздно топерь, вчерась еще дело было. Дарья Пономарева, ну, дочь коей в услужении у Протасьевых, навестить, это, свою дочь ходила да и засиделась там за чаем допоздна. Дочь-от и ночевать ее оставляла, а Дарья уперлась: «Домой надоть, завтра утречком в Вязники съездить собираюсь». И пошла в ночь-от одна. Идет это она мимо вашего сруба. Тихонечко. Побаивается, ну и не шумит. Они ее вот и не заметили.

— Да кто они-то? — нетерпеливо перебила деверя Татьяна Ивановна.

— Погодь, не влазь! — грубо одернул ее муж.

— Незнамо кто. Идет это Дарья-то мимо вашего сруба и слышит — мужики говорят. Ну, она и затаилась, чтоб снег не скрипел: не Кузьмич ли с сыном разговаривают там? Обрадовалась было: с вами во Мстёру подумала идти оврагом-от. Да слышит — не ваши вроде голоса-то. Да и что-то чудное балакают. Один и говорит: «Зажигай дом, а вы бегите навстречу Голышеву. А когда Голышев увидит пожар, поедет тушить, убейте его».

— Господи помилуй! — закрестилась и запричитала Татьяна Ивановна.

— Четверо их, мужиков-то, было тама. Дарья как припустилась бежать, они ее и приметили. Бросились за ней, догнали, поняли, что слышала она ихний разговор, взялись бить ее, а она ревет и только просит: «Помилуйте, ничего не знаю, никому не скажу». Куда там! Отняли у нее деньги, дочь жалованье свое ей как раз отдала, узел с платьем барина, она стирать несла, сняли с нее валенки, новые еще, да и потащили в прорубь, утопить, значит, хотели. А тут и едет кто-то по дороге. Дарья-то как закричит. Мужики испугались и бросились бежать. Дарья — еще кричать, чтобы путники ее услыхали. Куда там, сил уж у ней мало было, проехали путники мимо. Она надела на голы ноги рукавицы да так, полураздетая и избитая, чуть ли не ползком и добралась домой за полночь. Сперва и говорить-от не могла. Только вот к нонешнему вечеру и отошла да рассказала.

Преступников не нашли. Голышевы были уверены, что это происки раскольников.

ЧАСТЬ 4. От гадальных книжек до научных монографий

1868–1878

Крестьяне, получив свободу, устремились в города, на фабрики, заводы. Множились мануфактуры. К всероссийскому торжищу — Нижегородской ярмарке — тянулась железная дорога. Дорог вообще в эту пору строилось много. Временные правила о печати разрешили выпускать «в столицах» журналы и газеты без предварительной цензуры, но после трех предупреждений издание закрывалось. Без цензуры выпускались некоторые художественные и научные книги. В университетах стали избирать ректоров и деканов.

По-настоящему порадовала крестьян отмена в 1874 году рекрутчины. Введена была всеобщая воинская повинность с двадцати одного года, на шесть лет. Для грамотных срок сокращался вдвое, для имеющих среднее и высшее образование — еще на год.

В семидесятых годах тысячи молодых образованных людей отправились в народ, «открывать ему глаза на его социалистическую сущность», однако деревня встречала зачастую своих учителей настороженно, а то и враждебно.

В 1875 году восстанием в Боснии, Герцеговине, а затем в Болгарии началось движение освобождения славянских народов от турецкого ига. Турки были так жестоки в подавлении восстания, что вызвали возмущение всего мира, а в России — особенно. По всей России шел сбор пожертвований и запись добровольцев. Даже женщины просились в сербскую армию сестрами милосердия.

Турцию поддерживала Англия, которая помешала России урегулировать славянский вопрос без кровопролития. В апреле 1877 года царское правительство начало войну против Турции. Длилась она меньше года, но была чрезвычайно тяжелой. Форсировав Дунай, перебравшись через Балканы, наши войска оказались запертыми на зиму в горах. Почти десять тысяч солдат обморозились или совсем погибли в снегах. Потом турки были изгнаны с Балкан, из Закавказья, но окончательно их разгромить не позволили Англия и Австро-Венгрия, боявшиеся усиления России.

Война потребовала более миллиарда чрезвычайных расходов. Росли цены, внутренние и внешние займы. После Окончания войны вернувшиеся домой солдаты, герои Шипки и других сражений, считали, что реформа должна быть пересмотрена, земля переделена.

Началось массовое самовольное перераспределение земли Крестьяне 23 губерний отказались платить повинности В Киевской губернии бунтовало 40 тысяч человек из 19 волостей. В Воронежскую губернию правительство вынуждено было ввести «военные команды».

Папский террор придавил не только крестьян-бунтовщиков, а всю Россию, — с соседями разговаривали шепотом.

Все шире росло недовольство правительственной политикой.

ГЛАВА 1 Первая монография

От Рождества до самого крещения стояли крепкие морозы с небольшими метелями. По случаю престольного храмового праздника Богоявления во Мстёре 6 января традиционно устраивалась ярмарка.

Торговля на ней особого оборота не имела. Съезжались на нее скорее всего погулять, повидаться с родными, и выглядела ярмарка просто большим базаром.

К Голышевым накануне ярмарки, с вечера, приехали погостить из Холуя с мужем и детьми Фелицата, из Вязников — Анастасия. У младшей, Катерин-ки, семейная жизнь не задалась, и она уже год как вернулась с детьми к родителям.

Татьяна Ивановна радовалась гостям, хлопотать у печи поставила дочерей, а сама возилась с внуками.

— В богоявленскую ночь, перед утреней, небо открывается, — говорила она детям, — вот, об чем открытому небу помолишься, то и сбудется. Январь прежде Васильи-чем величали, по Васильеву дню, еще овсень да таусень прозывали, а то — просинцем, поясней после декабря стало, на куриную ступню свету прибыло.

После завтрака гости и хозяева, по-праздничному принарядившись, отправились на ярмарку, оставив в своей лавке приказчика. Ребятишки тут же прилипли к ларькам со сладостями, которых в любой праздник видимо-невидимо. Старики Голышевы задержались возле лоханей, а Иван Александрович с Авдотьей Ивановной прошли дальше. Они ничего не собирались покупать в этот день, шли так, посмотреть.

Последние годы Иван Александрович как-то пристальней стал приглядываться к жизни и быту русского крестьянства. Во всей России возрос интерес к русскому, народному. Статьи Голышева о местных обычаях, играх, трудовых праздниках шли в газете сразу, как только он напишет. Доклады его на заседаниях больших ученых встречались с восторгом. И Голышев стал уже летописцем-бытописателем своего края. Почти в каждом номере «Владимирских губернских ведомостей» появлялись рубрики: «Вести из Мстёры», «Письма редактору от И. Голышева из Мстёры».