«Если», 2005 № 08 - Журнал «Если»

— Итак, вам следует его найти!

— Кого? — уточнил Т.Т.Бис.

— Как кого? Або Ригена!

— Позвольте у вас еще спросить, господин советник…

— Спросите.

— А зачем вам он понадобился, ведь ничья есть ничья, ее уже в данный момент не исправишь.

Советник долго соображал, наконец взорвался:

— При чем здесь ничья? Тем более, что мы ее завтра же исправим. В этом же матче, но завтра. Недосмотр. А понадобился нам Або Риген, чтобы не было никаких недосмотров. Куда он мог деться? Ведь у нас практически негде пропасть! Выходит, он знает такое тайное место, куда можно спрятаться и куда можно спрятать время. Вы все поняли?

— Так точно. Последний вопрос: особые приметы?

— Хорошо, что догадались задать этот вопрос. А то у нас ни у кого нет особых примет. Не положено. Но он иногда ходит без пластикового халата. Не боится микробов. Говорит, что никаких микробов давно нет. Все передохли от скуки. И еще он подпоясан длинной веревкой. Он ее называет кушаком, а нужно это ему для того, чтобы его всегда можно было связать, когда ему будет грозить опасность. Чушь какая-то.

— Так точно, чушь, — согласился дважды майор, но что-то заставило его задуматься. Правда, он тут же забыл свою мысль, единственное, о чем он пожалел при этом, что сам не носит веревку, тогда можно было бы на ней делать узелки для памяти. Видимо, этот Або Риген много чего помнит.

— Выполняйте! — скомандовал явный тайный советник.

— Ничего не имею против, — согласился сыщик.

Дважды майор покинул пустынный кабинет и двинулся по знакомому коридору. Ему вдруг захотелось свернуть не туда, куда надо, заглянуть в чужую дверь, он удивился этому странному желанию и ускорил свой строевой шаг.

Он вдруг решил побыть на природе. Покинув лабиринт в положенном месте, он выбрался на пустырь, присел на кучу битых кирпичей и подумал, как удобно иметь пластиковые плотные брюки. Ноги в них плохо сгибались, зато сидеть можно было на чем угодно. Ему захотелось глотнуть свежего воздуха, он достал из кармана прозрачный пузырь, хлопнул им себя по лбу, пузырь лопнул и распространил на несколько мгновений пьянящий свежий запах. Он вспомнил дым, из которого делается небо, и пожалел, что слишком быстро поджег подозрительные предметы, возможно, они сгодились бы на что-то еще…

И тут вдалеке мелькнули какие-то тени. Он стряхнул с себя забытье и двинулся им вослед, распарывая сумерки, в которых они начинали исчезать. Они явно торопились, и дважды майор побежал на негнущихся ногах. Он знал: если они свернут в район складских помещений, их будет легко потерять, как раз идет смена автоматических сторожей, самое время нырнуть в какой-нибудь из холостых туннелей, где их будет неудобно преследовать на прямых ногах, стараясь не споткнуться о шпалы. Тени бежали, сгибая ноги в коленях, им было легче, и вот они исчезли. Т.Т.Бис шел почти наугад, ничего уже не было видно. Тупик? В этот момент что-то мягкое, будто крыса, шлепнулось перед ним. Он едва не упал, нагнулся и нащупал вещественное доказательство. «Улика», — догадался он. С уликой в руках он выбрался назад к тусклому свету, нашел прежнюю кучу кирпичей и рассмотрел, даже обнюхал находку. Это был батон урожая фабрики № 13, еще свежий, так как его удалось переломить. Это его обрадовало, и, немного поразмышляв, он съел вещественное доказательство.

От еды он отяжелел и заснул на той же груде камней. Во сне ему приснилось, как будто у него есть кости, и они чувствуют, на чем он спит. Пробудился он бодрым и уверенным в себе, прошел вдоль стены, отыскал в ней источник энергии, подключил к нему дельтовидные мышцы и сделал зарядку, вместо гантелей использовав два кирпича. Затем нашел поблизости автомат, выдающий батоны, сунул туда жетон, который пропал, но батона не последовало.

«Пусто!» — подумал он и с благодарностью вспомнил школу и специальный курс лекций о благородной пустоте. Экономя силы, он даже не стал стучать по автомату.

Т.Т.Бис спокойно отправился на поиски палаты, к которой был приписан искомый Або Риген.

Палату он нашел довольно быстро, снаружи не было охраны, что заставило его встревожиться, а нет ли ее внутри, вдруг его не выпустят. Но, увидев мирный и веселый народ, который ему обрадовался, видимо, потому что не был знаком с ним, Т.Т.Бис успокоился. Он еще не успел представиться, как ему предложили сыграть в шахматы, и он согласился.

Первые ходы пешками дались ему легко. Пешки оказались едва ли не в пуд весом, а когда настал черед тяжелых фигур, дважды майор пожалел о пропавшем жетоне на батон. И как только он получил внезапный (хотя и не детский) мат, то почувствовал облегчение, ибо ему уже не понадобится двигать неподъемного короля.

— Вы знакомы с Або Ригеном? — спросил он своего победителя, сочтя его сведущим существом.

— С Або? А как же. Я ему всегда в шахматы проигрывал. Он очень быстро играл, за ним никто не поспевал. Это ведь он нас играть научил, а мы думали, перед нами просто гантели для укрепления разных групп мышц… Мы еще говорили: да зачем нам разные группы мышц? Достаточно жевательных, нам для этого жевательную резинку поставляют. Любой батон разгрызем!.. Да, я и с Ригеном знаком.

— Как? Это что, два разных человека? — изумился сыщик.

— Нет, человек-то один, это имени два, но иногда кажется, что Або — человек, а вот Риген — уже непонятно кто, хотя нам он как-то и ближе, и понятнее…

Дважды майор при всей своей любви к двойному званию никак не мог понять подобной раздвоенности. Если Або — одно, а Риген — другое, то как же это усложняет задачу!

Тут он заметил лукавую улыбку на лице шахматиста и решил, что его просто дурачат.

— Где они? То есть где он, этот Або Риген?

— А разве его нет? — сделал озадаченное выражение словоохотливый хитрец, а подошедшие было поближе шахматные болельщики стали пожимать плечами и расходиться, кто к другим игорным столам, кто в кресла к газетам, кто просто улегся в постель. Сыщик наметанным взглядом обнаружил кровать Або: она была аккуратно заправлена, как будто на ней никто никогда не спал. Дважды майор ринулся к ней, еле-еле согнулся в своих форменных брюках и заглянул под кровать.

Тут же он отшатнулся: под кроватью скопился толстый слой пыли, и всколыхнутая его порывом, она ударила ему в нос, он закашлялся (уж не затаились ли там микробы?), но нашел в себе силы выпрямиться.

— Он здесь никогда и не спал, — проговорился кто-то. Все уткнулись в газеты, лиц не было видно; но можно было схватить внимательным взглядом, что газеты были за разные годы и века, а некоторые на чужеземных языках, которых сыщик не знал.

— Это он снабдил нас на много лет вперед газетами. Говорил, что все здесь написанное когда-то происходило, ну, когда еще были события, причем не всегда приятные, — доложил кто-то, невидимый за листом газеты.

— Ладно, сыт я по горло вашими событиями, — все еще не мог прокашляться Т.Т.Бис. — Меня интересует, почему он здесь не спал? Где же тогда?

После томительного молчания из-за газеты кто-то произнес:

— Он говорил, что это неестественно и скучно — спать всегда одному. Если всегда так спать, то от нас ничего не останется. Мы еще удивлялись, как же так, ведь нас так много здесь, мы уже все друг другу как родные. У нас тут и партии есть: партия левой стены, партия правой стены, партия середины, есть и партия свободы — это те, кто постелями меняется, а еще есть партия медвежьего угла — они на отшибе, долго спят, а как проснутся, так шатаются и едят за троих! Мы копим для них, складываемся. А они нам защиту обещают, если в окна другие партии полезут.

Сыщик напряженно соображал.

— Так. А мог он сам в окно вылезти?

— Ну, мог, а дальше-то что? Ведь наши палаты расположены по кругу, так что в конце концов к нам же через другие окна и вернешься. Мы и окна открываем только в день открытых дверей, тогда соседи нам свои газеты бросают, а мы им свои.

Голос умолк, а затем стих и шелест газет. Кажется, наступило время сна — не то ночь, не то мертвый час. Дважды майор, не мешкая, расположился на кровати загадочного Або Ригена. «Либо он появится, пока я сплю, либо во сне ко мне придет какое-нибудь решение».

Сон ему снился по обстоятельствам: он оставался дважды майором и это никак не ущемляло его достоинство. Более того, он раздваивался, один майор лез в окно в одну сторону, а другой — в другую, где-то посередине они встречались и снова сдваивались. Но при этом они разбухали за счет событий, о которых по пути из окна в окно прочитали в газетах. Там писали, будто от топота боевых коней стонала земля, боевые кони в ужасе бежали, едва завидели боевых слонов, а за всем этим следили боевые жирафы с громкоговорителями. Действия на море мало отличались от земных битв, только там парусные корабли преследовали весельные галеры, а сами пытались увернуться от снарядов и торпед, выпущенных броненосцами и миноносцами. За ними из глубин наблюдали подводные лодки: они подсчитывали затопленные корабли, и как только выходило некое заветное число, тут же провозглашался мир, как на море, так и на суше. За время мира строились новые корабли, откармливались слоны и кони, отливались пушки. А было еще и небо, оно тряслось от страха, глядя на все это сверху, а снизу все тряслись, взирая на небо. Тряска настолько расшатывала две его головы, особенно верхнюю, что дважды майор подумал: будь он трижды майором, он бы этого не вынес.