29 отравленных принцев - Татьяна Степанова

— Вот всегда у нас так, — прошептала Потехина, — какой же ты все-таки мерзавец, детка… Не жалеешь ты меня, ох, не жалеешь…

Симонов перебирал ее волосы, гладил черные густые жесткие пряди.

— Не жалею… не зову, не плачу, — он чуть отодвинулся и заглянул ей в глаза, — так у нас всегда было и так у нас всегда будет, Марьяша. Потому что одного поля мы с тобой ягодки. А насчет трудов и одиночества ты мне в жилетку не плачь. Вранье все это. А если посильнее прижмут — выкрутишься. Ты же у меня баба умная.

Потехина только вздохнула, прижалась горячей щекой к его груди.

— А где твой медальон, — спросила она вдруг, — тот, с пулей вделанной?

— Нет медальона, — ответил Симонов, — потерял.

— Так и все растеряешь. — Потехина приподнялась на локтях. — Он же золотой! Как же так? Ты его хранил, говорил, это боевой талисман. И пуля там та самая, твоя.

— Там гильза. Нету там никакой пули. Нету пули — шрам остался…

Потехина провела ладонью по его коже: на левом боку под ребрами — глубокий шрам.

— Как подумаю, что они ее из твоего тела вырезали, так мне страшно становится, — прошептала она, — как ты живым-то остался после такого ранения? Какие врачи там в этой Абхазии-Лимонии? И зачем ты туда ездил?

— Дурак был.

— А сейчас поумнел? За десять лет ума много прибавилось, да? Все-таки не годится это, слышишь ты, не годится такие обереги терять. К большому несчастью это, — Потехина заглянула в лицо Симонова, — и так у меня на сердце тяжело, страшно, неспокойно, а тут еще…

— А чего ты боишься? — спросил Симонов. — Ресторан открыли.

Потехина снова легла. Немного отодвинулась к краю кровати. Натянула на себя шелковое кремовое покрывало.

— Давай спать, что ли, поздно уже, — сказала она, — завтра рано вставать.

Глава 26

ПОДВОХ

От допроса Симонова Никита Колосов не ждал никакого подвоха. Беседа грезилась ему в самых мирных, традиционных протокольных рамках: видел? Не видел. Знаю? Не знаю. Катись. К тому же мысли Колосова были заняты совсем другой новостью: с утра стало известно, что Юрий Воробьев задержан прокуратурой, возбудившей совместно с ФСБ уголовное дело по факту хищения таллиума сульфата из НПО «Сатурн». Оставалось лишь ждать, какими будут последствия этого шага. Колосов, как всегда, ничего хорошего не ждал. А Лесоповалов, взвешивая все шансы за и против задержания главного свидетеля, делал следующий вывод: «Мы, Никита, свои обещания перед парнем сдержали? Сдержали. На воле доставили погулять. За нары пусть на чекистов обижается. А они, в свою очередь, тоже правы. Вор должен где сидеть? В тюрьме».

Насчет методики допроса свидетеля Симонова Серафима Николаевича и беспроигрышного способа быстрейшего знакомства с ним в неформальной обстановке у Лесоповалова тоже уже имелось готовое решение:

— А что с ним резину тянуть, Никита? Он у нас под дружкой второй день. Ночевал сегодня у Потехина на квартире. Сейчас отчалит куда-нибудь на «Ровере» своем — передадим сигнал по трассе. На первом же посту его тормознут, проверят документы. К тачке придерутся — мол, в розыске у нас она. И пожалуйста, наш он, беседуй тут с ним хоть до утра. Эх, первый раз, что ли?

Для Лесоповалова подобные комбинации были действительно весьма привычны. Колосов был в курсе и поэтому поручил всю организационную сторону этой авантюры другу. Самому же ему пришлось терпеливо ждать, пока Симонова проведет по трассе наружка, пока его остановят гаишники и затем уже с поста ДПС доставят для допроса в управление розыска.

Короче, времени было потрачено впустую достаточно, а тут, как на грех, после обеденного перерыва к нему заглянула Катя. Рассказала o вчерашней так и не состоявшейся встрече с Моховым — интересно, чего все-таки он хотел? Отчего не приехал и не надо ли его в связи с этим допросить повторно?

— Ладно, Мохова я на днях вызываю, — пообещал Никита и потом, словно кто за язык его тянул, признался: — Сейчас Симонова привезут. На него данные любопытные Лесоповалов получил. Если хочешь — можешь поприсутствовать. Он, кажется, на кладбище произвел на тебя сильное впечатление.

— Обязательно поприсутствую, — сразу оживилась Катя. — Только вот переоденусь. А насчет сильного впечатления ты прав, Никита. А что, там, на кладбище, это так заметно было?

Она ушла и долго где-то пропадала. Вернулась, когда уже Симонов сидел в кабинете розыска. Вид Кати заставил всех присутствующих в кабинете мужчин (Лесоповалов, естественно, тоже был тут) на время прервать беседу. Дело в том, что Катя появилась в форме. Мундирчик свой она примеряла редко — не то что по великим общенациональным праздникам, а еще гораздо реже. Колосов сразу заподозрил, что сделала она это намеренно, причем исключительно ради Симонова. Милицейский мундир Кате шел.

— Извините, я на совещании в министерстве задержалась, — с ходу бодренько соврала Катя. — Никита Михайлович, я не помешала?

Колосов буркнул: «Нет». Лесоповалов уставился на Катю с интересом, точно видел ее впервые в жизни, а Симонов…

Он тоже оценивающе оглядел Катю с ног до головы и небрежно бросил:

— Я что-то не врубился, господа, вы меня все трое хором будете допрашивать? Девушка — капитан, а вы что — ГАИ? Так возьмите меня под свою защиту — мне тут что-то лапшу на уши вешают, что машина моя — краденая.

— Никто не утверждает, что ваша машина краденая, — возразил Колосов. — У вас просто в документах путаница. А номер вашей машины вроде по нашему банку данных «автопоиск» проходит.

— Да не может такого быть, — сказал Симонов.

— Мы все проверим — и доверенность, и техпаспорт, не волнуйтесь, — заверил его Колосов, — а пока проверка идет, у нас к вам, Серафим Николаевич, со своей стороны есть вопросы.

— С чьей стороны-то? — уточнил Симонов у Кати. Со стороны уголовного розыска, — ответила она.

Она не могла удержаться, чтобы украдкой не рассматривать его, изучать, мысленно сравнивая и с Колосовым, и с Лесоповаловым, и даже — что греха таить — с мужем, драгоценным В.А.». Всем им было ой как далеко до Симонова, и не только в плане внешности, но и в умении владеть собой. Симонов вел себя спокойно. Даже насчет машины препирался как-то лениво, словно ему абсолютно все равно было, где он, кто с ним и о чем его будут спрашивать. Катя наблюдала за ним, и ей действительно лось узнать — правда ли ему все равно или это только его поза, маска?

— С уголовным розыском еще дел не имел ни разу, — сказал Симонов, с вялым любопытством оглядывая тесный душный кабинет с решетками на окнах: — Судьба миновала.

—А с другими службами общались? — внезапно спросил молчавший доселе Лесоповалов. — Со спецслужбами, например?

Симонов перевел на него спокойный ленивый взор: о чем ты, дорогой?

— Вы ведь ранее не судимы, Серафим Николаевич, — продолжил Лесоповалов. — Очень мне это даже удивительно. Как вы при вашей-то бурной жизни сумели уклониться от зоркого ока закона? Мы тут с некоторыми фактами вашей биографии ознакомились. Я прямо не знаю, что и сказать вам…

Катя посмотрела на Колосова: о чем это Костик Лесоповалов так грозно и так многозначительно? Какие такие данные пришли на Симонова? Откуда? О чем?

— Серафим Николаевич, вы ведь актер по профессии? — спросил Никита. — А в каком театре вы играли до переезда в Москву?

— В Ростовском драматическом. А до этого в Симферополе два сезона.

— Но ведь это не основная ваша профессия, правда? Симонов посмотрел на Катю и улыбнулся ей. И Катя неожиданно почувствовала, что щеки ее предательски заливаются румянцем, а жесткий воротничок форменной рубашки душит, как петля.

— Скажите, вы участвовали в боевых действиях в Абхазии в начале девяностых? — самым зловещим голосом осведомился Лесоповалов. — Вы были ранены во время этих боевых действий?

— У вас же наверняка полное досье на меня. Чего же меня-то спрашивать? — усмехнулся Симонов.

— А за кого вы там воевали? — с искренним любопытством спросила Катя. — На чьей стороне?

Симонов улыбнулся ей еще приветливее. Покачал головой: ну, братцы, вы и даете. Вспомнили, называется.

— А в девяносто втором вы приезжали в Тирасполь, в Приднестровье? — не унимался Лесоповалов. — Вы ведь там, кажется, непосредственно со Смирновым встречи имели. В Приднестровье ваши симпатии были более явно обозначены, чем на Кавказе?

— Я не понимаю. О чем вы? — сказал Симонов.

— О том, что слухи о вас разные ходят, Серафим Николаевич, в столице в связи с событиями десятилетней давности. Я вот что, например, слышал из весьма компетентного источника— воевали вы в Абхазии в начале девяностых сначала на стороне Сухуми против Гомсахурдиа. Затем в национально-освободительной идее вроде разочаровались, и даже больше. Слыхал я — был бой в ущелье, где попал в засаду абхазский штурмовой отряд. Почти весь он был уничтожен, и только вы — командира штурмовиков — остались живы. И более того, через какое-то время снова возглавили штурмовой ряд горных стрелков, только уже с грузинской стороны. Потом и этот отряд полег в неравном бою. Поговаривали, что кто-то выдал неприятелю — пардон, абхазской национальной гвардии — карту проходов через минное поле. Отряд был уничтожен. А вы снова остались целы-невредимы, даже потом снова в Сухуми приезжали.