Личное дело майора Власовой (СИ) - Дибривская Екатерина Александровна

– Точно. Но тогда я окончательно понял, что больше не захочу тебя отпускать. Думаю, именно близость стала венцом признания моих чувств. Я влюбился и больше не хочу тебя отпускать.

Мужчина улыбается. Оглаживает пальцами мою скулу, губы.

– Я никогда не встречал таких женщин, Ангелин. Думаю, вселенная хорошо потрудилась, раз у меня за столько лет ни разу не вспыхнуло и блеклой тени подобных чувств в ожидании встречи с тобой.

Он придвигается ближе ко мне, к моим губам и шепчет:

– Теперь веришь, прелесть моя недоверчивая?

– Страшно… – выдыхаю я и зажмуриваюсь.

Женя стремительно накрывает мои губы поцелуем. Разом лишает всех мыслей, кислорода, силы воли. Стирает страхи, обещает быть рядом. Обещает невозможное, хотя чем больше проходит времени, тем более осязаемыми кажутся его заверения, что всё невозможное возможно. Практически совсем как его поцелуи.

– Знаешь, Ангелочек, – говорит Женя через несколько минут или часов. – Мне кажется, сегодня мы не дождёмся этого товарища. Поехали домой?

– М-м-м, поехали! – хихикаю я.

– Сейчас быстренько домчим! – подмигивает мне он. – Можно было бы и здесь, конечно, но я же не захочу прерываться, а любить тебя в машине всю ночь – просто издевательство!

– Поехали уже! – поторапливаю его.

Женя сжимает мою руку и держит всю дорогу до дома. А там, стоит створкам лифта закрыться, он прижимает меня к стене, снова начиная целовать.

Путь до седьмого этажа кажется слишком быстрым. Я не хочу – просто не могу! – оторваться от мужчины, и, в итоге, он утягивает меня на лестничную площадку, когда створки уже норовят закрыться вновь.

– Прелесть моя ненасытная, – усмехается Женя. – Потерпи, сейчас я открою.

Он отрывается от меня, лихо разворачивается к двери и неожиданно застывает. А я, следующая за ним по инерции с полузакрытыми глазами, врезаюсь в его спину, моментально приходя в чувства.

Осторожно выглядываю из-за его спины, предчувствуя катастрофу, и натыкаюсь на строгий взгляд серых глаз.

– Мама?! – вырывается немного визгливо.

– Здравствуй, Ангелина, – строго говорит моя мать. Стреляет недовольным взглядом в сопровождающего меня мужчину и поджимает губы в тонкую, брезгливую нить.

Это не катастрофа. Это гораздо хуже!

Невольно я выпрямляю спину. Все глупости мгновенно выветриваются из моей головы, и я бросаю быстрый взгляд на Женю, словно он может испариться по одному моему желанию.

Выхожу вперёд, отыскивая в сумке ключи, и спрашиваю:

– Что ты здесь делаешь?

Мама картинно заламывает руки и возмущается:

– Я что, уже не имею права навестить свою единственную дочь, чтобы поддержать в трудную минуту?

Я тяжело вздыхаю, оставляя этот возглас без комментариев. Отпираю дверь, пропускаю маму вперёд, чтобы не устраивать концерт на радость соседям, вхожу сама, за мной следует Женя. Он смотрит на меня с любопытством и спрашивает одними губами: “Мама?”, но я начисто игнорирую его.

– У тебя всё ещё есть мой номер, мам. Было бы неплохо, если бы ты иногда им пользовалась.

– Знаю я все твои отговорки, – отрезает она. – Ты бы нашла тысячу причин, чтобы я не приезжала. А дело не терпит отлагательств: пока мой зять в тюрьме по нелепому обвинению, а непутёвая дочь и палец о палец не ударила, чтобы его вытащить, ещё и водит домой… всяких… Я просто не могу оставаться в стороне!

Я морщусь так, словно у меня разом ноют все зубы. Во рту пересыхает, а в голове начинает отбивать барабанная дробь разгорающейся боли.

– Твой зять тебе давно уже не зять, – отвечаю ей пренебрежительно, хотя больше всего мне хочется забиться в угол и поплакать. – А я вовсе не сижу сложа руки. И, при всём уважении, мама, но кто приходит ко мне домой – давно уже не твоё дело.

– Разве, Ангелочек? – совершенно неожиданно для меня вмешивается Женя. – Разве не пора наконец нас познакомить и поставить маму в известность о грядущем радостном событии?

Боже мой! Неужели так сложно хоть раз оставить свои шуточки при себе?!

Я испепеляю его взглядом и выдавливаю улыбку, лихорадочно соображая, как теперь выкручиваться из ситуации.

– Только не говори мне, что залетела! – с брезгливостью охает мать. И для верности хватается за сердце.

Женя обнимает меня за плечи, ободряюще сжимая.

– Я, конечно, понимаю, что вы слишком молоды, чтобы становиться бабушкой, – бодро произносит он. – Но ваша реакция несколько обескураживает. Особенно, учитывая, что мы планируем с этим не затягивать. Разрешите представиться: Евгений Павлович Кононов, жених вашей дочери.

Мать молчит, и я обречённо говорю:

– Мама, это Женя. Женя, это моя мама, Елена Владимировна.

Незаметно, надеюсь, тычу локтем ему в бок и прохожу вглубь квартиры, молчаливо предлагая всем либо последовать за мной, либо отправиться к чёрту. Шагов не слышится, и я хлопаю дверью спальни и медленно переодеваюсь. Трусливо выбираюсь в коридор, усиленно прислушиваясь. Судя по тишине, мама прикончила внезапного соперника своего идеального и любимого зятя, отказываясь принимать наш разрыв и право каждого на личную жизнь.

Неожиданно со стороны кухни раздаётся тихий смех мамы, который пугает меня до чёртиков, и я тороплюсь на этот звук. Однако возле приоткрытой кухонной двери притормаживаю, пытаясь разобрать, что там происходит.

– Рада, что Ангелина взялась за ум и научилась готовить.

Женя усмехается:

– Мы решили, что в нашей семье буду готовить я.

Я закатываю глаза. Невозможный, просто невыносимый!..

– Вздор! – отрезает мать. – В семье должна готовить женщина, а мужчина должен семью обеспечивать. Иначе всё идёт наперекосяк.

– Женщина должна быть счастливой, и это самое главное, что должен делать мужчина – делать свою женщину счастливой, – тихо парирует Женя, и я вваливаюсь внутрь во избежание скандала. – А вот и наша Ангелина. Всё хорошо?

– Хорошо, – нервно передёргиваю плечами и изучаю скучающее выражение лица мамы.

– Славно, – заключает он. – Тогда оставлю вас ненадолго поболтать наедине. Не скучайте без моего обаяния!

Я тихо прыскаю, но под взглядом мамы маскирую смех покашливанием. Женя смотрит с лукавыми искорками в глазах и подмигивает. А потом стремительно поднимается и покидает кухню.

Мне сразу становится легче дышать. Я заглядываю в глубокую сковороду, где что-то готовится: варится, жарится или тушится. Даже помешиваю – просто на всякий случай. И мать наконец изрекает:

– Пожалуйста, скажи, что этот твой Евгений не всерьёз говорил, что собирается готовить сам! Ты же знаешь, Ангелина, как важно женщине держать дом и семью в своих руках. Не зря говорят, что женщина – хранительница очага.

– Мам, я работаю в полиции. Я – следователь, мама. Женщины боролись за равноправие не для того, чтобы мерилом их успешности было умение готовить щи-борщи.

– Возможно, чтобы затащить тебя в постель, было и достаточно отсутствия этого мерила, – как нечто мерзкое и богопротивное произносит мать. И даже рисует в воздухе кавычки, прежде чем продолжить: – Но когда страсть подутихнет, когда эйфория спадёт, он, как и любой другой мужик, захочет возвращаться в уютный чистый дом и есть свежую еду. Не наступай дважды на одни и те же грабли, девочка моя. Уж хоть сейчас меня послушай, раз раньше не слушала.

– Ой, мам, не начинай, пожалуйста! – стону я. Хочется заткнуть пальцами уши, как в детстве, чтобы не слушать эту заезженную пластинку.

– Что не начинай, а? Вот что не начинай? – шипит она. – Я тебя просила, умоляла: возьмись за ум, пока не спустила в унитаз свой брак! Ярослав – ну ведь чистое золото! Ты с ним жила бы и не знала бед, но нет! Проявила свою твердолобость, не уступила, не проявила мягкости и гибкости, по своему всё сделала, вот и получила закономерный результат.

Я закусываю губу. Всю жизнь одно и то же. Да сколько можно, мама?!

– Мам, мы расстались по обоюдному согласию. Мы остались в добрых дружеских отношениях. Я даже стала крёстной его дочки, ты не забыла?