В огне аргентинского танго - Татьяна Алюшина

– Кроме твоих танцев, – хмыкнул он.

– Кроме моих танцев, – подтвердила Лиза и пообещала: – Я сама нас отвезу туда и обратно, и везде, куда захочешь.

– Я бы хотел, чтобы приехала ты, – вздохнул он и прервал разговор.

Лиза расстроилась ужасно. И целых два дня ходила и думала, а может, все-таки поехать к нему? Нет, ну правда – не может же он вот так сразу измениться и стать прежним! Что, переспал с ней и прямо стал другим человеком и вернулся в нормальную жизнь?

Но на машине при лучшем раскладе дорога туда-обратно займет около десяти часов, при худшем и предполагать не стоит. Поезд? А потом либо на автобусе до остановки на трассе, а там еще пешком до села и далее до хутора! Либо встретят на машине. Встретить-то они встретят, только зачем ей это надо, если для общения с Протасовым у нее останется часа четыре, не больше!

Не поехала, а он не перезвонил.

И мучилась мыслями, воспоминаниями, сомнениями и предположениями, а потом вдруг, в один момент, сказала себе – не буду!

Не буду, и все!

Он взрослый, здоровый мужик, нравится ему такая жизнь – пожалуйста. Но она портить свою жизнь из-за его психозов не станет! Не зря ее бабушка Ася предупреждала!

Ох, не зря! И Лиза проплакала пару часов, благо могла себе это спокойно позволить, жила самостоятельно, одна в квартире Надюши, которую они раньше сдавали, а несколько лет назад посовещались и решили: Лизе так будет удобней – намного ближе к работе и к детскому Центру, да и взрослая уже барышня.

В понедельник пошла на работу, строго-настрого запретив себе плакать, а главное, чего-то ожидать от Протасова. А чего ждать? Этот вопрос Лиза задала себе после того, как наплакалась в удовольствие.

Ну, так чего? Что она, строила какие-то планы? Ну, наверное, строила, как любая другая нормальная девушка в похожей ситуации. По крайней мере, ожидала и надеялась на продолжение и какое-то развитие отношений, не только же ездить в глухомань по выходным за великолепным сексом по первому зову мужчины. Хотя за таким делом можно и поездить!

В среду после урока танцев к Лизе подошла директор Центра и сообщила, что в субботу ее занятия отменяются – состоится большая конференция, и зал будет занят. Лиза оповестила всех родителей и детей и призадумалась…

Протасов так и не звонил.

Лиза все думала и думала, и, побаиваясь того, что собирается делать, и все еще окончательно не решаясь, она договорилась с коллегами и ушла в пятницу сразу после обеда с работы.

Торопливо собрала сумку с вещами, сделала термос черного чая с медом, бутерброды сложила в контейнер, туда же – салфетки, и все поторапливала себя мысленно, отчаянно боясь передумать. Остановилась, села на диван и спросила вслух:

– Лиза, что ты творишь? Куда ты собралась, ты понимаешь?

Тишина в доме не ответила на эти важные вопросы.

– А если он тебя не ждет и уже не надо ему никаких твоих приездов? – помолчала и спросила самое важное: – А если он уже не сможет или не захочет выйти из своего состояния скорби и никто ему так и не будет нужен, кроме памяти об Алисе? Слишком затянулось это его состояние, ты же понимаешь.

Она вздохнула, решительно поднялась, прошлась по квартире, проверила все ли выключено-закрыто, взяла сумку, пакет с контейнером и термосом, и громко сообщила квартире:

– Тогда я оставлю его с Алисой и больше тревожить не стану! Но мне надо понять, есть ли у нас с ним шанс, есть ли у меня шанс или нет! Все, поехала!

Пятничные пробки на выезде из Москвы, тем более по весне, – отдельная грустная история, причем обязательная. Но Лиза стоически терпела, и хотя выехала намного раньше основного потока, все равно пришлось постоять. И сворачивала она с трассы на дорогу к селу уже в опускающейся темноте, а к хутору подъезжала – так совсем уж стемнело, к тому же и дождь вдруг полил, и ворота никто не спешил открывать на шум подъехавшей машины.

Лиза посигналила, подождала, но приветливые хозяева не появились и «добро пожаловать» не пожелали. Она еще раз посигналила, пять минут, десять – результат тот же. Конечно, она не взяла с собой в дорогу зонтик и выбралась из машины практически под проливной дождь и побежала к калитке в воротах.

И, понятное дело, та была закрыта – люди-то на хуторе адекватные живут, на ночь калитки закрывают. Лиза позвонила в звонок, потарабанила кулаками, покричала призывно, снова позвонила – тишина, словно все эвакуировались в теплые страны.

Лиза почувствовала, как по спине, под одеждой побежала струйка воды – значит, легкая курточка промокла! Э-э-эх, плохое слово!

Она вернулась в машину, промочив сиденье, и, чертыхаясь под нос, принялась сигналить светом фар и давя на клаксон. Ни на живых, ни на мертвых на этом хуторе ее цветомузыка действия не возымела и впечатления не произвела.

И тут, от отчаяния, что ли, она вспомнила, как Вера ей рассказывала, когда они ехали в Москву, что Протасов частенько пропадает в своей мастерской, что-то там делая, и не видит и не слышит вообще ничего, поэтому они все имеют ключи от калитки и от ворот, иначе можно на участок так и не попасть. А вот Витяй постоянно свой ключ забывает, так они для него специально в тайничке запасной держат, под кустом в коробочке такой, камнем приваленной. Если не знаешь, никогда не найдешь.

Лиза снова выскочила из машины, подбежала к тому кусту, присела на корточки… но головоломка была с сюрпризом – камней там лежало не меньше десяти – под третьим она нашарила шкатулку.

Достала ключ, замерзшими мокрыми скользкими пальцами не с первого раза попав в замочную скважину, отперла дверь и побежала к дому, по дороге отметив, что он стоит совершенно темный, еле светится только окно кухни, видимо, какой-то один ночной светильник оставили включенным.

Но двери на веранду и в дом были не заперты, и Лиза вошла, и оказалась в кромешной темноте прихожей.

– Эй! Живые есть? – громко прокричала она, нашаривая рукой выключатель на стене.

Гулкая тишина отозвалась на ее призыв, пролетев по всему дому придушенным эхом.

– Провалились они все, что ли, – проворчала она, скинула туфли и, оставляя мокрые следы на полу, пошла искать хоть кого-то.

Первым делом Лиза проверила кухню и спальную Протасова на втором этаже – никого! Спускаясь по лестнице со второго этажа, она вдруг услышала странный повторяющийся глухой звук издалека, пошла на звук и поняла, что он доносится из мастерской.

Протасов тысячу раз, наверное, думал позвонить Лизе и даже телефон в руках держал, чтобы набрать ее номер, но откладывал – нет. Она права, Москва далеко, у нее там своя жизнь, работа, детишки из Центра, что теперь ей мотаться к нему по выходным? И как долго? Да и нужен ли ей мужчина, отягощенный чувством вины, погрузившийся в скорбь и не желающий ничего менять в своей жизни? Она молодая, прекрасная, умная, великолепная женщина, что ей теперь с ним – похоронить себя заживо, на хутор к нему переселиться, что ли? Нет, никому такие жертвы не нужны, а ему особенно. И лучше вот так – отрезать один раз и прекратить навсегда, и все! Он и так себя корил за слабость, что позвонил, позвал… Не надо всего этого, не надо! И откладывал тяжелую трубку спутникового телефона.