Город праха - Кассандра Клэр

— Охраной? — Джейс прислонился к железным перилам и полной грудью вдохнул чистый холодный воздух. — Ты про демонов? Призвал их с помощью Меча?

— Не буду отрицать, — сказал Валентин. — Люциан уничтожил мою армию Отреченных, и я не имел ни времени, ни желания создавать новую. Теперь, когда у меня есть Меч смерти, я могу призвать на свою сторону солдат получше.

Джейс подумал о Клэри, истекающей кровью у него на руках, и приложил ладонь ко лбу. Кожа стала холодной там, где касалась перил.

— Там на лестнице ведь была не Клэри? — спросил он.

— Клэри? — повторил Валентин с некоторым удивлением. — Так ты видел Клэри?

— А что такого? — произнес Джейс как можно более ровным голосом.

Он довольно спокойно относился к секретам — как к своим, так и к чужим, — однако понимал, что сможет жить со своими чувствами к Клэри, только если не будет в них копаться. А Валентин всегда во всем копается, изучает, анализирует и решает, какую извлечь для себя выгоду. Этим он напоминал королеву Летнего двора — холодную, недобрую, расчетливую.

— На лестнице тебя встретил Аграмон, — сказал Валентин. — Демон страха. Он принимает форму того, чего человек боится более всего на свете, и питается страхом. Насытившись, он убивает жертву — если, конечно, она еще жива. Как правило, человек успевает прежде умереть от ужаса. Так что мои поздравления, ты держался молодцом.

— Аграмон? — переспросил Джейс в изумлении. — Высший демон? Как ты до него добрался?

— Призвал один очень юный и самонадеянный маг. Больше всего глупый мальчишка боялся, что демон вырвется из пентаграммы и убьет его. Именно так и произошло.

— Так, значит, вот как он умер… — пробормотал Джейс.

— О чем ты?

— Мага звали Илия, ему было шестнадцать. Впрочем, тебе все это известно. Ты использовал его для ритуала обращения меча.

Валентин расхохотался:

— Да ты, я смотрю, времени зря не терял. Значит, ты уже в курсе, зачем я прислал демонов к дому Люциана.

— Ты прислал их за Майей, — ответил Джейс. — Она дитя оборотней. Тебе нужна ее кровь.

— Вообще-то, я прислал древаков, желая узнать, что делает Люциан. Одного из них он убил, но второй вернулся и доложил о присутствии молодой особи ликантропа…

— …и ты прислал раумов за ней. — Джейс вдруг почувствовал невероятную усталость. — Майя дорога Люку, а ты не упустишь случая навредить ему. — Он помолчал и добавил спокойным тоном: — Это очень подло, даже для тебя.

На секунду в глазах Валентина вспыхнула ярость, потом он запрокинул голову и расхохотался:

— Я восхищаюсь твоим упрямством! Просто моя копия. — Он встал и протянул Джейсу руку: — Пойдем, я хочу тебе кое-что показать.

Джейс хотел оттолкнуть предложенную руку, но рассудил, что едва ли сможет подняться без посторонней помощи, кроме того, не следовало злить отца раньше времени. Что бы Валентин ни говорил о своем восхищении упрямством, он не терпел непослушания.

Ладонь отца была сухой и прохладной, а прикосновение — неожиданно ободряющим. Как только Джейс встал на ноги, Валентин отпустил его и вытащил из кармана стило.

— Позволь исцелить тебя, — сказал он.

Джейс отвел его руку — после секундного колебания, наверняка не укрывшегося от глаз Валентина.

— Мне не нужна твоя помощь.

— Как знаешь.

Валентин убрал стило и пошел по палубе. Джейс припустил трусцой, чтобы его догнать. Он хорошо знал отца: тот не будет оглядываться, не сомневаясь, что сын идет за ним следом.

Действительно, Валентин уже начал что-то говорить, заложив руки за спину и шагая вперед с безмятежной грацией, необычной для человека столь внушительной комплекции. Он слегка наклонился вперед, как будто шел против сильного встречного ветра.

— …насколько я помню, ты знаком с поэмой «Потерянный рай» Джона Мильтона? — услышал Джейс.

— В общих чертах. Ты заставил меня прочесть ее десять или пятнадцать раз. Лучше быть Владыкой Ада, чем слугою Неба, и все такое.

— Non serviam, — промолвил Валентин. — «Я не буду служить». Этот девиз написал на своем знамени Люцифер, когда повел воинство мятежных ангелов против несправедливой власти.

— И что ты хочешь сказать? Что выбрал сторону дьявола?

— Некоторые считают, что Мильтон сам был на стороне дьявола, — произнес Валентин. — По-крайней мере, Сатана у него вышел гораздо более интересной фигурой, чем Бог.

Они почти дошли до носа корабля. Валентин перегнулся через перила, Джейс встал рядом с ним. Корабль миновал мосты и теперь шел в сторону открытой воды между Стейтен-Айлендом и Манхэттеном. Отражения неоновых вывесок ведьмиными огнями плясали на воде. Небо припорошила алмазная пыль, и река хранила свои тайны под гладкой черной поверхностью, на которой тут и там всплескивал серебристый хвост — то ли рыбий, то ли русалочий. Джейс пытался думать об этом городе как о своем, но ничего не выходило. Родными для него по-прежнему были хрустальные башни Аликанте, а не высокие небоскребы Манхэттена.

— Зачем ты явился сюда, Джонатан? — спросил Валентин после паузы. — Я думал, что после увиденного в Городе костей ты воспылал ко мне ненавистью. Признаться, я уже оставил надежду увидеть тебя рядом с собой.

Под мнимым спокойствием и сдержанностью его тона явственно слышалось что-то незнакомое — если не уязвимость, то по меньшей мере искреннее любопытство. Валентин совсем не ожидал, что Джейс может удивить его.

— Королева Летнего двора велела задать тебе один вопрос, — сказал Джейс, глядя на воду. — Чья кровь течет в моих жилах?

На лице Валентина отразилось сильнейшее удивление, как рукой снявшее все другие эмоции с его лица.

— Ты говорил с королевой?

Джейс ничего не ответил.

— Ну что ж, просьба вполне в духе дивного народца. Все, что они говорят, имеет скрытый подтекст. Если королева снова спросит тебя, можешь сказать ей, что в твоих жилах течет кровь Ангела.

— Как и у любого нефилима, — разочарованно протянул Джейс. Он действительно ожидал услышать что-то новое. — Ты ведь не стал бы лгать королеве Летнего двора?

— Нет, — резко бросил Валентин. — А ты не стал бы искать меня только затем, чтобы задать глупый вопрос. Зачем ты пришел на самом деле, Джонатан?

— Захотелось поговорить с кем-нибудь, — сказал Джейс. Он владел своим голосом не так хорошо, как отец, поэтому в его словах ясно слышалась боль, словно кровь лилась из открытой раны. — Лайтвудам от меня теперь одни неприятности. Люк наверняка меня ненавидит. Инквизитор желает моей смерти. Я чем-то обидел Алека, и не имею ни малейшего представления чем именно.