Роботы утренней зари - А. Азимов

— Еще раз спрошу вас: вы поверили ему?

— Почему же не поверить?

— Потому что это неправда. Сходство могло привлечь его внимание, но истинная суть его интереса к этой женщине — ее чужеземное происхождение. Она воспитана на Солярии, где привычки и социальные нормы не те, что на Авроре. Он может в данном случае изучать мозг, совсем отличный от нашего, и получить интересную перспективу. Неужели вы не понимаете этого? Кстати, почему он заинтересовался вами, землянин? Он не так глуп, чтобы вообразить, что вы решите аврорскую проблему, ничего не. зная об Авроре.

Внезапно вмешался Дэниел, и Бейли вздрогнул от неожиданности, услышав его голос:

— Доктор Василия, коллега Илайдж решил проблему Солярии, хотя ничего о Солярии не знал.

— Да, — сказала Василия, — все миры узнали об этом по гиперволновой программе. Озарение могло произойти, но вряд ли Хен Фастольф думает, что оно случится дважды на том же месте и вскоре после первого. Нет, землянин, он привлек вас в первую очередь потому, что вы землянин. У вас другой, чуждый мозг, который можно изучать и манипулировать им.

— Не можете же вы думать, доктор Василия, что он рискнул бы делом, имеющим чрезвычайную важность для Авроры, и пригласил бы кого попало, лишь бы изучить необычный мозг?

— Наверняка мог бы. Об этом я вам и толкую. Нет такой проблемы для Авроры, которая была бы важнее для него, чем проблема мозга. Я могу точно сказать, что он ответит, если вы его спросите: «Аврора может возвыситься или пасть, цвести или гнить — все это пустяки в сравнении с проблемой мозга. Поскольку человек реально познает мозг, все, что может погибнуть за тысячелетие по небрежности или из-за неправильно принятых решений, можно выправить за десять лет, разумно управляя человеческим развитием и руководствуясь психоисторией». С помощью этого аргумента он оправдывает все — ложь, жестокость, все, что угодно — и скажет, что все должно служить цели дальнейшего прогресса знаний о мозге.

— Я не могу себе представить, чтобы доктор Фастольф был так жесток. Это милейший человек.

— Давно ли вы его знаете?

— Несколько часов на Земле — три года назад, и один день на Авроре.

— Подумать только! Целый день! А я была с ним тридцать лет почти постоянно и потом издали следила за его карьерой. А вы были с ним целый день? И за весь этот день он не сделал ничего, что напугало или унизило бы вас?

Бейли молчал. Он думал о неожиданной грубой выходке с помощью прибора для пряностей, от которой его спас Дэниел, о туалете, который доставил ему столько затруднений при пользовании или из-за примененной хозяином маскировки, дальнюю прогулку по открытому пространству, имевшую целью проверить его способности к адаптации.

— Вижу, что делал, — сказала Василия. — Ваше лицо, землянин, не так непроницаемо, как вы, может быть, думаете; он пугал вас психозондом?

— Он упоминал о нем.

— Один день, и — уже упоминал. Я думаю, это вам не понравилось?

— Конечно, нет.

— А была причина для этого упоминания?

— Была, — быстро сказал Бейли. — Я сказал, что у меня мелькнула одна мысль и тут же исчезла, и с его стороны было вполне естественно намекнуть, что психозонд мог бы ее обнаружить.

— Нет, — сказала Василия, — не мог бы. Психозондом нельзя пользоваться для такого деликатного исследования, а если произвести попытку, то много шансов, что мозг будет искалечен.

— Может, нет, если работать будет эксперт, скажем, доктор Фастольф.

— Он? Да он не отличит один конец зонда от другого. Он теоретик, а не техник.

— Ну, кто-нибудь другой.

— Нет, землянин, никто. Подумайте сами: если бы психозонд можно было использовать безопасно для людей, и если уж Хена Фастольфа так беспокоит проблема лишения робота физической и умственной активности, разве он не предложил бы применить психозонд к себе? Это не приходило вам в голову? Любой разумный человек придет к заключению, что Фастольф виновен. Единственным доказательством его невиновности является его собственное отрицание вины. Почему бы ему не доказать свою невиновность путем психопроб? Он не намекал на такую вещь?

— Нет. Мне, по крайней мере.

— Потому что он прекрасно знает, как это опасно. Однако он не задумываясь намекнул насчет вас просто для того, чтобы видеть, как ваш мозг работает под психическим давлением, как вы реагируете на страх. А может быть, он подумал, что такая проба, как бы она ни была опасна для вас, может дать ему интересные сведения, касающиеся особенностей устройства вашего мозга. Это, по-вашему, не жестоко?

Бейли отмахнулся от этого вопроса:

— Как это приложить к данному делу, к роботоубийству?

— Солярианская женщина Глэдия привлекла внимание моего отца. У нее интересный для его целей мозг. Он дал ей робота Джандера, желая посмотреть, как женщина, выросшая не на Авроре, встретится с роботом, во всех отношениях похожим на человека. Он знал, что аврорская женщина тут же воспользовалась бы роботом для секса, ничуть не стесняясь. Сама я, признаться, несколько стеснялась бы этого, поскольку воспитана хотя и не нормально, но как обычные аврорские женщины. Солярианка же стеснялась бы очень сильно, поскольку выросла в мире, заполненном роботами, и имела чрезвычайно строгие моральные взгляды в отношении роботов. Это различие могло быть очень поучительным для моего отца, который пытался на этих вариациях построить теорию функционирующего мозга. Хен Фастольф ждал полгода, пока солярианка, может быть, начнет первые эксперименты…

— Ваш отец ничего не знал об отношениях между Глэдией и Джандером, — перебил ее Бейли.

— Кто вам это сказал? Мой отец? Глэдия? Если он — то он врет, если она — то она, скорее всего, просто не знает. Можете быть уверены, Фастольф знал, потому что в его программу изучения мозга входило выяснить, как мозг поддается влиянию солярианской морали. А затем он подумал — я совершенно уверена в этом — что случится, если женщина, только что начавшая пользоваться Джандером, вдруг потеряет его без всяких причин. Он знал, что сделала бы аврорская женщина: она почувствовала бы некоторое разочарование и тут же бы стала искать замену. Но как поведет себя солярианка? Вот он и вывел Джандера из строя.

— Уничтожить безмерно ценного робота ради удовлетворения тривиального любопытства?

— Чудовищно, не правда ли? Но Хен Фастольф как раз это и сделал. Вернитесь к нему, землянин, и скажите ему, что его мелкая игра кончена. Если еще не все на планете верят в его виновность, то наверняка поверят после моего выступления.

Бейли долго молчал, а Василия смотрела на него с какой-то мрачной радостью.