Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. Происхождение Руси и становление ее государственности - Борис Рыбаков

Ключом к пониманию ранней русской государственности является полюдье. Для нас чрезвычайно важно установление существования полюдья на уровне одного союза племен, т. е. на более низкой ступени развития, чем «союз союзов» — Русь. Для племенного союза Вятичей мы получили сведения о полном круговороте полюдья — ежегодный объезд «светлым князем» всей подвластной территории, сбор «одежд» (очевидно — пушнины) и сбыт собранных ценностей вниз по Дону в Итиль, взамен чего вятическая знать получала в IX в. и большое количество восточного серебра в монетах, восточные украшения, повлиявшие на местное племенное ремесло.

Рядом с племенным союзом Вятичей («славян») существовал одновременно с ним суперсоюз Русь, объединивший 5–6 отдельных племенных союзов, аналогичных вятическому. Здесь тоже существовало полюдье (русы везли свои меха «из отдаленнейших концов славянства»), но оно существенно отличалось от вятического прежде всего размерами подвластной территории, а следовательно, должно было отличаться и иной, более высокой организацией сбора дани. У Руси, как и у Вятичей, второй задачей был сбыт результатов полюдья. Восточный автор IX в. описывает грандиозный размах торговых экспедиций русов, значительно превышающих то, что мы можем предполагать для вятичей (едва ли далее Итиля). Русы сбывали свои товары и в Византию, и в земли Халифата, доходя до Рея, Багдада и Балха (!) Одни и те же явления, происходившие в каждом из самостоятельных племенных союзов и в синхронном им «суперсоюзе» Руси при всем их сходстве отличаются тем, что происходившее в «союзе союзов» было на порядок выше того, что делалось внутри отдельных союзов, еще не достигших высшей степени интеграции.

Пожалуй, именно здесь и лежит точка отсчета новых социально-экономических отношений, новой формации. Союз племен был высшей ступенью развития первобытнообщинного строя, подготовившей отдельные племена к предстоящей исторической жизни в больших объединениях, в которых неизбежно и быстро исчезали древние патриархальные формы связи, заменяясь новыми, более широкими. Создание союза племен было уже подготовкой к переходу к государственности. «Глава глав», возглавлявший десяток племен и называвшийся «светлым государем» или в передаче иноземцев «царем», был уже не столько повелителем первобытных племен, сколько главой рождающегося государства.

Когда же общество поднимается на порядок выше и создает из союзов племен новое (и количественно и качественно) объединение, «союз союзов» племен, то вопрос о государственности может решаться только однозначно — там, где интеграция племен достигла такого высочайшего уровня, государство уже сложилось.

Когда летописец детально перечислял, какие из восточнославянских племенных союзов вошли в состав Руси, то он описывал своим читателям государство Русь на одном из этапов своего развития (в первой половине IX), когда Русь охватила еще только половину племенных союзов. Полюдье — первая, наиболее обнаженная форма господства и подчинения, осуществления права на землю, установления понятия подданства. Если в союзе племен полюдье еще в какой-то мере может основываться на старых племенных связях, то в «суперсоюзе» оно уже полностью абстрагировано и отделено от всяких патриархальных воспоминаний. В связи с теми фальсификациями, которые допускают в отношении русской истории норманисты, необходимо отметить, что в источниках полюдье предстает перед нами как чисто славянский институт со славянской терминологией. Полюдье известно, например, в Польше, где оно называлось «станом», а взимаемые поборы — «гощеньем».

Русское слово «полюдье» мы встречаем и в летописях и в грамотах. Никакого отношения к варягам полюдье не имеет; напротив, в скандинавских землях для обозначения этого явления употреблялось русское, славянское слово. В скандинавской саге о Гаральде при упоминании подобных объездов используется заимствованное славянское слово «poluta» («polutasvarf»). Тем же славянским словом обозначает круговой княжеский объезд и император Константин Багрянородный: «…τά πολύδια ά λεγεται γραύ». Полюдье как объезд отдаленнейших славянских земель было известно, как мы видели, восточным авторам задолго до появления норманнов на Руси. Его можно считать характерным для всего IX в. (может быть, и для конца VIII в.?) и для первой половины X в., хотя как локальное пережиточное явление оно известно и в XII в. Подробное описание полюдья для середины X в. оставил нам император Константин, а один из трагических эпизодов — убийство князя во время сбора полюдья — подробно описывает летопись под 945 г.

Анализируя полюдье 940-х годов, мы должны распространять представление о нем и на более раннее время (вплоть до рубежа VIII и IX); разница в объеме земель, подвластных Руси, была, но она уже не создавала качественного отличия. Суперсоюз начала IX в. из пяти-шести племенных союзов и суперсоюз середины X в. из 8–10 союзов принципиально не отличались один от другого.

Начнем рассмотрение русского полюдья с описания императора Константина (около 948 г.), переставив некоторые разделы по тематическому принципу.

Константин Багрянородный.

О русах, приезжающих из России на моноксилах в Константинополь

«Зимний и суровый образ жизни этих самых Русов таков. Когда наступает ноябрь месяц, князья их тотчас выходят со всеми Русами из Киева и отправляются в полюдье, т. е. круговой объезд и именно в славянские земли Вервианов (Древлян) Другувитов (Дреговичей) Кривитеинов(Кривичей) Севериев(Север) и остальных славян, платящих дань Русам. Прокармливаясь там в течение целой зимы, они в апреле месяце, когда растает лед на реке Днепре, снова возвращаются в Киев. Затем забирают свои одно-древки… снаряжаются и отправляются в Византию…» «Однодревки, приходящие в Константинополь из Внешней Руси, идут

из Невогарды (Новгорода), в которой сидел Святослав, сын русского князя Игоря, а также из крепости Милиниски (Смоленска) из Телюцы (Любеча) Чернигоги (Чернигова) и из Вышеграда (Вышгород близ Киева).

Все они спускаются по реке Днепру и собираются в Киевской крепости, называемой «Самватас (?)»

Данники их, славяне, называемые Кривитеинами (Кривичами) и Ленсанинами (Полочанами), и прочие славяне рубят однодревки в своих городах в зимнюю пору и, обделав их, с открытием времени (плавания), когда лед растает, вводят в ближние озера. Затем, т. к. они («озера») впадают в реку Днепр, то оттуда они и сами входят в ту же реку, приходят в Киев, вытаскивают лодки на берег для оснастки и продают русам. Русы, покупая лишь самые колоды, расснащивают старые однодревки, берут из них весла, уключины и прочие снасти и оснащают новые…»{203}

Интереснейший рассказ о полюдье императора Константина, ежегодно видевшего своими глазами русские «однодревки» — моноксилы, давно известен историкам, но ни разу не было сделано попытки воссоздать полюдье середины X в. во всем его реальном размахе, как общерусское ежегодное явление. А без этого мы не сможем понять и сущности государства) Руси в VIII–X вв.

Начнем с «однодревок», в которых нередко видели маленькие утлые челноки славян, выдолбленные из одного дерева, чем объяснялось их греческое наименование — «моноксилы». Маленькие челноки, вмещавшие всего лишь по три человека, в то время действительно бытовали, как мы знаем по «Записке греческого топарха», младшего современника Константина{204}. Но здесь речь идет о совершенно другом: уже из приведенного текста видно, что суда оснащались уключинами и веслами, тогда как челноки управлялись одним кормовым веслом и никогда не имели уключин и распашных весел — челнок был слишком узок для них. Характер моноксилов выясняется при описании прохождения их через днепровские пороги: люди выходят из судов, оставляя там груз, и проталкивают суда через порожистую часть, «при этом одни толкают шестами нос лодки, а другие — середину, третьи — корму». Везде — множественное число; одну ладью толкает целая толпа людей; в ладье не только груз, но и «закованные в цепи рабы». Ясно, что перед нами не челноки-долбленки, а суда, поднимавшие по 20–40 человек (как мы знаем по другим источникам). О значительном размере русских ладей свидетельствуют и слова Константина о том, что, проделав самую тяжелую часть пути, протащив свои суда через пороги, русы «опять снабжают свои однодревки недостающими принадлежностями: парусами, мачтами и реями, которые привозят о собой». Мачты и реи окончательно убеждают в том, что речь идет не о челноках, а о кораблях, ладьях. «Однодревками» же они названы потому, что киль судна изготавливался из одного дерева (10–15 м длиною), а это позволяло изготовить ладью, пригодную не только для плавания по реке, но и для далеких морских путешествий.