Башмаки на флагах. Том 3. Графиня фон Мален - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Займусь сразу с утра, — обещал штабс-капитан. — кормить их буду хорошо, как солдат на марше.
Волков кивнул, этого он и хотел:
— Только согласовывайте со мной траты и продажи.
— Обязательно.
Только после этого совет наконец закончился, и он пошёл спать. Так устал в этот день почему-то, что даже не помылся как следует, завалился на перины, едва раздевшись и сразу заснул.
Проснулся он с мыслью, что уже светает и надо ему спешить к реке, людишек собирать, чтобы искали утонувшую баржу. Как одержимый стал. Больше ни о чём думать не мог. Завтрака ждать не стал. Едва помылся, оделся и к реке пошёл, ещё роса на траве лежала. Ни Максимилиана, ни Фейлинга ждать не стал. Спят и спят, без них обойдётся. Только двух гвардейцев с собой взял.
Лодка с мужиками уже на реке, Рене не поленился, пригнал их спозаранку и сам пришёл. Стал делом руководить.
Стали снова нырять мужики — ничего. Нет баржи. Нет серебра. Волков стал мрачнеть. Рене, видя это, не будь дурак, сослался на то, что у него с Мильке дела и ушёл. Мол, сам давай своё серебро лови. Волков пошёл к воде ближе, стал сам указывать, где мужикам нырять. А тут пришёл Максимилиан и сказал, что госпожа Агнес приехала и кавалера дожидается.
— Приглядите за ними, Максимилиан, — попросил его полковник и пошёл к лагерю.
Агнес сидела за столом, перед ней лежала книга раскрытая и стояла большая чашка с кофе:
Увидав Волкова, она быстро встала, подошла, поцеловала ему руку и заговорила радостно:
— А я не позавтракала и спросила у вашего холопа, что господину на завтрак подают, а он говорит: когда пироги с курицей или печёнкой, когда колбасы жарят, ещё сыры подают, хлеб свежий и кофе со сливками и с сахаром. Я и попросила его подать мне такой завтрак, что вы едите.
— И что? — Волков прошёл к столу, уселся поудобнее.
— А то, что принесли мне кофе, я-то раньше его уже у вас пробовала, бурда бурдой, ещё и воняет, а тут со сливками и сахаром весьма вкусно выходит. Вкусно.
Девушка улыбается. Он редко видел её такой.
Волков заглядывает в начало книги, читает название на языке пращуров: «О лечении хворей», писана книга неким Сабайоном Полиньяком, доктором медицины:
— Интересно?
— Дурь! — коротко характеризует книгу Агнес. Видя удивление кавалера, поясняет. — Пишет балбес, что хвори в организме человека образуются из-за разлития черной или белой желчи или из-за ветров в чреве, — она смеётся. — Из-за ветров в чреве! Ох и дурень этот Полиньяк.
Пока Гюнтер ставит перед кавалером приборы и блюда с едой, он болтает с Агнес:
— А ты что приехала? Соскучилась?
— Соскучилась, с тоски помираю в том вашем лагере, слава Богу, что ваш капитан Хайнквист хоть на ужин приглашает. Приглашает ещё и капитана Пруффа, так лучше бы этого зануду не приглашал. Напыщен, говорит скучные глупости и считает себя галантным.
Волков смеётся. Хоть на немного забыл про баржу с серебром.
— Тоска и скука. Не забери я книг у ведьмы, так от скуки уже померла бы, — продолжает Агнес, беря чашку с кофе. — В общем, я вам тут больше не нужна, господин мой, Железнорукий и баба его, а с ним и ублюдок их, и двести, кажется, солдат, далеко уже, бегут куда-то. Вернуться сюда и не помышляют.
— Уехать хочешь? — спрашивает у неё полковник.
— Хочу, господин мой, да вот не на чем. Двух коней я запалила, конюх говорит, их только живодёру на шкуру и мяснику на колбасу. Больше никуда. Другие два коня тоже уже не бегуны, их лучше продать тому, кто в лошадях не понимает. В общем, деньги мне нужны.
— Хорошо, пошли, — Волков встаёт, ведёт её в свой шатёр, что охраняют день и ночь трое гвардейцев с сержантом. Там, в полумраке шатра, он достаёт ключ и отпирает один из трёх сундуков.
— Бери, — говорит девушке рыцарь.
— А сколько можно? — спрашивает та, разглядывая мешки из грубой и крепкой ткани.
— Сколько унесёшь. В каждом мешке по тысяче талеров, и талеры те не Ребенрее, то талеры земли Эксонии, они на десятую часть тяжелее.
Агнес хватает мешок своими руками, да какой там! В мешке не менее чем полпуда серебра. Пальчики девичьи не смогли такую тяжесть из ящика вытащить, соскользнули.
Волков сам достаёт один мешок, бросает его на пол:
— Это тебе на коней и платья, — достаёт второй мешок, тоже бросает его на землю, — а это на жизнь. Деньги береги. Учись жить экономно.
Агнес снова хватает его руку и целует:
— Спасибо, господин мой, — тут же подбегает к пологу шатра, откидывает его. Кричит: — Игнатий! Игнатий, где ты есть?
— Тут, я. Тут, госпожа.
Большой и мрачный мужик с чёрной бородой, тяжко топая сапожищами, бежит к ней, торопится.
«Ишь как она его выдрессировала, галопом идёт».
— Что изволите? — спрашивает конюх, добежав до шатра и поклонившись Волкову.
— Бери вон те мешки, — говорит Агнес, указывая ему, — в телегу неси, сейчас поедем коней покупать.
Когда Игнатий уносит мешки. Агнес, улыбаясь, делает перед Волковым глубокий книксен:
— Спасибо вам, господин мой, и прощайте, уеду сейчас же, как куплю коней. Домой хочу, в Ланн, в кровати своей хочу спать.
Она уехала, а Волков пошёл завтракать и снова думать о серебряной барже.
В этот день они так и не нашли её. Мужички стали нырять всё реже, у них интерес пропал, всё больше сидели в лодке да рассуждали, где они ещё не ныряли. А когда кто-то из них всё-таки нырял, то, вынырнув, говорил:
— Баржи тут нет, а вот налимы есть.
— Налимы?
— Ага, — мужик показывал руками, какие они, — вот такие.
После обеда Волков распорядился послать за теми, кто видел, где тонула баржа. Среди пленных сыскали парочку таких.
— Ну, где она утонула? — спрашивал Волков у одного такого.
— Да вроде тут, господин. — оглядывался мужик.
— Вроде? — зло переспрашивал кавалер. — Ты что же, дурак, места вспомнить не можешь?
— Так тогда зима была, сейчас-то всё по-другому, — пояснял пленный. — А так вроде как вон там она потонула.
Он указывал рукой как раз туда, где сегодня раз десять ныряли.
Волков морщился, махал рукой: уводите болвана. Ну не бить же дурака, тем более что другие свидетели крушения указывали совсем другие
