Отпускай (СИ) - Ольга Сурмина

Он резко обернулся. Глаза рефлекторно расширились, и в них застыл тяжелый, сумасводящий ужас. Фастер, словно кукла, лежала полу и не издавала никаких звуков. Только редкий, сдавленный хрип. Волосы раскидало по светлому ламинату, зрачки закатились под приоткрытые верхние веки. Все вокруг внезапно побледнело, а по спине пополз холод. О стекло ударялись капли дождя.

Штайнер ринулся к лежащему на полу телу. Его знобило, и всегда горячие руки в одночасье похолодели. Большим пальцем он искал на детском запястье пульс, а когда нашел — тяжело выдохнул. Начал остервенело рыться в кармане черных джинсов в поисках телефона, вынул гаджет, и нервно от него отшатнулся.

Сети нет. Гроза.

Скорая не приедет, если её не вызвать. Парень поднял горячее тело, положил на кровать, и наспех накрыл одеялом, затем рывком вышел из комнаты. Никого. Темный коридор освещали периодические вспышки молний. Когда кто-то нужен — никого. Нейт резко ворвался в одно из помещений, где обычно отдыхали воспитательницы. Тучная женщина, сидящая в старом бежевом кресле, выронила на пол чашку с чаем, и та раскололась ровно на две половинки. Коричневая жидкость растекалась в лужу, впитывалась в серый ковер, и от неё шел едва заметный, ароматный пар.

— Штайнер. — Практически обреченно просипела она, вжимаясь всем весом в спинку кресла.

— Телефон. — Прорычал он. — Твой телефон, сейчас. Срочно вызывай скорую, Эмма до вечера может не дожить.

— Стой, что? — Воспитательница медленно поднимала брови. — То есть как? Объясни по порядку, что…

— Я тебе сейчас так объясню, что останешься без волос!! — Рявкнул Нейт, и тяжелая рука ударила стену возле её головы. — Если из-за твоей болтовни она умрет — я руки тебе сломаю. Ноги.

Женщина, с ужасом глядя в мутные от гнева глаза воспитанника, судорожно полезла в сумку. Белесые, от гнева и бессилия. Он походил на зомби, когда его бледное лицо искажала первобытная, чудовищная злоба.

— Ей плохо. — Сквозь зубы повторял он, словно на автомате. — Она не выздоровела. Ей плохо, ей стало хуже. Дышит с трудом. Эмма. — Зрачки скользили по комнате, биение сердца отдавалось в ушах, словно отбойный молоток. Волны гнева то и дело сменял ужас, но его тут же вновь накрывал гнев.

Он выхватил из рук воспитательницы телефон, и отшатнулся. Сети нет.

— Я поищу жаропонижающее… а вечером вызовем скорую. — Осторожно пролепетала женщина. — Я не знала, что все так плохо… но скорая не приедет сейчас, Нейтан. Гроза, мы просто не дозвонимся.

— Кому ты собралась его давать? — Одними губами спросил Штайнер. — Она без сознания. Машина. Есть у кого-нибудь здесь машина?!

— Откуда ей взяться? — Воспитательница нервно отодвинулась. — Как это без сознания?! Нужно найти нашатырный спирт, и... — Она собиралась встать. Новость воспитанника поднимала женщину с кресла, при чем так быстро, словно мягкая подушка под ней в одночасье нагрелась до двухсот градусов.

— Скотч. — С обезумевшим взглядом прошептал парень. — Найди мне скотч, сейчас. Или, я клянусь, я сломаю тебе руку. Занесешь его к Эмме в комнату, и проследишь за её состоянием, пока меня не будет. Услышала? — Он резко развернулся, и полубегом пошел прочь из комнаты. Воспитательница чувствовала, как дрожали её губы, однако, тут же спохватилась, вскочила, и побежала в маленький, вечно пустой лазарет.

Нейт не видел перед глазами ничего, словно их закрывала пелена. Туман. Не помнил, как сбивал с ног других детей, расталкивал всех в стороны и проклинал все, на чем стоял этот свет. Проклинал за несправедливость боли. Стальными руками Штайнер вышвыривал посуду из ящиков на местной кухне, стеклянные бутылочки, керамические тарелки. Они с грохотом разбивались, парень тут же наступал на них, и стекло хрустело под подошвами кроссовок.

Руки тряслись.

В какой-то момент, когда он открыл очередной железный ящик, губы растянулись в неадекватной, безумной улыбке. Мокрыми от холодного пота пальцами Нейт хватал толстые упаковки пищевой фольги.

Он возвращался, перешагивая по несколько ступеней старой лестницы. Ворвался в лазарет, и женщина вздрогнула, держа в руках вату с нашатырным спиртом.

— Пришла в себя? — С тихой надеждой спросил Штайнер, но воспитательница испуганно покачала головой. Она опустила взгляд на одеяло, где рядом с девочкой лежал моток скотча.

— Отойди. — Прорычал Нейт, разматывая тончайший металл. Парень проглотил тяжелый ком, и принялся обматывать ноги и руки ребенка пищевой фольгой, в несколько слоев. Женщина с удивленным недоумением смотрела на это зрелище, однако, спросить не решалась. На срезах он закрывал фольгу скотчем, нервно гладил девочку по голове. Сколько времени? У него… есть время?

Когда странная одежда была закончена, Штайнер схватил её за руки, и стал пристраивать у себя на спине. Голова, как камень, моталась в разные стороны. Трепались волосы. Все тем же скотчем Нейт стал приматывать Эмму к себе, склеивать её руки меж собой перед своей шеей. Руки, завернутые в странные металлические «варежки».

Рваным жестом парень сдернул одеяло с кровати, и стал крест-накрест обвязывать вокруг себя.

— Понесешь в больницу? — Тихо спросила женщина, отступив на шаг назад. — Надень хоть дождевик мой. И зонт возьми.

— Сделаешь вид, что не видела? — Штайнер сжал зубы.

— Её лечили по предписаниям врача. Лекарства давали по часам. Если ей стало хуже, это не моя ответственность, а человека, который ставил ей диагноз. И мне не надо, чтобы на меня потом спустили всех собак. — Она пыталась говорить нарочито-спокойно, но глаза все равно нервно бегали по полу.

Смерть в детском доме испортит статистику. Лишит премий на многие месяцы, возможно даже лишит работы. Проще было сделать вид, что полоумный, психически нездоровый пацан похитил девочку, и она не пережила побег с ним. А еще… «безногую» Эмму, все же, немного было жаль. Немного, потому что дети приходят и уходят. Их десятки. Сотни. Кто-то больной однажды умирает. Но в жизни всегда… кто-то умирает. Что уж теперь.

— Крыса. — Нейт вытаращил глаза и жутко улыбнулся. — Тварь. Если бы это был твой ребенок, ты бы сейчас из кожи вон лезла. Мелочная гнида. Хочу, чтобы все вы сдохли, а перед этим, чтобы сдохли ваши дети. — Он резко, почти бегом вышел из лазарета, и тут же рванул в комнату воспитателей. Дождевик, зонт. Это все нужно не ему, это нужно Эмме. За спиной иногда раздавался хрип и рефлексивный, тихий кашель.

Сейчас Штайнер был рад слышать эти звуки. Намного лучше, чем молчание.

Он с безумным, обреченным видом вышел на улицу. Длинные волосы тут же начинали намокать, несмотря на зонт, и влага с них сыпалась на асфальт. Если он будет бежать, еще есть время. Есть шанс. Он