Благие намерения - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Обалдеть! – искренне восхитилась Тамара. – Как по тебе сшита. Аэлла ее все равно носить не смогла бы.
– Почему?
– Это не ее фасон. Ты же высокая, и то – гляди! – тебе шуба по щиколотку, а Аэлла намного ниже тебя, на ней эта шуба по земле волочилась бы. Только к этому воротнику нужна другая прическа.
– Какая другая? У меня отличная прическа, ты же сама меня стригла.
– Любаня, я тебя не стригла, а подравнивала концы, чтобы ты могла носить свои длинные волосы а-ля Марина Влади и чтобы эта длина подходила под твое зимнее пальто, которому лет больше, чем твоей дочери, и под дурацкую шапку, которую ты продолжаешь носить, несмотря на все мои просьбы и увещевания. К этой шубе нужна совсем другая голова. И, кстати, головной убор тоже нужен другой.
– Какой?
– Ну, уж во всяком случае, не твоя кроличья шапка с ушами! Женщины вообще не должны носить шапки, им головы не для этого даны.
– А для чего? – глупо спросила Люба, все еще не пришедшая в себя до конца.
– Головы женщинам даны для того, чтобы иметь мозги и носить волосы и шляпы. С мозгами у тебя все в порядке, волосы тоже хорошие, осталось научить тебя носить шляпу – и моя миссия в этом мире будет выполнена, – пошутила Тамара.
Она надела на сестру свою шляпу из темно-зеленого фетра с широкими полями.
– Вот, смотри. Понимаешь, о чем я говорю? К твоему лицу поля нужны поменьше, и цвет мы выберем другой, чтобы к шубе подходил. Но согласись, что так гораздо интереснее, чем в твоем немыслимом кролике. Только стрижка нужна другая. Пошли в ванную, я тебя немедленно подстригу, и завтра пойдешь на работу, как королева. Сделаю тебе или «гарсон» или «паж» – я еще подумаю, но главное, чтобы с челкой, тем более твои волосы позволяют. Сделаю тебя похожей на Мирей Матье.
– В немыслимом кролике? – Люба наконец обрела способность смеяться.
– Без ничего! На голове будет классная стильная стрижка – и этого вполне достаточно.
– Я замерзну.
– Потерпишь один день. Я понимаю, у тебя нет времени ездить по магазинам и искать шляпку, но я знаю, где продается то, что тебе нужно, и завтра сама после работы заеду и куплю. Потом тебе привезу, все равно мне завтра Лельку из садика забирать. Когда Родька придет?
Люба посмотрела на часы – уже почти десять.
– Не знаю, – призналась она. – Он в девять часов звонил, сказал, что ему нужно обвинительное заключение закончить. Наверное, еще не скоро.
– Пошли, – Тамара потянула сестру в сторону ванной.
– Погоди, – сопротивлялась Люба, – а ужинать? Ты же с работы, ты голодная.
– Потом, потом, – приговаривала Тамара, усаживая ее на табурет и раскладывая извлеченные из сумки фирменные английские ножницы и расчески – свое богатство, с которым она никогда не расставалась и не оставляла в салоне. Эти ножницы и расчески ей достала все та же Аэлла Александриди.
Когда она закончила преображение сестры, на часах было половина двенадцатого, а Родислав все еще не вернулся. Тамара быстро перекусила и засобиралась домой.
– Может, останешься? – уговаривала ее Люба. – Ну куда ты поедешь в такую позднятину? Оставайся, ляжешь в гостиной, тебе никто не помешает.
– Нет-нет, я поеду, мне завтра вставать рано, у меня смена с семи утра, я вас всех перебужу. И вообще, я люблю спать в своей постели.
Выскакивая из подъезда, Тамара столкнулась с Родиславом. Вид у него был расстроенный и какой-то пришибленный.
– Проблемы? – спросила она.
– А как же без них, – хмуро усмехнулся он.
– Ладно, тогда до завтра.
– Пока, – он вяло махнул рукой и вошел в лифт.
* * *Проблемы у следователя Романова действительно были, правда, он, как и всегда, надеялся, что все как-нибудь образуется и рассосется. Ему нужно было закончить обвинительное заключение, чтобы завтра, в последний день установленного срока предварительного расследования, окончательно подготовить уголовное дело для передачи в суд. Он уже почти закончил нудную писанину с полным перечислением эпизодов хищения продуктов из пекарни, когда позвонил Сердюков.
– Как там дело моей крестницы Щупровой? Ушло в суд?
– Еще на прошлой неделе.
– А ты экспертизу не забыл?
– Какую экспертизу?
– Образец помеченной стеклотары и образец химвещества, которым мы метили.
– Ах, эту! Сделал, конечно.
Родислав постарался, чтобы голос его звучал как можно более равнодушно, словно вопрос был самым обыкновенным, а ответ – самым естественным. На самом деле сердце его екнуло и на мгновение остановилось: он вспомнил, что не провел эту чертову экспертизу. И теперь адвокат может прицепиться к тому, что ее нет, и, стало быть, оспорить все материалы дела и выводы следствия. Суть состояла в том, что, когда из заветного ящика у приемщицы Щупровой были извлечены неучтенные и, соответственно, не оплаченные бутылки, на которых обнаружены химические метки, следовало эти бутылки отправить на экспертизу вместе с конвертом, в котором находился образец той самой «собачьей пасты». Сделать это необходимо для того, чтобы потом никто не мог сказать: мало ли какие помеченные неизвестно чем бутылки вы там обнаружили! Может быть, это еще кто-то пытался провести контрольную закупку, сдали Щупровой помеченные бутылки, потом что-то не срослось, акт не составили, а бутылки остались. Или вообще юные любители-химики баловались, взяли дома пустые бутылки и мазали чем ни попадя, а потом сдали и на вырученные деньги в кино пошли и мороженое купили. В общем, толковый адвокат найдет что сказать, если в деле не будет соответствующего акта экспертизы.
Экспертизу, конечно, можно провести по постановлению суда и в период судебного следствия, но для этого нужно, чтобы конверт с образцом химического вещества был приложен к акту, который составили в момент подготовки к контрольной закупке. Акт в деле был. И акт проведения контрольной закупки тоже был. А вот конверта там не было. Родислав смутно припоминал, что сунул конверт в стол, чтобы на следующий день, после получения акта контрольной закупки и письменных объяснений всех ее участников, при возбуждении уголовного дела приобщить к нему оба акта. Акты он приобщил, а вот конверт… Конверта в деле не было.
Он перерыл весь стол, переворошил по листочку все содержимое сейфа – ничего. В столе и сейфе после подготовки к недавней проверке режима секретности царил идеальный порядок. Но злополучного конверта с образцами там не было. Родислав понял, что, скорее всего, он его просто выбросил, когда наводил порядок. И что теперь делать? Если бы конверт нашелся, он завтра же побежал бы к судье договариваться и наверняка договорился бы, судья Воронец была нормальной теткой, сама в прошлом работала следователем прокуратуры и трудности следственной работы знала и понимала как никто. Но конверта не было! Не было его. Оставалось надеяться только на то, что у Щупровой не будет толкового и внимательного адвоката и никто ничего не заметит.
Он ворочался в постели, не мог уснуть и чувствовал, что съеденный за полночь ужин комом стоит в желудке, не желая перевариваться. В такое позднее время, наверное, спать хочет не только мозг, но и вся пищеварительная система.
– Родинька, ты не спишь? – донесся до него едва слышный шепот Любы.
– Нет.
– Что-то случилось?
Конечно, случилось. За ужином он не стал ничего рассказывать, понимал, что уже поздно и надо ложиться, да и Люба была такая счастливая, возбужденная, показывала ему новую шубу и новую прическу. Но теперь он не сдержался и рассказал.
– Ты правильно сделал, что не стал ничего Славику говорить. Зачем его заранее расстраивать? Может быть, и в самом деле все обойдется.
– А если не обойдется?
– Не надо сразу думать о плохом, надо надеяться на хорошее. – Рука Любы погладила его по плечу, и Родиславу сразу стало спокойнее. – Тебя можно простить, у тебя вон сколько дел одновременно в производстве, разве ты можешь за всем уследить? У каждого следователя бывают ошибки и оплошности, ты мне сам сколько раз рассказывал про своих коллег, которые то тут что-то недоделают, то там недоглядят, то забудут что-то, то перепутают. Вы все люди, вы из плоти и крови, и у каждого из вас есть своя жизнь, свои домашние проблемы, свои заботы, свои болезни. Каждый может ошибиться, ничего страшного в этом нет. Конечно, я бы понимала, если бы из-за твоей ошибки невиновный оказался бы за решеткой – тогда да, это действительно страшно. А если приемщица Щупрова вместо тюрьмы окажется на свободе, то, я думаю, никто очень сильно не пострадает. Ты имеешь право на ошибку, и если все сложится неблагоприятно, я надеюсь, Славик тебя поймет и простит. Да я не просто надеюсь – я в этом уверена. Славик Сердюков – твой добрый товарищ, он твой коллега, и у него наверняка тоже случаются промахи и ошибки.
Родислав облегченно вздохнул, повернулся и уткнулся лбом в ее плечо.
– А хочешь, я завтра после работы заеду к тебе в контору, и мы еще раз вместе просмотрим каждую бумажку у тебя в столе и в сейфе? – предложила Люба. – Завтра Тамара заберет Лельку, так что я смогу прийти домой попозже. В таких случаях всегда лучше смотреть свежим глазом, у тебя глаз, что называется, замыленный. Хочешь?