Дорога из желтой чешуи - Улыбающаяся

— Ланью, — осторожно поправила я кухарку.

— Ланью Ауной, да, — вздохнула та, голос её дрогнул, она остановилась, переложила поднос на одну руку, а второй промокнула глаза.

— А потом?

— А что потом? А потом много чего было, деточка… Так что вот остались мы с баст вдвоем доживать, да еще вот этот рыжий… приблудился.

Мы нырнули под лестницу, Агата толкнула тяжелую, старую деревянную дверь, и мы очутились на кухне. Я открыла рот, потом закрыла его, сглотнув — за старинной дверью оказалась вполне современная кухня в стиле хай-тек, в черно-бело-серой гамме, как положено — с «островом» в центре большого помещения, барной стойкой и стульями, и обеденной зоной со столом, сервированным по всем правилам.

— Ты садись, садись, Гала, — кивнула мне Агата.

Я покосилась на стол в парадном убранстве, и бочком-бочком подобралась к барной стойке, где и устроилась на табурете, болтая ногами, с которого чуть не слетела, когда в кухню, словно к себе домой, вошла темно-шоколадная телушка в белых «чулках» и с белой звездочкой на лбу.

Фрегоза ничуть не удивилась этому, наоборот — устремилась к коровьему ребеночку, и ловко чмокнула его в отметину на лбу.

— Лизхен, доченька, нагулялась милая… Сейчас, сейчас, я тут кашки наварила…

Видимо, глаза у меня сделались размером с блюдца из кофейной пары, потому что обернувшаяся Фрегоза забеспокоилась, а потом вдруг расхохоталась.

— Ты, небось, решила, что это Лизбет моя? — от смеха на глазах кухарки выступили слезы, которые она утирала уголком фартука.

— Ннну, да, — растеряно созналась я, — Вы же её доченькой… и Лизхен… вот я и подумала…

— Да телушка это наша, телушка! Кличку ей дали Подлиза, уж больно животина она ласкучая, так сокращенно Лиза — Лизхен и выходит. Мы тут с ней неделями сами себе предоставлены, вот я с ней и говорю, все разумное существо рядом. А Лизбет моя замуж вышла, и в Восточный к вам переехала сразу после того, как тут… — Агата резко посмурнела и прервала разговор.

Распросить же, что именно имела в виду Агата, мне не дало появление в кухне Лео и Рамзи. Рамзи был изрядно помят и растрепан, а судя по длинному, прочувствованному монологу, повествующему об нетрадиционных особенностях размножения некоторых доисторических крылатых рептилий, полет у моего наставника вышел экстремальным. Баст появилась в кухне практически одновременно с ним, отвела верпума в сторонку, и, судя по его виду, отчитывала, как нашкодившего котенка, разве что носом в лужицу не тыкала. Когда воспитательный процесс закончился, баст кратко проинформировала, что в замок забрали Рамзи и Лео, как самых беззащитных перед грядущим магическим катаклизмом, а Май и Кит остались «снаружи», и примут участие в организации ополчения на границе Рубежа.

— Уже скоро, — закончила свою речь баст, — в одну из ближайших ночей, как и было предсказано.

— Так что мне делать-то? — забеспокоилась я, — Вы же мне так и не сказали!

Баст, ни слова не говоря, поманила меня за собой.

Глава 17

Следующие несколько дней были похожи, словно их сценарий писали под копирку. Отдежурив ночь, на рассвете мы разбредались по комнатам. Причем, комнату нам пришлось делить на троих, потому что Лео банально боялась засыпать одна, а Рамзи укладывался в ногах, огрызаясь, что он, вообще-то, мой телохранитель. Так что засыпала я в компании двух кошек — Рамзи, который перекидывался в человека только на время совместных трапез, и Лео, которая напоминала мне в своей кошачьей форме ожившую куклу-монстра, что так нравились девочкам из Андрейкиной группы детского сада. Впрочем, не могу не признать, что единорог в моей кровати вряд ли был бы более уместен. Ближе к вечеру все обитатели замка собирались в кухне Агаты-Фрегозы, привлеченные запахами. Рамзи привычно пикировался с Феликсом, тот рассказывал свежие новости, которые собирал при облете территории, а потом все дружно пытались убить время до ночи. В ход шли и страшные истории, и книги из библиотеки баст, и азартные игры, где ставками служили зубочистки. А потом в замок на мягких лапах прокрадывался сумрак, баст уходила в свою комнату, следом за ней проскальзывал Феликс, а наша троица устраивались в коридоре у двери. Ждать. Мои непривычные к такому режиму спутники быстро задремывали, неглубоко и чутко, вскидываясь от каждого шороха. Я же, имевшая некоторую привычку засиживаться над книжками до рассвета, только перекладывала поудобней подсунутые под поясницу подушки, заботливо приносимые Рамзи каждый раз, и думала о доме. О том, что скоро все закончится и я вернусь к своей семье. О том, что я сделаю, и что скажу, и на что буду обращать больше внимания, и как вообще изменю нашу семейную жизнь.

В один из дней Феликс появился на пороге нашей комнаты, когда мы еще не успели улечься.

— Я не смог взлететь, — виновато признался он в ответ на невысказанный вопрос, — в Рубеже практически иссякла магия. Думаю, это случится сегодня.

— Мне очень жаль, — выдохнула я искренне.

— Мне тоже, — улыбка у Феликса вышла кривоватой, — Попробуйте выспаться.

Нужно ли говорить, что мы проспали?

Когда на закате наша троица, на ходу доедая бутерброды, сделанные нам сердобольной Агатой, собралась под дверями баст, Феликс уже был там. Снаружи.

— Гала, Вы готовы? — в очередной раз уточнил он.

— Разве к этому можно быть готовой? — в очередной раз ответила я, вытащила из заднего кармана большой прозрачный кристалл на массивной цепи и одела на шею.

Тогда, в день прилета в замок, выдавая мне кристалл, баст была немногословна.

— Тебе просто нужно будет удержать его в руках. Хочешь — думай о семье, хочешь — о мести, в общем, тебе надо будет думать о чем-то действительно важном, о какой-то недостижимой, но необходимой цели, сосредоточиться на ней.

— И все? — удивилась я.

— И все, — усмехнулась баст, — камень сделает все остальное сам. Только есть одна мелочь… удержаться в сознании будет крайне сложно.

Я покрутила в руках кристалл, пожала плечами и сунула его в задний карман, решив, что аудиенция закончена.

— Знаешь, что есть у людей, чего не хватает всем нашим старшим расам? — неожиданно заговорила баст.

— Настоящая любовь? — предположила я, — Такая, от которой сгораешь без остатка, от которой любишь весь мир вокруг, и даже счастливую соперницу свою любишь, потому что Он — выбрал, и Он — счастлив?

— Упрямство, — хмыкнула в ответ баст, — то самое, которое вы называете ослиным. То, благодаря которому вы совершаете невозможное, раз за разом, там, где мы предпочтем смириться, и отступить, чтобы разработать новый план.