Амнезия - Тимоти Джеймс Бриртон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Майкл… Кто был на кухне?
* * *
Свежие снежинки, еще не растаявшие, контрастно выделялись на черной куртке человека. Том видел, как уходил этот человек. Ускользал обратно в ночь, где обильно кружились снежинки.
Этот момент стал для Тома настолько шокирующим, что он застыл на месте. Потерял даже способность двигаться. И как будто контроль над телом. Осталось лишь немощное ощущение жизни, связь с реальностью ослабела.
Непонятно было, прошло несколько секунд или несколько часов, но Том наконец продолжил спуск по лестнице и в итоге увидел отца.
И мать, бережно державшую в руках окровавленную голову отца. Она взглянула на Тома; по ее лицу струились слезы, рот открылся в застывшем крике.
* * *
Майкл застонал на кровати. Этот стон отличался от голоса юного Тома. Он явно воспроизводил женский голос, сдавленный вой матери.
– Том, – почувствовав опасность, быстро сказала я, – пора вернуться в настоящее. Пора возвращаться в наше время. Туда, где тебя зовут Майклом. Возвращайся туда, где нахожусь я. Там, где все живы и здоровы.
– Нет, – резко ответил он. Его глаза были зажмурены, но слезы прекратились. И он твердо добавил: – Я остаюсь.
– Нельзя. Ты не можешь оставаться там. Там другая жизнь, другое время. Ты сейчас здесь, со мной, с доктором Линдман. Здесь твоя настоящая реальность. Пора тебе уже проснуться.
– Нет… – Его протест прозвучал мягче.
Я продолжала пытаться вернуть его из прошлого. Велела ему сосредоточиться на моем голосе. Позволить туману стереть все прочие образы. До сих пор он отлично поддавался внушению.
– Когда я сосчитаю от пяти до одного, ты очнешься…
– Нет! – воскликнул Майкл, резко поднявшись с подушки. Сила его голоса укрепила мою защитную реакцию. Секундой позже он встал с кровати. Его глаза по-прежнему были закрыты, он ничего не видел, но начал размахивать руками, словно отбивался от нападающих.
Как будто воспроизводил ту драку на кухне.
Затем схватил лампу с тумбочки.
Догадавшись, что он собирался делать, я встала с кресла. И продолжала наблюдать за ним, отойдя на безопасное расстояние к двери.
Размахивая лампой, Майкл выдернул шнур из стенной розетки. В комнате потемнело. Он хрипло дышал и продолжал размахивать руками. Светильник врезался в столбик кровати, и лампочка разбилась с резким звуком.
– Майкл, – сказала я, стоя около двери, – Майкл, пожалуйста, остановись…
Но он должен выплеснуть чувства, порожденные открывшимся ему прошлым.
Я держалась на безопасном расстоянии, глядя, как Майкл крушил спальню моей дочери. Используя лампу как биту, смахнул с комода флакончики с духами и прочие безделушки. Он колошматил ножкой светильника по белым стенам, оставляя кривые царапины в местах ударов. Он избивал кровать и подушки, пока в воздух не поднялись стайки перьев. Наконец его силы иссякли. Задыхаясь и всхлипывая, с поникшей головой, Майкл упал на колени. Потом повалился на бок.
На какое-то ужасное мгновение я вдруг с очевидностью представила, что в моей жизни теперь будут два выпавших из реальности молодых человека. Но вот Майкл перевернулся на спину. Застонав, он открыл глаза. И, глядя в потолок, произнес только одну фразу. В его четком и ясном голосе прозвучало изумление человека, вдруг совершившего открытие:
– Это была не она.
Глава 43
Слегка растерявшись, я не знала, что лучше сделать в первую очередь. Может, стоило кому-то позвонить… Преодолев нерешительность, я начала с того, что принесла Майклу стакан воды из ближайшей ванной. Он по-прежнему сидел в комнате Джони. И комната, и человек в ней пребывали в состоянии разрухи. Он сидел на краю кровати, положив руки на колени и опустив голову. Его покрыли перья. Они, подобно снегу, разлетелись по комнате.
– Держи. Выпей воды.
Майкл не глядя взял у меня стакан. Я подождала, пока он напьется – жадно, залпом, – и потом осторожно присела рядом с ним.
– Что ж, все нормально, – мягко произнесла я, уже думая, что мне необходимо созвониться с мужем и с Джони и узнать, как дела у Шона. – Ты пришел в себя?
Майкл молча кивнул.
– Ты действительно хорошо справился. Мы охватили значительную часть твоего прошлого. И поэтому естественно, что ты чувствуешь себя расстроенным. Даже опустошенным. Все это совершенно нормально.
Он опять кивнул пару раз.
– У тебя появилось много новой информации… То есть эта информация воспринимается тобой как новая, – и теперь она заполнила твои мысли. Наряду с порожденным ею волнением. – Тихо, но решительно я задала важный вопрос: – Ты все вспомнил?
Майкл медленно поднял голову и взглянул на меня. Я впервые заметила бездонную глубину его глаз. Их глубочайшая печаль жутко огорчила меня.
– Вспомнил, – коротко произнес он.
– Значит, ты не видел, как твоя мать ударила отца.
Майкл медленно покачал головой. Его глаза наполнились слезами.
– Нет, – сглотнув слезы, признался он.
– Ты пережил жуткую ночь. Ужасную ночь. Все травмирующие события в твоей голове перемешались.
Мои слова не вызвали у него никакой реакции.
– Мы уже далеко продвинулись в прошлое, – продолжила я, – но важно пройти его до конца. Ты тоже так думаешь?
Майкл кивнул.
– Если ты уверен в верности всплывших сегодня воспоминаний, то нам нужно будет кому-нибудь позвонить. Для начала – юристу. Нам нужно будет решить, что делать дальше.
Майкл долго смотрел на меня, ничего не говоря.
– Хорошо, – наконец согласился он.
– И еще тебе могут задать один важный вопрос, – добавила я, – поэтому давай попробуем выяснить это прямо сейчас… Как тебе кажется, ты сможешь опознать того, кто напал на твоего отца?
Скрестив на груди руки, Майкл судорожно вздохнул. Казалось, он внутренне сжался, пытаясь выставить защиту. Его по-прежнему тревожила мысль о напавшем на его отца человеке. В дополнение ко всему прочему – включая, очевидно, ложное обвинение матери, – его могла тревожить и весьма пугающая мысль: убийца до сих пор разгуливает на свободе.
Я встала с кровати, когда стало ясно, что он не может – или не хочет – никого опознать. У меня даже нет фотографии Дага Уайзмана, чтобы показать ему. Может, она есть в письме от Фрэнка? Но это может подождать.
– Самое главное, – заключила я, – что ты решился сделать такой важный шаг в прошлое. Ты…
– Почему я указал на нее?
Вопрос заставил меня похолодеть. В нем было столько наивности и вместе с тем столько вины и стыда, что мне с трудом удалось сохранить самообладание. Но сейчас нам нельзя углубляться дальше. Да и обвинение копов до
