Схватка - Александр Смирнов

Вместо шести он пропьянствовал целых семь суток. Единственный день перехода дался ему с трудом. Его постоянно мучила жажда, но не от длительного пребывания в пустыни, а от чрезмерного употребления спиртного. Он предстал перед укрывшимися изможденным. Но это были последствия безудержного пьянства и вожделения, которые те приняли за следы испытания пустыней.

Валон заметно волновался. Еще бы! Ему предстояло открыть первый за двести лет Совет. Даже обитатели пещерного города смогли прислать своего представителя! Теперь укрывшимся, свободным и рабам предстояло решить свою участь и судьбу своей многострадальной планеты. Совет решили проводить затемно, в сиянии ночного неба и пламени костров.

– От имени укрывшихся я приветствую всех представителей здесь, у нас в горах. Я призываю быть достойными потомками Мудрого Нетона. Пусть Дух Недоступных Предков поддержит нас в священной борьбе!

Жители планеты оказались единодушны в своем стремлении сбросить иго не-гуманоидов, дружно проголосовав за подготовку восстания. Далее обсуждались детали: производство оружия и его доставка, создание запасов продовольствия, саботаж при производстве корпусов и подготовка укрывшихся к неизбежному теперь визиту не-гуманоидов в горы.

Гнидон восседал на почетном месте. С момента прихода в горы он находился в центре внимание – он пересек пески, он представляет здесь рабов. Он почти герой, и жизнь так прекрасна! Он настолько увлекся самолюбованием, что фактически забыл о своем предательстве.

Как Тана ни спешила, она все-таки опоздала, достигнув гор на второй день работы Совета. Ее сразу проводили к Валону. Она успокоилась, узнав, что посланник пещерного города прибыл вовремя. Неожиданно появившись на очередном заседании, она наткнулась на Гнидона. Ее удивила его реакция – неожиданная бледность и какое-то бормотание вместо приветствия. Она приняла это за последствия тяжелого перехода через пески, искренне пожалев его. Гнидон же боялся только одного – что все раскрылось, и Тана здесь для того, чтобы покарать за предательство.

Распрощавшись с Катоном, Лана ползком преодолела узкий тоннель, который вывел ее в небольшой лесок. Пещерный город рабов был окружен частоколом только с одной стороны. С остальных сторон холма было открытое пространство. Рабы уже давно оставили попытки преодолеть его под покровом темноты. Непонятным для них образом их мгновенно обнаруживали. Не-гуманоиды называли это пространство помеченной территорией.

Лана не знала, что после предательства Гнидона у нее нет шансов покинуть чахлый лесок незамеченной. Гнидон выдал все, в том числе и тоннель, вокруг выхода из которого не-гуманоиды незамедлительно установили маяки. Но судьба была благосклонна к ней – сама Утраченная Родина вступилась за нее. Выйдя на поверхность, Лана попала под дождь – такая редкость в этом уголке планеты. Потоки воды смыли мокриц, используемых не-гуманоидами для наблюдения за рабами, и путь оказался свободным.

Забыв все наставления, Лана без устали гнала себя вперед. Жара сделала свое дело, и на шестой день силы оставили ее. Обессилев, она, сидя на раскаленном песке, беззвучно рыдала. Неимоверным усилием воли она заставили себя подняться, но через десять минут тело отказалось повиноваться, и она рухнула. «Вставай, Лана! Поднимайся, любимая, осталось совсем немного», – раздался голос ясноокого Янона в ее воспаленном мозгу. «Вставай! – прозвучал приказ. – Ты не можешь меня подвести». Лана с трудом поднялась на коленки, но безжалостные лучи Абриго отнимали остаток сил, не давая встать. Сквозь марево пустыни, на одной из печей ей померещился пурпурный крест. Она отмахнулась от этого видения, но знак Мудрого Нетона манил к себе, давая надежду. Какая-то неведомая сила заставила ее медленно ползти к этой печи, и чудо свершилось! Внутри она нашла живительную воду и запасы продовольствия. Утром ее обнаружил небольшой отряд женщин, и, как ей показалось, среди них был один юноша в женском одеянии. К вечеру она уже была в горах, в объятиях Таны.

Гнидон сидел у костра в компании молодых горцев и жадно поедал свежее, хорошо прожаренное мясо, запивая хмельным пивом. Жирные слюни ручьями текли по щекам, но он не обращал на это внимание, наслаждаясь прохладой вечера. После пережитого им потрясения от нежданного появления Таны он решил хорошенько расслабиться. «Уж теперь-то мне нечего опасаться, – лениво рассуждал он. – Этим комитетчикам я не по зубам. Им и в голову не придет, что это я погубил Янона, а заодно и всех их».

Абриго клонилось к закату, и вечеринка была в полном разгаре, когда в его угасающих лучах на фоне гор появилась женская фигура с растрепанными до плеч светлыми волосами. Гнидон не сразу заметил ее, отреагировав только на восхищенные возгласы. «Как она хороша и как похожа на Лану! – подумал он. – Многое бы я отдал, чтобы увидеть ее, но это невозможно. Она там, далеко, надежно отделена от гор непроходимой пустыней…»

На какое-то время черты лица стали неразличимы, исчезнув в ярком пламени костра. Гнидон смачно облизывал сальные пальцы. Вынырнувшее из темноты лицо заставило его вскрикнуть. Он судорожно замахал руками, отмахиваясь, словно от привидения. Перед ним стояла она – такая долгожданная, желанная, обожаемая Лана. Короткого взгляда в ее пылающие гневом глаза оказалось достаточно, чтобы понять – она знает все! Неумелая попытка бегства была безжалостно пресечена двумя неизвестно откуда взявшимися крепкими парнями. Гнидона скрутили, больно заломив руки, и грубо поволокли в темноту наступившей ночи.

Гнидон очнулся на дне каменного мешка. Он знал, что это последнее пристанище для приговоренных к смерти. Злобный вопль вырвался из его груди, придав ему силы.

Раз за разом он вгрызался ногтями в каменные стены в отчаянной попытке вырваться наружу – туда, наверх, в прохладу ночи. Один раз ему даже удалось преодолеть около метра, но, неизменно падая вниз и больно ударяясь, он прекратил эту пытку, только сломав ногти и изодрав ладони обеих рук до костей. Обессилев, он, полусидя, пристроился на полу и, насколько позволяло пространство, вытянул ноги. Его взгляд невольно обратился наверх, к звездному небу. Ранее равнодушный к его красотам, теперь он не мог оторваться от созерцания созвездий, таких ярких в горах. Как они манили его! Здесь, на холодном полу, его ожидала казнь, там, в сиянии звездного неба, – радость бытия. Он отчетливо понял, что жить ему осталось до утра.

Нет, не раскаяние в предательстве, не стыд за боль, причиненную своей любимой, а зависть и злоба овладели им: «Проклятый Янон! Я всегда был лишь твоей бледной тенью. Надо было избавиться от тебя еще тогда, когда мы были свободными… Сколько раз мы ходили в ночное пасти конов, несчастный случай… Никто бы ничего не заподозрил». Ноги затекли, и Гнидон неуклюже поменял позу. Его мысли обратились к Лане: «А ты, светловолосая потаскушка, сама виновата, что предпочла мне этого… Это ты убила его. Убила своим выбором».

Оставшееся до рассвета время Гнидон смаковал подробности той единственной ночи, которую он провел с Ланой, сожалея лишь о том, что мужская сила тогда покинула его, и он не смог овладеть ею так, как ему хотелось…

Утро выдалось на редкость солнечным. Туман – такой частый гость в горах – быстро рассеялся. Казалось, сама природа празднует сегодня избавление. Избавление от подлости, лжи и предательства. Гнидон стоял прикованным к скале, щурясь от яркого света. Метрах в десяти от него высилась груда камней. Лана шла в полной тишине, прерываемой лишь щебетанием птиц. Ей предстояло первой бросить камень презрения. Она выбрала самый маленький из попавшихся ей на глаза и, не целясь, швырнула его в столь ненавистного ей Гнидона, убийцы ее возлюбленного. Она успела отвернуться и сделать пару шагов, когда по выкрикам поняла, что брошенный ею вполсилы камень достиг цели. Позже она узнала, что попала ему прямо между ног, как раз в то самое место, которое она с огромным удовольствием вырвала бы у него с корнем.

Лана не стала дожидаться окончания казни. Она ощутила резкую потребность побыть одной и весь день бродила по горным тропам, пока усталость не настигла ее, и она заночевала прямо под открытым небом.

Мучения же Гнидона продолжались еще около часа, пока метко брошенный камень не забрал его жизнь.

Хитон, выполнив свой гражданский долг – бросив камень презрения, – не забыл, что он художник. Пристроившись в сторонке с холстом, он запечатлел для потомков сцену казни. Он выбрал тот момент, когда девушка с растрепанными русыми волосами первой бросила камень. Ему удалось точно передать те чувства, которые испытывала она в этот момент, и тот ужас, который охватил предателя…

Не-гуманоиды, злобно пыхтя, наблюдали за казнью. Их не волновала никчемная, с их точки зрения, жизнь предателя. Их взбесило то, что эти презренные рабы помешали их замыслам. Гнидон, исправно следуя их инструкциям, высыпал на себя содержимое пакета и с тех пор не мылся. Это позволило следить за всем происходящим в горах. Мокрицы, а это именно они были в пакете, исправно передавали изображение. Специальное устройство фильтровало многослойную картинку, выделяя те спектры, которые воспринимали глаза не-гуманоидов. Они видели все, но не могли слышать.