Катастрофа Московского царства - Сергей Юрьевич Шокарев

это не помешало «царику» дать им титул «бояр». Вслед за ними последовали и другие члены «двора»: князь А. Ю. Сицкий, князья И. П. и С. П. Засекины, М. М. Бутурлин, двоюродный брат Д. Т. Трубецкого Ю. Н. Трубецкой, несколько Салтыковых и Плещеевых, князь Ф. П. Барятинский, князья Мосальские и другие. В основном это были люди молодые либо представители младших ветвей знатных родов. При московском дворе им было трудно пробиться, они шли на риск, надеясь возвыситься при самозванце. Беглые аристократы составили Боярскую думу и «двор» Лжедмитрия II. Их мотивы были циничны, а верность сомнительна.

В Тушине обосновались несколько дьяков (в том числе думные дьяки Б. И. Сутупов и И. Т. Грамотин), подьячие. Они составили аппарат управления – приказы. Был здесь, помимо прочего, Казачий приказ во главе с атаманом И. М. Заруцким. В Москве такого органа управления не было – административная практика приноравливалась к тушинским реалиям.

Многие служилые люди перебегали от самозванца к Шуйскому и обратно, получая за новые измены все новые и новые пожалования. Современники именовали их перелетами. По словам Авраамия Палицына, бывало и так, что днем дворяне пировали в «царствующем граде», а «по веселии» одни отправлялись в царские палаты, а другие – «в тушинские таборы (табор – лагерь. – С. Ш.) перескакаху». Нравственное падение современников, которые «царем же играху яко детищем» и совершали многочисленные клятвопреступления, ужасало Авраамия.

Во времена Лжепетра многие дворяне выбирали мучительную смерть, но отказывались присягнуть самозванцу. К Лжедмитрию II, напротив, бежали даже представители аристократии. Вряд ли Тушинский вор (такое прозвание Лжедмитрий II получил от своего стана в селе Тушино) в своей роли был убедительнее «Петрушки». Скорее всего, за год произошло разочарование в царе Василии Шуйском. Верность дворян подверглась серьезному испытанию. Как и Годунов, Шуйский терпел неудачи, а его держава – бедствия. Сомнения раскалывали правительственный лагерь, кризис ширился, линия разлома уже проходила не по социальному или географическому принципу, а хаотично, даже разбивая семьи. Известны случаи, когда родные братья оказывались по разные стороны, например, воеводы князья Федор и Яков Петровичи Барятинские. Первый перешел к Лжедмитрию II и управлял от его имени Ярославлем, а второй был воеводой Василия Шуйского.

Серьезному испытанию подвергся институт присяги («крестного целования»). Постоянные «измены» («перелеты») в последний период Смуты сделались для многих дворян привычной стратегией поведения. Так, о князе Б. К. Мещерском его двоюродный брат отзывался следующим образом:

Князь Богдан был в измене у вора во Пскове, отъехал от нас из Орешка, изменил и крест целовал на Ивангород, вору, а преж того, государи, тот князь Богдан изменил, с Москвы отъехал к вору в таборы, и от вора отъехал к королю в Литву, и из Литвы к Москве, и нынеча, государи, тот князь Богдан приехал изо Пскова к вам, великим боярам, в Новгород.

Получается, что князь Б. К. Мещерский с 1608 по 1613 год сменил подданство пять раз. Но если для одних дворян постоянные измены стали нормой, то другие видели в этом причину Смуты: «От таких де перелетов царьства погибают и наша кровь льетца, перелетывели де в таборы, да в Литву, а наша де кровь лилась…»

Впрочем, не только дворяне изменяли присяге и бежали от Шуйского к Тушинскому вору и обратно. Весной 1609 года три московских пушкаря били челом гетману Я. П. Сапеге и просили жалованья, плачась о том, что бежали из Москвы, «пометав свои жены и дети, и все животы свои».

Постепенно обрастая служилыми людьми, Тушинский лагерь приобретал и другие признаки легитимного центра власти. Их происхождение, впрочем, было сомнительным, однако внешние функции от этого не страдали. Большим успехом Лжедмитрия II стало появление в Тушинском лагере Марины Мнишек.

После переворота 17 мая 1606 года вдова первого самозванца вместе с отцом и частью свиты была сослана в Ярославль. Знатная родня Мнишеков не забывала о сендомирском воеводе и ее дочери. Беспокоились о своих родственниках, томившихся в русском плену, и другие польские аристократы. Вопрос об освобождении пленных долго обсуждался на русско-польских переговорах, пока, наконец, Василий Шуйский не согласился отпустить их на родину. Эта договоренность стала частью русско-польского договора о перемирии сроком почти на 4 года, заключенного 17 июня 1608 года. Тот же договор содержал статью, прямо относящуюся к Марине Мнишек и ее отцу. Правительство царя Василия попыталось обезопасить себя от их участия в русской Смуте. Договор предписывал Юрию Мнишеку

того человека, который <…> называетсе князем Дмитром Ивановичем в убитого место, который был на Московском государстве, зятем собе не называть, и дочки своее Марыны за него не давать…

Под таким запретом отец и дочь были отпущены из Москвы со своей свитой и охраной под начальством боярина и князя В. Т. Долгорукова. Вместе с ними ехали и польские послы, заключившие мирный договор. Боярин Долгоруков отнесся к своему поручению без должного внимания. Не доехав до литовского рубежа, отправил бывших пленников дальше в сопровождении приставов и охраны.

Между тем Лжедмитрий II, узнав о выезде Марины из Московского царства, начал рассылать грамоты по западным «украйнам», призывая задержать послов и других «литовских людей». В свою очередь, Ю. Мнишек и послы сами искали встречи с порученцами самозванца. В смоленских лесах посольская свита и шляхта Мнишеков напали на русскую охрану, и дворяне разбежались. Поляки оказались предоставлены самим себе и в итоге вышли на отправленного на их поиски полковника Александра Зборовского.

Впрочем, Марина далеко не сразу согласилась играть роль царицы при Лжедмитрии II. Гораздо более, чем участие в самозванческой интриге, ее беспокоили собственный моральный облик и статус. Широко распространена версия о том, что для успокоения совести Марина вступила со вторым самозванцем в брак, тайно совершенный по католическому обряду. Официальное «воссоединение семьи» произошло 10 сентября 1608 года. С этого времени «царица Марина Юрьевна» стала частью политического маскарада в Тушинском лагере. Вскоре Ю. Мнишек покинул дочь, и она осталась с небольшой свитой из поляков, а Лжедмитрий II организовал при ней «двор» из русских дворян.

Другой крупной фигурой в Тушине был «патриарх». Им стал против своей воли Филарет Романов, поставленный Лжедмитрием I в сан Ростовского митрополита. Это была древняя и знаменитая, но не самая крупная из митрополий. После низложения с престола патриарха Игнатия Филарет Романов считался одним из претендентов на патриаршество, но царь Василий предпочел казанского митрополита Гермогена – видимо, опасаясь амбиций бывшего товарища по Думе.

В октябре 1608 года один из тушинских отрядов захватил Ростов. Митрополит Филарет заперся