Мой личный принц (СИ) - Мелевич Яна

Вряд ли им бы понравилось то, что ее светлость годами прятала под зачарованной тканью.

— Бабушка, — учтиво поклонился я, сцепив зубы от недовольства. Опять пришла критиковать? Кажется, сегодня она не успела это сделать. — С вашего позволения...

— Не позволяю, — отрезала герцогиня, пресекая мои неловкие попытки избежать беседы. Пришлось выпрямиться и тяжело вздохнуть, ожидая очередного потока недовольства.

— Бабушка, — раздраженно проговорил я, оглядываясь по сторонам. Может, меня спасет отец или кто-то из дальней родни? — Лучше напиши свои претензии в мой адрес на бумаге и пришли со той ползучей гадиной, которую ты называешь «помощницей».

— Чем тебе не угодила Грейс? — поинтересовалась герцогиня, ловко перехватывая мою руку. Пришлось делать вид, будто мы прогуливаемся по залу, пока остальные гости продолжали танцевать и веселиться.

— Будем говорить о мисс Баркет?

— Хорошо, раз уж настаиваешь. Обсудим твою жену, — кивнула бабушка, стукнув тростью так, что напугала мисс Эстель, дочь барона Грина, поедающую шестой или седьмой эклер. Несчастная подавилась, отчаянно пытаясь вдохнуть.

— Ваша светлость, — устало пробормотал я, провожая взглядом Эстель, которую сразу вывели из зала многочисленные родственницы. — Давно не становились предметом сплетен?

— Ну, твоя семейная жизнь им интересна больше, чем мои выходки. Безумная старуха — это не так весело, — дернула плечом бабушка, остановившись у бронзового канделябра.

— Что не так с моей женой?

— Ты мне скажи.

— Не понимаю, о чем идет речь, — прикинулся я дурачком, старательно разглядывая причудливую лепнину чуть выше бабушкиной головы. Удар тростью стал полной неожиданностью, никогда бы не подумал, что она решится провернуть такое на глазах у людей!

— Ай! Бабушка! — прорычал я, наклоняясь вперед, с силой сцепив зубы. Не хотелось подавать виду, поэтому пришлось прикрыть глаза, стараясь отвлечься от боли.

— Твои выходки: полтергейст, попытки спрятаться в пыльных фолиантах. И не ври мне, что все ради спасения брата, — сурово ответила герцогиня, крепче сжимая трость. — Избегаешь родителей, огрызаешься, игнорируешь Далию. Боги, да ты же влюблен в нее, а все пытаешься изобразить равнодушный столб!

Как только пламенная речь закончилась, я застыл, не в силах ничего сказать. Сердце гулко застучало в груди, внутри все сжалось, будто на грудную клетку упал тяжелый груз. Опустив взгляд на причудливый мраморный узор, я попытался закрыться от слов, проникающих в самую душу и разъедающих остатки защитной стены. Влюбленность — совсем не то чувство, которое мне сейчас было нужно для нормального существования. Эти эмоции, они мешали думать, путали мысли, нарушали планы. Я не мог трезво оценивать ситуацию с Далией и ее семьей. Ведь стоило посмотреть ей в глаза, хотелось поверить всему, что она говорила.

И это только начало. А если я полюблю свою жену по-настоящему?

— Ты очень на него похож, — вдруг проговорила бабушка, заставляя отвлечься и удивленно воззриться на нее.

— На кого? — не понял я.

— На моего Г астона, — на секунду бабушка словно выпала из реальности.

Она резко замолчала, упомянув имя деда, затем отвернулась и, тяжело опираясь на трость, зашагала вперед. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней все к тому же балкончику. Ночная прохлада встретила нас вместе со стрекотом цикад, а музыку заглушили тяжёлые шторы, отделявшие это маленькое пространство от огромного помещения бального зала.

— Ты никогда его не упоминала, — осторожно проговорил я, прислоняясь к перилам, смахивая часть опавших лепестков камелии.

— Он тоже любил науку, — усмехнулась герцогиня едва слышно, разглядывая сияющие звезды в небе. — Верил в силу ума, обожал пересчитывать все и вся, постоянно безобразничал, выводя из себя даже короля Фринбульдии. Мой герцог любил смеяться, прямо как ты, — она повернулась ко мне, неожиданно коснувшись щеки. Гладкая ткань ее перчаток скользнула по коже, и я затаил дыхание, ловя маленькую хрупкую ручку в свою.

Сколько себя помню, бабушка никогда не отличалась нежностью. Герцогиня вообще придерживалась строгих правил. По ее мнению, дети должны быть послушными и никогда не шалить. Естественно, я игнорировал это, потому получал наказания чаще брата. Но сегодня какой-то странный вечер. Тем более воспоминания о дедушке, и то, как о нем отзывалась леди Рошель. Совсем не так представлялась его история, ведь для большинства из нас Гастон Жан Батист, герцог Дюваль был убийцей, закончившим жизнь на главной площади Превера. Госпожа гильотина не знала милости к дворянам, особенно тем, что проливали кровь простого народа.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Его погубила злость, Эрик, — тихо проговорила бабушка, убирая руку. — Ненависть к революции, людям, восставшим против знати. После смерти нашего сына он обезумел. Днями и ночами искал ответы там, где их не было.

— Какое отношение это имеет ко мне? — сглотнул я, отворачиваясь от нее, глядя на сад, раскинувшийся внизу.

— Самое прямое, Эрик, — вновь посуровела бабушка, стукнув тростью, привлекая мое внимание. — Твой дед забыл, что значит семья. Винил себя в смерти Франсуа, гибели наших родственников, потери состояния. Когда мы с твоей матерью бежали из Фринбульдии, он уже превратился в чудовище, жаждущее мести.

— Я не...

— Кого ты будешь винить, если Абель умрет? — резко спросила бабушка, и я застыл, ошарашенно посмотрев на нее. — Семья, Эрик, нечто большее, чем запись в храмовой книге. Пока ты не поймешь это, ничего между тобой и Далией не изменится. И ответы на вопросы тоже не найдутся.

Из зала я выходил в полном смятении, пытаясь переваривать все, что сказала герцогиня. Получалось плохо, ведь я не улавливал связи. Неужели мои попытки спасти брата — это что-то неправильное? Каким образом отношения с Далией влияли на исход? Вряд ли моя жена могла знать рецепт лекарства, способного спасти Абеля.

Я уже прошел несколько шагов, когда заметил брата, скользнувшего в сторону прохода. Выбросив из головы разговор с бабушкой, я поспешил следом, пытаясь припомнить, чем сегодня занимался Абель. В начале вечера танцевал с невестой, затем беседовал с многочисленными гостями, потом был отец, мама... Мы перекинулись от силы десятком слов, поскольку я был занят наблюдениями за семьей Далии. Искал хоть какие-нибудь странности в его поведении, пытался присмотреться даже к Амалии!

— Маркиз Ливендсток поднял вопрос об участии в турнире, — услышал я, прижимаясь к стене, но стараясь не выглядывать лишний раз.

— Вы же не согласились? — от надежды в голосе Ригнак Хэйс по спине пробежала дрожь. Проклятие, а ведь точно! Сегодня этот идиот Говард упоминал чертовы рыцарские игры — старая забава, которую устраивали каждый год по большим праздникам, я совсем забыл об этом.

— А что я должен был сказать? Извините, Ливендсток, у меня небольшие трудности со здоровьем, мне даже меч держать тяжело? — Абель явно раздражался и негромко ахнул.

— Боги, ваше высочество, да вы глупее своего брата.

Досчитав до пяти, я осторожно выглянул и обомлел от увиденного. В узком коридоре мой брат стоял, прислонившись к стене, тяжело дыша, вытянув правую руку. Наверное, я бы не так удивился этому зрелищу, если бы не одно «но»: Ригнак Хэйс поднесла ладонь и маленькие огненные искры зажглись между ее пальцев, быстро переметнувшись к запястью Абеля. Никогда не видел такого взаимодействия магии, хотя слышал, что некоторые маги-огневики способны выжигать боль. Правда, подобные эксперименты проводить никто не рекомендовал в силу их опасности.

Брат сжал зубы, будто пытаясь справиться с чужой энергией, и вены вспыхнули ярким оранжевым светом от шеи до виска.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Огонь сократит жизнь акиниума, — произнесла Ригнак, убирая ладонь и поднимая взгляд на лицо Абеля.

— Зато даст мне возможность оставаться на ногах. Чертово растение забирает силы, но хоть сдерживает дар, — пробормотал он, отталкиваясь от стены. Капитан обхватила его за талию, не давая упасть, и сама пошатнулась от тяжести мужского тела.