Собиратель автографов - Зэди Смит

— Подождите, подождите, — сказала она и бросила прядь волос вперед, для обрамления своего лица. — Начнем сначала. Алекс Ли Тандем! Алекс Ли Тандем! Глазам своим не верю. Я ведь твой самый настоящий фан. Правда. Но ты совсем не такой, каким я тебя представляла. Совершенно. Между прочим, думаю, что сижу как раз так, как ты описывал. Да? Одна нога поднята кверху, другая внизу… — Она осмотрела себя, а потом одарила его таким взглядом, которого обычно удостаиваются лишь врачи и чародеи. — Как тебе удалось это узнать?

Алекс открыл рот, но Китти хлопнула в ладоши, словно поймала то, что он хотел сказать.

— А это, ты помнишь? — продолжила она. — «Дорогая Китти! Она очень гордится своими ногами и часто к ним прикасается. Стоя, чувствует, как ее снизу овевает ветер, и неколебимо убеждена, что могла бы стать хорошей танцовщицей. С любовью, Алекс Ли Тандем». Все абсолютно правильно. Мои ноги так тешат мое тщеславие! — рассмеялась она, подняв левую ногу и вытянув ее носком к потолку. — Аплодирую тебе за эти слова! — И она захлопала в ладоши.

Хани, словно нехотя, к ней присоединилась. Алексу прежде никто не аплодировал, и он лишь растерянно улыбался в ответ. У него снова задергалось бедро.

Китти наконец опустила руки, шагнула вперед и положила ладонь ему на колено:

— Это нервы. Ну не надо. Успокойся, пожалуйста, — замурлыкала она, смотря на него с такой теплотой, о какой нельзя было и мечтать.

Исполненный благодарности, Алекс хотел кивнуть, но не сумел. Любое движение головы могло стать последней каплей, которая переполнила бы его набухшие от слез глаза. Где-то в дальней комнате тихо пробили часы. Алекс почему-то засмотрелся на золотисто-зеленый корешок какой-то книги. Китти улыбнулась Хани, и Хани улыбнулась ей в ответ. Секундное молчание — и в гостиной ненадолго повисла тишина.

— Знаете… — начала Хани, но Китти заговорила в этот самый момент.

Хани рассмеялась, Китти — тоже.

— Да нет, я всего лишь… — промолвила Хани.

— Пожалуйста, пожалуйста. — И Китти поднесла к губам свою чашку.

Где-то на улице захлопнулось окно. Алекс поднял руку, как когда-то в школе:

— Хочу сказать… то есть если вы позволите… — начал он, с ужасом осознавая, что все слова вылетели у него из головы. А какую блистательную речь он приготовил! — Нет, начну сначала… я имею в виду… на самом деле хочу сказать… без лишних слов… только, что я вами восхищаюсь… то есть не только за фильмы… а больше, вы понимаете, как женщиной, которая…

Китти нетерпеливо вздохнула:

— О нет, нет, нет, — удивленно промолвила она. — Должно быть, тебе известно, что я всего этого не выношу. Фу! Похоже, пишешь ты лучше, чем говоришь. Видно, прав был наш дорогой Сирин[85], что подобное свойственно всем большим писателям, а уж он-то имел право об этом судить. Он был большим другом моего третьего мужа. Ну? Печенье?

Алекс потряс головой. Во рту у него было как в шесть часов утра. То есть так сухо, что слова не выговаривались.

— Так вот что я пытаюсь рассказать, — продолжила довольная Китти, — хотя и задом наперед… Поэтому начну сначала. Я пытаюсь рассказать вам о твоих письмах, потому что, полагаю, это весьма необычная история. Потому что я никаких таких писем никогда не получала. То есть писем, касающихся моей кинематографической карьеры, — она фыркнула, — если уж вы изволили так высокопарно выразиться. Может, всего несколько, в связи с премией «Оскар», когда обо мне вспоминают. Ну и все это меня совсем не трогает. Продолжаю жить своей жизнью — то есть надеюсь на это, по крайней мере говорю себе так.

В этот момент она сделала одно очень знакомое Алексу движение. Из сцены в гардеробной, когда Мэй Лин умоляет помрежа взять ее статисткой. Голова слегка качнулась вперед, подбородком вверх, мольба в глазах — и пронзительная до умопомрачения безнадежность. Ушла в себя, никаких чувств на лице. Алекс помнил следующую фразу фильма («Весьма сожалею. Но это не в моей власти, дорогая»), и у него мелькнула мысль, что он того и гляди произнесет ее сам.

— И кроме того, — продолжила Китти задорно, с оттенком самолюбования, которое свойственно лишь привыкшим к вниманию публики людям, — популярность как сад. Требует ухода, правда? Мне сейчас семьдесят семь — и у меня осталась только одна почка, и я больна раком. И лишь каким-то чудом мне удалось сохранить свое сокровище, — она приложила обе руки к своим грудям, — но удача не всегда будет со мной. Мне надо кое-что сделать, пока еще есть время — время заняться садом, где посеяны семена? Больше того, как говорит Макс, сделать так, чтобы сад ухаживал сам за собой?

Хани, сразу потерявшая нить этой метафоры, энергично кивнула. Она взяла с блюда, которое протянула ей Китти, итальянский бисквит и неловко откусила от него с краешка, словно не знала, что это такое.

— Хочу поблагодарить вас за… — начал Алекс, закрыл глаза и открыл их снова. — За автографы. Большое спасибо, что вы сочли воз…

Китти уакнула и приложила два пальца к его губам:

— Боже, какая нелепость! Это самое меньшее, что я могла сделать… но ты по-прежнему не даешь мне все объяснить, так что позволь мне закончить. Некоторое время назад здесь произошло нечто малоприятное — мы еще поговорим об этом, — и из-за таких нехороших вещей я не люблю оставаться одна в своей квартире. А недели три назад меня охватила паника! — И ее лицо исказилось гримасой. — Не знаю почему… то ли услышала какой-то шум на лестнице, я вообще немного не в себе… поэтому я вызвала такси, и мы вместе — я и Люсия — поехали к Максу, ключ у нас, конечно, был, но никаких признаков Макса. Возможно, — сказала она вполголоса Хани, — где-то в этих саунах, где они занимаются сексом с барменами, которых прежде в глаза не видели… в любом случае, это меня не касается… уже смеркалось и становилось все холоднее, а мне так не хотелось возвращаться домой — в моем ли возрасте шляться ночами по Нью-Йорку? Поэтому я осталась у Макса, поужинала, накормила Люсию, и мы стали ждать… ждать… ждать… но безрезультатно, и начали уставать, можете себе представить? В этой грязной квартиришке, в которой я не была лет пятнадцать, а Люсия вообще никогда! И когда нам все это надоело, мы решили немного осмотреться. Короче говоря, именно здесь мы нашли тебя! В действительности нашла Люсия. В буфете на кухне — сотни! Ничего подобного никогда не видела и о таком не слышала! И на каждом обратный адрес: Алексу Ли Тандему, Алексу Ли Тандему, Алексу Ли Тандему куда-то там, не знаю куда. Почти все письма даже не распечатаны. Не прочитаны! Так что я стала их открывать — хотя бы потому, что они адресованы мне. Посланы мне. А что внутри… О, это восхитительно…

Она продолжала говорить, Китти. Алекса осыпали похвалами. Какой он талантливый и вообще умница. Что эти письма оглушили ее, едва не опрокинули. Все это было сказано ею. Он слушал, как во сне, музыку ее голоса и словно не слышал. Тринадцать лет верил, что ему внимают, хотя бы только Краузер, что читают его письма и рвут их на части. Когда-то слышал об истинных дзэн-художниках, которые пишут свои картины, не думая их кому-то показать, а потом сжигают, едва успев закончить. Но эту судьбу они выбирают для себя сами.

Китти встала, подошла к одному из своих приземистых шкафчиков, достала из кармана джинсов ключик и начала ковыряться им в замке. Передняя панель скользнула в сторону, сложившись, как деревянный веер, и открылся небольшой пюпитр с десятком узеньких ящичков по обеим сторонам. Она начала выдвигать их по очереди.

— Подождите — вы никогда не видели ни одного из моих писем? — пробормотал почти полностью потерявший голос Алекс. — Все это время?

— Никогда! Именно это я и говорю. Не такая уж я великая, чтобы игнорировать столько писем.

Алекс покрылся легким румянцем. Хани ободряюще сжала его ладонь.

— Никак не возьму в толк… — вставила Хани. — Он что, никогда вам их не показывал?

— То-то и оно. Именно так. Думаю, прятал их. Можете себе представить! — Китти шмыгнула носом, как обиженный ребенок.

— Но вы не спрашивали его? — не отступалась Хани. — Вы не спрашивали его почему?

— Нет, не спрашивала. Он даже не знает, что я их нашла, — ненавижу всю эту театральщину. Не могу представить себе ничего более жестокого, чем открыть ему это, как по телевизору показывают или еще в ужастиках. Но, конечно, думала, почему он так делал… О, вот они!

Китти достала из ящичка небольшой сверток писем Алекса в розовых конвертах. Оперлась локтем о свой погасший камин:

— Они правда такие милые. Я прочитала почти все — это не заняло много времени, потому что они очень короткие. Могу представить, сколько денег ушло на почтовые расходы! Я взяла только несколько, поэтому он наверняка ничего не заметил. Вот это нравится мне больше всего: «Дорогая Китти, когда бы она ни обнимала детей, она всегда смотрит поверх их маленьких плеч на родителей и улыбается в знак того, что не испытывает к этим детям антипатии. С любовью, Алекс Ли Тандем». Это так замечательно! Именно так я и делаю, всегда!