Шалость - Анри Ренье

Кроме этого письма, день прошел без всяких событий, за исключением того, что Аркенен, которому г-н де Вердло сообщил о смерти капитана и о любопытных подробностях, ее сопровождавших, чаще, чем обыкновенно, почесывал свой затылок, как человек, испытывающий мысленно самое ужасное затруднение. Что касается г-на де Вердло, то письмо это, казалось, не заставило его призадуматься и не толкнуло на путь каких-либо догадок. Он, видимо, не усмотрел из него никакой связи между некоторыми событиями, которые, однако, могли бы привлечь его внимание. Появление и исчезновение Гоготты, ее таинственный вид также оставались для него незамеченными. Он только пользовался ими как возможностью избежать ее ужасающей склонности к нескончаемым разговорам.

Когда подошел час обеда, Гоготта по обыкновению должна была зайти в «Старое крыло», чтобы посмотреть, не надо ли чего девице де Фреваль. Гоготта шла, вся преисполненная таинственности. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что девица де Фреваль только что оделась без ее помощи. Стоя перед своим зеркалом, она кончала причесываться. Окончив прическу, не произнося ни слова, Анна-Клод направилась в комнату, служившую г-ну де Вердло для обеда.

Г-н де Вердло уже прохаживался там взад и вперед с довольно меланхоличным видом и посматривал на прибор отсутствующей, который сделал распоряжение не убирать со стола. В ту самую минуту, когда он захлопнул свою табакерку и направился к столу, дверь отворилась и Анна-Клод появилась на пороге. Увидев ее, г-н де Вердло остановился как вкопанный, и могло бы показаться, что он умер сто лет тому назад, если бы сухой звук щелкнувшей табакерки не напомнил ему о том, что он еще не покинул этого мира. Анна-Клод приближалась медленно; подойдя на достаточное расстояние, она сделала г-ну де Вердло обычный реверанс. Затем они сели друг против друга и начали обычную беседу. Однако, когда Аркенен хотел налить вина в стакан Анны-Клод, она знаком отказалась и так побледнела, что можно было подумать — вот-вот лишится чувств. Кроме этой затруднительной минуты, говорила она и кушала как обычно. Когда обед был закончен и они перешли в гостиную, где Аркенен зажег свечи, Анна-Клод подошла к столу для игры и на натянутом сукне рассыпала бирюльки перед г-ном де Вердло, который, остолбенев, с выпученными глазами смотрел, как она одну за другой ловко и решительно снимала маленькие костяные безделушки, тонкая хрупкость которых в аллегорической их уменьшенности была так похожа на разбитые кости от скелета любви.

ЭПИЛОГ

— Ну, дружище, что думаешь ты о моей истории? Согласись, что она превосходна; и самое лучшее в ней это то, что она — сущая правда.

Мы оба сидели — я и мой друг Пьер Давэн — в уютных креслах его библиотеки. Было очень тихо, потому что стоял уже поздний час, а по вечерам маленький городишка Вернонс не отличается оживленностью. После того как два-три здешних кафе закрывают двери и последние посетители направляются домой, Вернонс начинает погружаться в глубокий провинциальный сон. Не доносилось ни звука, тем более что окна библиотеки выходили в сад. Они были открыты настежь, и нас окружал аромат лета. Давэн наклонился. Он отряхнул в пепельницу кончик сигары и продолжал:

— Да, сущая правда! Если хочешь, я завтра отвезу тебя посмотреть на развалины замка От-Мотт и на то, что осталось от поместья Эспиньоль. Мы проедем через Бургвуазин и сможем дойти даже до самого Сен-Рарэ. Ты увидишь гостиницу Маласси и Мокрэ. Мы поднимемся на Большой Холм и через Бифонтэн и болото Пурсод доберемся до Эспиньоля. На следующий день отправимся к «Круглышу», где было совершено нападение на карету. Шоссе теперь лежит несколько в стороне и не проходит по этому месту, но следы старой дороги видны еще достаточно ясно. Потом я тебе доскажу то, что случилось с этой романтической Анной-Клод де Фреваль после ее возвращения из столь дерзостного путешествия, но теперь уже пора спать. Надеюсь, ты не станешь слишком долго мечтать о пистолетной и мушкетной перестрелке, о разбойниках в масках и переодетых девушках, о засадах и верховых прогулках, об ударах кинжалом и обо всем остальном. Вернонс очень маленький городок, и притом самый спокойный на свете. Он немножко напоминает то, что ты описывал в своем «Провинциальном развлечении», с той только разницей, что здесь таинственные шоферы не убивают почтенных старичков с золотыми очками и никто не развлекается по способу твоего старинного героя. Спокойной ночи, старина! До завтра…

Когда мой друг, Пьер Давэн, написал мне о своей женитьбе, я путешествовал по Италии и не мог урвать времени, чтобы присутствовать на брачной церемонии. То, что Давэн взял себе подругу жизни, меня ничуть не удивило. Это был уравновешенный и работоспособный малый. Он опубликовал интересный труд О женских монастырях XVIII века и документально обоснованное исследование об управлении интендантств. Мне показалось только несколько странным то, что он покинул Париж для того, чтобы прочно утвердиться в Вернонсе, городишке, едва насчитывающем 6852 обитателя. Впрочем, он мне писал, что его невеста очаровательная девушка, сирота и обладательница в Вернонсе прекрасного старинного семейного дома, разлука с которым очень бы ее огорчила, что сам он охотно согласился принять такой образ жизни, который обеспечивает ему необходимый досуг для научных занятий. Он приглашал меня тотчас же после возвращения из Италии приехать в Вернонс и посмотреть на их молодое хозяйство. Я отвечал приличествующим случаю поздравлением и благодарностью, но отложил свое посещение на более позднее время. Мне казалось более уместным не мешать влюбленным. Первые дни счастья всегда эгоистичны и нуждаются в уединении. Давэн понял это, но все же несколько раз писал мне, чтобы напомнить об обещании и так настойчиво, что я наконец сдался — и вот уже пять дней, как пользуюсь гостеприимством этой супружеской четы.

Должен признать, что Пьер Давэн мне не солгал. Его жена очаровательна, проста, мила, интеллигентна, совершенно не похожа на провинциалку и полна самого французского очарования. Она ожидает ребенка, и появление его на свет не затянется. Пьер по отношению к ней очень внимателен, любезен и нежен. Их дом, такой же приятный, как и его хозяева, представляет собой старое строение начала XVIII века, сложенное из прекрасного камня, с высокими крестовидными сводами, украшенными гирляндами и масками, что вместе с корзинообразными балконами образует фасад весьма изящного вкуса. Во внутренних помещениях много прекрасной старой мебели, почтенная деревянная обшивка стен и несколько трюмо с зеркалами. Подъезд выходит на спокойную улицу, вымощенную острым булыжником. Позади дома расстилается сад, обнесенный высокими стенами; там есть дорожки, обсаженные буксом, аллея из грабин и небольшой бассейн, украшенный раковинами и античными статуями. Все это сохраняет пленительный вид старого французского поместья. Так же, как дом и его обитатели, очаровал меня и сам Вернонс. Он расположен на склоне холма, опоясанного тихой рекой с медленным и извилистым течением. Там имеется прекрасная церковь, несколько стародворянских домов, простого, но благородного стиля, живописные улицы, усаженный старинными липами бульвар, две площади, одна из которых своими каменными скамейками и старыми жилищами могла бы служить декорацией к мольеровской пьесе. Давэн поддерживает приятные знакомства с многими семейными домами, с родителями и подругами своей жены, которая происходит из древнего и весьма почтенного рода местной знати. Короче говоря, поселившись в Вернонсе, он поступил не так уж опрометчиво. В настоящее время он занимается здесь изучением местных архивов, и это помогло ему напасть на след той странной истории, которую он мне только что рассказал. У каждого маленького города почти всегда есть такая легенда, которая передается из уст в уста и которую всегда забавно восстановить во всех деталях, а еще забавнее возвести к «первоисточникам».