Арбайт. Широкое полотно - Евгений Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот именно. А то расписал на сто страниц рифмы всякие — гуан-фуан… А все просто было: пошел фраер залетный на гулянку, да местные харю набили…
— В этом просчете Пушкина сказалось его дворянское воспитание «у Харитонья в переулке», оторвавшее его от народа и декабристов.
— Жаль, Герцен еще спал, а так он, конечно, объяснил бы солнцу нашей поэзии, что и как надо освещать.
— «О, женщины, вам имя — вероломство!» — сказал Гамлет, принц датский, в переводе, кажется, Пастернака. Или Маршака. Так что еще надо подумать. И над тем, кто перевел, и над вопросом о любви к женщине.
— Не знаю, как Маршак, а Пастернак за эту фразу сполна получил.
— Сполна получил Нобелевскую премию? Шутка.
— Протяжные лирические песни с хорошим концом есть в странах Африки. У меня где-то даже валяется диск с их переводами на английский.
— Вот-вот. Именно что в Африке, где люди счастливы, как дети. Потому что долгие века и годы ходили, как дети, без штанов, пока их не поработили белые колониалисты, купив им штаны.
— Признаться, я тоже ходил без штанов в возрасте нескольких месяцев. Потом их на меня надели. И что же, я тоже, получается, порабощен? Вот оно — безжалостное современное общество!
— И все же люди пока еще живые. И даже если они и цыпленки, то действительно хочут жить, что не может не вызывать уважения.
— Неплохая общественно-политическая тема для диссертации: «Россия XXI века: трансформация известного животного учения в дикое животное учение».
— Дикое восточное медвежье единоборство.
— Или дикая восточная медвежья болезнь.
— Или нанайская борьба — сами с собой как бы борются.
— Борьба борьбы с борьбой.
— Однажды в детстве меня спросили: «Что такое борьба хорошего с лучшим?» Я ответил: «Это когда хороший борец борется с чемпионом».
— У вас было счастливое детство. Потому что во время моего детства правильным ответом было: «Социалистический реализм».
— Показателем моего счастливого детства было другое. Мне было пять лет, и меня спросили: «Что такое „достать“?» — «Это значит „достать из кармана“!» — ответил я. Мое детство ознаменовало собой поражение идей коммунизма.
— Слово «достал» — визитная карточка и бренд любого дефицита. Сейчас глагол «достал» потерял весь свой советский смысл.
— Чемпиону тоже нечем гордиться. Как говорил один древний грек: «Он же победил слабого».
— Возражаю: чемпион рисковал тем, что его победит слабый. Так что ж ему тогда не гордиться даже такой победой? Примеров такой гордости в истории предостаточно, особенно в нашей.
— То мы, а то греки древние.
— Зачем так далеко уходить? Вот у нас был чемпион (царь-батюшка), а его победил сморчок Владимир Ильич.
— Согласен. Это печальный пример для самонадеянных «чем пионов».
— Вот вам, граждане, еще «одна протяжная лирическая песня мировой культуры о разделенной любви»:
ЕВРЕЙКА ДЖЕММА — УЧИТЕЛЬНИЦА МУЗЫКИ
Вообще-то еврейкой она была наполовину — по матери. Ее мать в прошлом пела в филармонии, теперь занималась только дочкой. Отец Джеммы был образованный мусульманин, чьи предки учились в Петербурге и считались в нашем южном городе просветителями. Он преподавал в университете научный коммунизм. У Джеммы было много достоинств: она закончила консерваторию по классу рояля, обладала изящной фигурой и гордым выражением лица, модно и опрятно одевалась, пышные волосы ее всегда были красиво уложены. Ей было уже лет тридцать, но замуж она не выходила из-за собственной привередливости. Ухажеры посещали ее, при цветах, галстуках и шляпах, как принято, но успеха, видимо, не имели. Южный город, все окна распахнуты, соседи могли часто слушать тревожащую классическую музыку, ее Джемма прекрасно исполняла на рояле.
И вот вдруг ее родители быстро умерли, сначала отец, а сразу за ним мать. Джемма осталась одна в их просторной трехкомнатной квартире практически без средств к существованию. Ее одежда уже не была опрятной, и укладывать пышные волосы в прическу ей теперь удавалось плохо. Чтобы не погибнуть от голода, Джемма принялась учить детей музыке. И еще она неожиданно вышла замуж. Ее муж, здоровенный добродушный парень, работал грузчиком на базаре, амбалом. Он приносил с работы горячий хлеб и брынзу, Джемма даже чуть-чуть прибавила в весе. Соседи с интересом ожидали прихода амбала с работы: он входил в квартиру и через одну-две минуты из открытых окон южного города слышались истошные крики: «Не истязай! Ты невозможный! Больно! Сволочь! Негодяй! Люблю тебя!» Потом все стихало. А чуть позже Джемма долго играла на рояле, и, надо повторить, чудесно играла. Шопен, Моцарт, Чайковский, Брамс мгновенно оживали под ее быстрыми пальчиками.
Увы, вскорости мужа Джеммы из-за коррупции зарезали в драке на базаре, и тут она совсем одичала: спущенные чулки, грязная мятая юбка, немытые и нечесаные волосы. И похудела, как узница Освенцима.
Когда мне исполнилось лет одиннадцать-двенадцать, мои родители, как назло, приобрели для меня пианино «Лира» и пригласили Джемму научить меня играть на нем. Джемма была сурова — изо всей силы била меня линейкой по рукам, называла идиотом, кретином, мерзавцем и другими обидными словами. Через два-три урока я не выдержал и сказал ей, что она сама идиотка и крыса с помойки. Джемма сняла очки, внимательно посмотрела на меня, ее темные глаза стали светлыми и прозрачными, и в глубине этих ее страшных глаз я увидел не злобу даже, а все зло, что собралось в ее концлагерном теле. Джемма довела урок до конца и ушла, сказав, что все мне припомнит.
Со страха я прибил гвоздями крышку пианино, был сурово наказан родителями, и на этом уроки музыки для меня закончились. Такое применение гвоздей не было моим ноу-хау — неделей раньше молодожен Рублев уже устроил «хохот гвоздей», заколотив дверь тещиной квартиры вместе с тещей. Такой радикализм мне очень понравился, хотя сам я радикалом никогда не был и теперь уже не буду.
Без мужа Джемма пропала бы очень быстро, но добро всегда побеждает зло. В ее квартиру вселились деревенские родственники покойного мужа-амбала, человек пятнадцать. Было из них взрослых мужиков человек пять, три женщины, остальные дети. Как они там все помещались — неизвестно, но люди тех мест привыкли к скученности. По их мнению, люди днем должны работать, а ночью спать все вместе на полу, на ковре. Мебель, кровати — все это лишнее. В деревне нет мебели, и все чувствуют себя отлично. Поэтому они потихоньку стали приторговывать принадлежащей Джемме мебелью. А поскольку им было неудобно, что она это видит, то они поместили ее в сумасшедший дом для ее же пользы, чтобы она не плакала по ночам, опускаясь все ниже и ниже. Примерно раз в месяц они забирали Джемму домой — люди же все-таки, не звери, но через день-другой аккуратно доставляли ее обратно в психушку.
И неизвестно, чем бы закончилась жизнь Джеммы в СССР, если бы она не уехала из этой страны задолго до того, как она стала Россией и множеством других государств вроде Азербайджана, Армении, Белоруссии, Грузии. Тетка у нее обнаружилась во враждебном тогда советскому народу Государстве Израиль. Она туда племянницу и увезла. Навсегда. Случилось это под Новый год, а в каком году — точно не помню. Точно, что до Афгана и Олимпиады-80, но возможно, что и сразу же после шестидневной войны евреев с арабами 1967 года. А там, в Израиле, случилось чудо. В первое же Рождество по прибытии на Святую землю какая-то сила привела бесноватую в храм Гроба Господня, где дочь мусульманина и еврейки уверовала во Христа, ибо пролился на нее горний Божий свет и в одночасье вернулись к несчастной здоровье, разум, красота, она вновь стала ласковой и доброй, как в детстве. Способная к языкам, она быстро выучила иврит и теперь уже много-много лет живет на севере Шаронской долины в городе Хадера, учит детей языкам и музыке, гуляет с ними по берегу Средиземного моря.
— Мне кажется, что автор здесь чего-то явно недоговаривает, что он утаил от нас, читателей, нечто важное, превалирующее. Какую-то жизненную тайну. Зачем, почему утаил?
— Но все равно — жаль всех. И амбала, зарезанного в драке из-за коррупции, и испорченное пианино, и Джемму, и рассказчика-несостоявшегося музыканта. Утешимся, друзья, хотя бы тем, что пока еще не угодили мы за всю свою осмысленную жизнь ни в тюрьму, ни в психушку. И даже находим в себе иногда силы других несчастных ободрить добрым словом, убедительным примером гуманизма. Так и должен поступать каждый христианин, а не начетчик или креативный фарисей из телевизионного ящика.
Глава XIX
ЧТО ТАКОЕ НАНОТЕХНОЛОГИЯ
ПЕРЕЧЕНЬ ВОПРОСОВ, ПРИЕМЛЕМЫХ ДЛЯ ОБСУЖДЕНИЯ ЭТОЙ ГЛАВЫ1. Простые люди начала III тысячелетия от Р. Х. действительно обрели сейчас комфорт, недоступный патрициям Древнего Рима, царю и Ленину? Или это такое же вранье, как и многое другое?