Время Полицая - Айдар Павлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– То есть, как?
– А вот так. И мы с тобой – иллюзия. Не понял? Все здесь мираж, Миня, все! Это как игра: одни приходят – другие уходят, – а деньги остаются. Реальны только деньги. Ну, еще Кобра, ты ведь знаешь Кобру – реальная баба. А все остальное – сегодня есть – завтра нет. Врубаешься? Кобра поиграла с нами как с котятами. Думал, она че к тебе пришла?
– Че она ко мне пришла?
– Она обобрала твою душонку, Миня. Обобрала, и до свидания. Беда в том, что ты, кроме денег, ни хрена не видишь. Есть душонка, нет душонки, – до балды, были б деньги, да? Так вот, без душонки денег не бывает. А если бывают, их забирает Полицай. Врубаешься?
– Миша кивнул.
– Которого на самом деле нет.
– То есть, Полицай… – мучительно соображал Миша.
– Где ты служил? – помог Вадим.
– В Венгрии.
– Ну, и кто был твоим старшиной?
– Полоцкий, – Добрые глаза Мини ошарашено округлились.
– Как его звали?
– Полицай.
– Ну и как он, по-твоему, мог сюда попасть?
– Никак.
– А Осю помнишь? Осю Блана…
– Конечно.
– "Когда-то в утренней земле была Эллада", – да? Высоцкий, "чуть помедленнее кони, сгину я, меня пушинкой ураган сметет с ладони…"
– О, черт! Это финиш…
– Вспомнил? Классно нас разыграла Кобра?
– Ты Вадик Романов?
– Ага.
– Но как?! – Миша уставился на армейского друга.
– А это у нее надо спросить. Она обещала тебе, что меня не будет?
– Обещала.
– За тридцать косых?
Миша утвердительно опустил лицо.
– Кобра свои обещания выполняет… И че тебе закупщиком плохо сиделось? Я ж к тебе как к ребенку относился: и кормил, и одевал, и хату мы тебе сняли. Не понравилось, что Настя ко мне ушла? Так она, если б не ко мне, один фиг, нашла бы себе мешок денег. Не твоего полета девочка, Миня, надо ж быть реалистом. А ты сразу Кобре плакаться, душонку чертям закладывать! Ой, Миня, я угораю…
Поднявшись на ноги, Вадим похлопал удрученного продавца по щеке:
– Ладно, щас мы все поправим.
– Как?
– Поехали к Насте.
– Она не дома.
– Откуда ты знаешь? – Вадик забычковал гаванскую сигару и положил ее обратно в карман.
– Знаю.
– Короче, если знаешь, приведешь ее через час домой на Измайловский, – распорядился Вадим. – Побазарим. Ясно?
– Хорошо.
– К одиннадцати часам я к вам подгребу. Не грусти.
Оставив Михаила в трагическом оцепенении, Вадим закинул бульдог в огромную сумку и, припадая на ногу, отправился ловить машину.
16
Он вернулся домой и, пока открывал замок, услышал за дверью сигнал телефона.
Его кто-то хотел.
Его кто-то искал.
Мир вдруг перевернулся с головы на ноги. Вадим распахнул дверь и с невероятной стремительностью подпрыгнул к телефонной трубке:
– Алло?!!
Ему ответил непрерывный гудок. Он не успел на несколько секунд: тот, кто его хотел, положил трубку.
Но это был уже другой мир.
Мир, в котором его знали.
Подождав минут пять повторения звонка, он набрал номер Насти.
– Да? – ответила Маргарита Серафимовна,
– Это я, Вадим. Добрый вечер.
– Какой Вадим?
– Романов.
– Не знаю такого.
– Скоро узнаете. Настя дома?
– Ее нет.
– Будет после одиннадцати?
– Лучше позвоните в половине двенадцатого.
– Лучше я приду в половине двенадцатого.
– Она вас ждет?
– Всегда ждет. Сейчас я подойду и за верность ей памятник поставлю.
17
За пятнадцать минут до назначенного часа он прибыл на место и прогулялся вокруг синей церквушки – огромного, точно бездыханный белый камень, Троицкого Храма. Эта сонная, вечно закрытая церковь спала под голубой цыбулкой и хранила священное молчание. Он обковылял ее по замкнутому кругу, сказал, что и сам отлично знает, куда ему дорога, что все получится, как надо: Кобра останется довольна, сегодня, наконец, ее накормят царским завтраком, – и вошел во двор соседнего дома по Измайловскому.
Он набрал код на парадной двери и поднялся на третий этаж.
В башке шумело: какие-то скрипки, барабаны, медные трубы, – все вдруг смешалось и взревело под его крышей, едва он нажал кнопку звонка тридцать седьмой квартиры.
Он не отпускал кнопку, пока не увидел перед собой шокированную мать Насти.
– А Настя? – спросил он вперив взор в растерявшуюся мамашу: – Где она, а Маргарита Серафимовна?
– Что случилось?! Что случилось?! – взволнованно затараторила та. – Вы с ума сошли, столько трезвонить? Я же не глухая.
– А где Настя?
– Нет ее еще, нет.
– Вы уверены?! А где она? Простите, как это нет?! – обалдел он: – Половина двенадцатого есть, а ее нет?! Он попытался заглянуть в дом: – Ее че, правда, нет?!
– О, Господи! – промолвила Маргарита Серафимовна: – Вы кто?! Что вам надо?
– Я не Господи. Чего это она? Где, а? Половина двенадцатого, блин! Не понял?
Хозяйка упала бы в обморок, если б хулиган с избитой физиономией не отлип от двери.
Оставив в покое мамашу, Вадим спустился на один лестничный пролет. Там он осел на каменный пол, прислонился к батарее и пробубнил:
– Не волнуйтесь, я подожду. Мне удобно, тепло… Я жду любимую девушку. У меня есть сигара, деньги, я свататься пришел.
Дверь над ним закрылась. Он нашел в кармане огрызок гаванской сигары, закурил.
Минут через десять щелкнула парадная дверь.
Кто-то вошел и стал подниматься по лестнице.
Вадим приготовил револьвер.
Шаги приближались.
Он прицелился в развилку лестничных площадок, где должен был появиться затылок, и заметил, что, "Кобра" в его руке выводит бешеные зигзаги.
Между лестницами появилась голова, принадлежавшая Олегу Михалычу, отцу Насти.
Вадик спрятал пушку за пазуху, привстал с пола и оседлал подоконник,
– Добрый вечер, – сказал он, когда Олег Михалыч повернулся к нему лицом.
– Добрый вечер, – кивнул тот, проплывая мимо.
Папа Насти открыл дверь и исчез в квартире.
Десять минут до полуночи, а Насти все не было. От скуки Вадим раскрыл все молнии на сумке, зачерпнул горсть денежных купюр и подошел к лестничному пролету.
Легко, красиво и плавно бабки полетели вниз.
Как опавшая осенняя листва, как забытый сон, как мираж…
Он был уверен, что Кобра в восторге от такого зрелища: осенняя листва осыпается с сухих веток…
Он вернулся к сумке, зачерпнул еще горсть листьев и вновь посыпал ими черную дыру лестничного пролета.
Наконец, он попросту вывернул кожаный бэг наизнанку, и… Зеленое конфетти закружилось праздничными куполами парашютов, вспышками в ночи. Деньги парили от третьего этажа к подвалу и испарялись в пустоте.
Все. Сумарь опустел. Карнавал подходил к концу.
Вадим открыл барабан револьвера, вытряхнул все боеприпасы на подоконник, отложил два патрона, с оставшимися подошел к пролету.
Раз… Первая толстушка сорок пятого калибра спикировала в подвал к зеленым баксам. Два… Туда же полетела вторая… Три… Четыре…
Осталось два патрона. Он симметрично вогнал их в барабан "Кобры" один против другого – прекрасный расклад для партии в русскую рулетку: два шанса из шести, или один на троих, – без дураков. Он никого не хотел убивать. Кто здесь лишний, пусть разбирается "Кобра".
Барабан защелкнулся.
Вадим трижды прокати его по рукаву, аккуратно положил на подоконник и посмотрел в окно. Два желтых пятна освещали уютный дворик. Фонари.
– Кобра, я люблю тебя, – признался он. – Мы качаем на руках вселенную, да? Капли звезд тают на наших ладонях. Только ты и я…
Вадим вздрогнул – открылась парадная дверь.
Он повернулся к окну спиной и услышал стук Настиных каблуков. Она поднималась наверх. С ней шел Миша.
Вадим увидел их затылки в развилке лестниц, затем два лица. Заметив парня, дева и ее друг остановились на втором этаже. Их разделяла одна лестница.
– Что на этот раз? – спросила Настя.
Предчувствуя страшные неприятности, из квартиры показались родители Насти.
– Что здесь происходит?! – поинтересовался Олег Михайлович.
– Мы играем, – успокоил Вадик, подарив родителям странную улыбку.
– Во что это вы играете? – не понял отец девушки.
Тогда одноухий схватил с подоконника пушку и заорал, что если все, кроме него, не закроют рты, он этой симпатичной девчонке в розовом дутике полголовы снесет.
Обстановка изменилась.
– Кто не доволен, тот свободен!! – орал Вадим. – А мы остаемся! Хотите смотреть – смотрите! Но молча! Мы играем, и расходимся. Кто не согласен? Что не ясно? Рты позакрывали и стоим, где стоим!
Нервный выхлоп обошелся оратору дорого – Вадик начал стремительно сдавать – силы убывали с каждым словом. Левая рука ходила ходуном и еле удерживала "Кобру". Он был на пределе и без тормозов, это могло повлечь за собой, черт знает какие осложнения.
