Черный свет - Виталий Мелентьев

— Белок! Животный белок. Переработают на корм. — Он подумал и почесал за ухом: — Да и кожа у отариев вполне приличная.

— Послушайте, а откуда они тут… появились?

— Из океана.

— И… много их там?

— Когда как.

Оэта перестала всхлипывать и сердито — должно быть, оттого, что злилась на слабость, — вмешалась в разговор:

— Отарии живут в океане, но они находятся на том уровне биологического развития, когда почти уже созрели для выхода на сушу. Вот они и прорываются на материк. — Она запнулась и решила: — Что ж. Придется рассказывать все. После того как наши первые поселенцы прилетели со своей планеты сюда, на Мёмбу, мы освоили только ее южную, нижнюю, часть. Здесь более подходящий климат. Кое-что соорудили на экваторе. А северную часть еще не осваивали. И вот там еще живут и те животные, из которых мы вывели лятуев, и отарии. Потомки тех, что выползли из океана и освоились на суше. Они и ползают, и летают, и нападают на других животных — словом, они самые страшные хищники нашей планеты. На южной половине мы их уничтожили. Но они плодятся в океане, и когда… Впрочем, мы еще не знаем, по каким причинам, но иногда они страшно плодятся и тогда стремятся огромными массами выползти на сушу. Чтобы этого не случилось, мы загородили устья рек, создали укрепления вдоль всего океанского побережья. Но иногда отарии находят лазейки и пытаются прорваться. Вообще они страшные создания, эти отарии. Помучились мы с ними очень много и сейчас еще далеко не все знаем о них.

— А… почему? — задал Виктор довольно глупый вопрос. Но ему хотелось узнать о мёмбинских чудовищах как можно больше.

— Живыми они не даются, в неволе не размножаются, а близко к себе не подпускают. Мы точно знаем одно: если отария разрубить пополам или даже на четыре части, лишь бы на этой части остался хоть один глаз, каждая частичка поболеет, поболеет и вырастет в настоящего отария со всеми четырьмя глазами. Кроме глаз и щупалец, всех остальных органов у них… по одному. Почему так происходит, мы только догадываемся. И еще — мы толком не знаем, чем же они все-таки питаются. Иногда они, хищники, едят только теплокровных животных, иногда рыб, а иногда лишь растения. Становятся вегетарианцами.

— Но если они приносят больше вреда, чем…

— В том-то и беда, что и это еще не установлено точно. В глубинах наших океанов есть более страшные хищники, чем отарии. Но именно отариев они и боятся. Вот как все хитро устроено: совсем изведи отариев — другие размножатся… — Оэта задумалась, потом улыбнулась. — А вот лятуи нас не удивляют. У них осталась в памяти клеток ненависть к отариям, и это спасает их и помогает нам… Однако где же все-таки Пепа?

И они поехали искать Пепу и Андрея. Сделать это оказалось не так уж трудно. Они сидели в домике. Вернее, все сидели, только Андрей стоял посредине комнаты и, размахивая руками, рассказывал о том, что и как с ними произошло. Собственно, он уже давно все рассказал, а теперь только повторял некоторые детали, потому что Пепа то и дело вставляла свои подробности.

Когда Оэта и Виктор вошли в домик, Андрей бросился им навстречу так, словно это они подвергались нападению отариев.

— Ты где был? Как ты сюда попал? — радостно кричал он Виктору и весело размахивал руками. — А у нас тут знаешь что было?! — И он опять стал пересказывать все события, а его то и дело поправляла и дополняла Пепа. Оба они в эти минуты были страшно похожи друг на друга, и именно это, по-видимому, не понравилось Оэте. Она довольно строго сказала:

— Мы все видели, Андрей. Виктор ведь был рядом с тобой. — Она не стала наблюдать за изменениями Андреева лица, а обернулась к Пепе: — Послушай, дочка, мне понравилось, как ты себя вела во время нападения, но сейчас… В конце концов, ведь это ты устроила скачки, хотя и знаешь, что для лятуев, особенно молодых, это не слишком здорово.

И вдруг сразу стало понятно, что все, что произошло — все беды и волнения, опасности и страхи, — все это лишь последствия обыкновенной шалости. Не будь ее — ничего бы и не произошло. Это показалось очень странным, но в то же время справедливым. Виктор невольно переглянулся с Валей и Крайсом, которые все время сидели скромненько в уголочке и время от времени переглядывались. Валя уловила этот взгляд, неопределенно пожала, вернее, передернула плечиками и ужасно противным, взрослым голосом произнесла:

— Вы извините Андрея. Он и у нас на Земле… С ним и там такое бывало. Как говорит наша классная руководительница, его заносит.

Похоже, что она в чем-то мстила Андрею, а потому, как она предательски скромненько потупилась, можно было подумать, что она, может быть, даже безмолвно ссорится с ним. Крайс промолчал, он только "позолотился" и стал смотреть в окно.

Виктор подумал, что она права. Очень жаль, но права. Ведь Андрею, в сущности, ничто не угрожало. Его надежно прикрывал костюм, его передаточные антенны исправно излучали нужную информацию с помощью его личного передатчика, и о том, что он попал в беду, жители Мёмбы узнали бы очень быстро. И Пепу тоже не дали бы в обиду не только люди, но и лятуи. Ведь они сбежались со всей округи. Значит, никакого особенного героизма ребята не проявили. Просто они расплатились страхами и волнениями за свое легкомысленное поведение. Хуже того, они доставили волнения взрослым. Так что…

И ребята, видимо, поняли это. Андрей вздохнул и отправился в самый дальний уголок, а Пепа, посмотрев на него, метнула недобрый взгляд в сторону матери и прикусила нижнюю губу. Они казались не то что жалкими, а просто несправедливо обиженными. Это Виктор не столько понял, сколько почувствовал. И он не пожалел их, нет. Просто он не любил несправедливости и поэтому, прежде чем обдумать все на свете, сказал:

— А его извинять не за что.

— Ты так думаешь? — с интересом спросила Оэта и повернулась к Виктору.

— Да. Все-таки они попали в такую переделку, что…

— Какая же это переделка? — опять передернула плечами Валя. — Всем же было известно, что с Андреем ничего страшного не произойдет, потому что он в костюме.

— Ну и что?

— А то, что, когда Крайс хотел было бежать им на помощь, мы решили, что делать этого не стоит.

Крайс вдруг съежился и даже засветился от позолоты, выступившей не только на его щеках, но даже на шее.

— Ты права, Валя, — сказал Виктор. — Но Андрей-то этого не знал.

— Чего он не знал? — спросила Валя.

— А того, что ему не страшны отарии.

— Ну и что?

— А то, что, даже не зная, он поступил, как настоящий парень. Он боролся с ними до последнего.

— Ну и много ли он наборолся? — усмехнулась Валя.

— Сколько бы ни наборолся, а — боролся. Кстати, Андрей, — спросил Виктор, — что бы ты сделал, если бы сразу вырвался от отариев?

— Не знаю… Вначале я ничего не понял. Потом очень испугался, а потом усек, что они меня сквозь костюм не… укусят. И тогда… тогда я подумал, что Пепа… без костюма. Вот я и…

Он вдруг сбился и растерянно посмотрел на товарищей. Во взгляде светился какой-то новый Андрей — совсем не такой, каким он был на Земле и первое время на Мёмбе. Он как будто вступал в новую жизнь и спрашивал у товарищей: так ли он поступал? Правильно ли он думал?

Виктор понял его и, успев все обдумать по-новому (впрочем, все мысли пришли к нему как бы сами по себе, а не в результате специального, мудрого обдумывания), собрался сказать какие-то очень важные слова. Но он взглянул на Пепу. Ее прекрасные голубые глаза светились так ясно и радостно, она с таким восхищением смотрела на Андрея, что Виктор даже несколько смутился.

Этот взгляд заметил и Андрей и забеспокоился. Он попытался почесать в затылке, но, пошарив по гладкому шлему, так и не добрался до нужного места. Поэтому он и вовсе растерялся:

— Ну конечно… А как же иначе… Ведь: Пепа, когда прискакала спасать меня, она же тоже не думала, что… вот так… Она же считала…

Тут он окончательно сбился, хотел было вытереть нос, но опять наткнулся на шлем и беспомощно опустил руки.

И тут все почувствовали, что хотя все произошло из-за шалости, из-за геройства друг перед другом, но над этим нельзя смеяться. Потому что это было самое хорошее, что есть в человеке, и именно это хорошее заставило Андрея думать о Пепе и стремиться ей помочь, а Пепе — броситься на помощь Андрею. И не так уж важно, настоящие ли опасности грозили ребятам. Важно, что сами ребята смогли думать прежде всего не о себе, что новые чувства оказались сильней и опасностей, и собственной жизни… А такие чувства надо уважать.

Никто ничего не сказал. Все просто это поняли. Крайс исподлобья, с каким-то особым, острым и радостным интересом вглядывался в притихшую Валю, которая, гордо вскинув голову, ни на кого не смотрела. И вероятно, правильно делала, потому что Виктор да и все другие наверняка понимали, что она была не права.