Бескрайние земли - Жоржи Амаду

Но в этих сказаниях говорилось и о мужестве людей Орасио, его сторонников, о храбрости Браза, самого смелого из них, того, что, раненный тремя пулями, продолжал сражаться и убил двух противников:

Браз Бразилино, храбрый, гордый,Себя он звал Жозе дос Сантос -Ведь так звучало благородней -Стрелял, когда от пули пал,Хоть сам был ранен, убивал!

Они описывали Орасио, который из своей фазенды отдавал людям распоряжения, посылал их на дороги, окружавшие лес Секейро-Гранде:

Давал Орасио приказы,Он управлял округой властно.Он рассылал свои отрядыДля нападений из засады.

Песни о битвах за Секейро-Гранде рассказывали не только о героических подвигах, но и о простой обыденной жизни:

Замужних женщин было мало,А если были, то в Бане…И о женитьбе тут, бывало,Мечтали только и шутили:— Женился б даже на седой,Лишь стала б женщина вдовой!

Люди, слушавшие эти песни двадцать лет спустя на ярмарках в поселках, возникших на месте леса Секейро-Гранде, встречали их возгласами одобрения, весело смеялись, отпускали замечания. В песнях слепцов перед ними вставали эти полтора года борьбы, люди умиравшие и люди убивавшие, земля, политая кровью. И когда слепцы заканчивали свое повествование:

Поведал вам я страшную историю.Историю о тех ужасных временах…

...они бросали еще несколько монет в чашку рассказчика и отходили в сторону. «Да, колдовское это было дело». Так говорилось в песне, так говорят и они сегодня. То было колдовское дело. Его вызвало проклятье, посланное негром в ту далекую колдовскую ночь. Проклятие Жеремиаса разносилось в те смутные времена по дорогам — от фазенды к фазенде. Оно передавалось Дамианом, худым, изможденным и грязным, этим безумным негром, который бродил по дорогам какао и рыдал.

3

Еще не прекратились разговоры, связанные с нападением на Синьо Бадаро и смертью братьев Меренда, как Ильеус всполошился из-за инцидента, происшедшего в кабаре между Виржилио и Жукой Бадаро. Впрочем, за эти полтора года так часто случались различные истории, что дона Моура, старая дева, убиравшая алтарь церкви Сан-Себастьяна, как-то сказала своей подруге доне Лените Силве, приглядывавшей за алтарем напротив:

— Столько всяких событий, Ленита, что у нас даже не хватает времени обсуждать как следует хоть одно… Уж больно быстро все происходит…

Действительно, Орасио и Бадаро очень торопились. Обе стороны хотели вырубить лес как можно скорее и как можно раньше засадить землю какаовыми деревьями. Борьба пожирала деньги, платежные ведомости по субботам вырастали до невиданных размеров, потому что приходилось платить большое жалованье жагунсо. Цены на оружие все возрастали. И Бадаро и Орасио торопились, и потому эти месяцы были столь насыщены событиями, что богомольные кумушки не успевали даже обсуждать их. Они еще говорили об одном событии, а уже происходило другое, представлявшее для них не меньший интерес.

В таком же положении оказались и обе газеты Ильеуса. Иной раз случалось, что Мануэл де Оливейра писал статью, ругающую Орасио за вооруженное нападение, совершенное его жагунсо, а в это время поступало сообщение, что произошло столкновение куда более серьезное. Грубость «О Комерсио» и «А Фолья де Ильеус» в этом году перешла все границы. Не осталось уже резких эпитетов, которые не были использованы. В редакции «О Комерсио» возликовали, когда Женаро заставил купить в Рио — за неимением в книжных магазинах Баии — изданный в Лиссабоне большой португальский словарь, специализировавшийся на классических терминах шестнадцатого века. Тогда-то, к вящему удовольствию жителей города, газета «О Комерсио» стала называть Орасио и его друзей интриганами, подлецами, флибустьерами и награждать их разными иными эпитетами того времени. «А Фолья де Ильеус» отвечала, используя национальный жаргон, в котором доктор Руи был непререкаемым авторитетом.

Тяжба, начатая в суде Ильеуса по иску Орасио, оставалась незаконченной. «Возбуждение судебного преследования» было самым неподходящим из юридических терминов, когда речь шла о деле, затеянном оппозиционерами против сторонников правительства, как это имело место в данном случае. Судья тут был явно на страже интересов Бадаро. Веди он себя иначе, ему не миновать, в лучшем случае, перевода по распоряжению губернатора штата в какой-нибудь затерянный в сертане и забытый всеми городок, где он и остался бы прозябать долгие годы. В противном случае, пост судьи в Ильеусе представлял верный путь к переводу в столицу штата, где он сменил бы должность судьи на звание члена Высшего кассационного трибунала — титул гораздо более звучный и намного лучше оплачиваемый. Не помогли усилия Виржилио и Руи, бомбардировавших судью заявлениями, ходатайствами и требованиями о проведении экспертиз.

Процесс двигался, по выражению Орасио, черепашьими шагами; Орасио гораздо больше верил в возможность захватить земли силой, чем получить их при помощи закона. И он делал все, чтобы, несмотря на задержку процесса, события развивались возможно скорее. Бадаро тоже были заинтересованы в скорейшем решении вопроса. Приближался срок выборов, намеченных на будущий год, и многие предсказывали почти неизбежные серьезные разногласия между властями штата и федеральным правительством в вопросе о новом президенте. А если правительство штата падет, Бадаро перейдут в оппозицию и уже не смогут рассчитывать на судью; тогда процесс будет идти в пользу Орасио.

Все это обсуждалось в барах, на перекрестках улиц и в домах Ильеуса, на пароходах, заходивших в порт, среди докеров, грузивших корабли, и среди моряков, уходивших в плавание. В далеких городах — в Аракажу и Витории, в Масейо и Ресифе — рассказывали об этих стычках в Ильеусе, как в былые времена от Жоазейро до Сеара шла слава о подвигах падре Сисеро.

Виржилио съездил в Баию, выхлопотал у одного из членов Высшего кассационного трибунала, который поддерживал оппозицию, благоприятное для Орасио заключение о правах на владение землями Секейро-Гранде и пустил его в дело. Женаро ломал голову над юридическими фолиантами, подбирал аргументы, чтобы «разнести это заключение в пух и прах», как он обещал судье, который сам был крайне напуган вмешательством члена Высшего кассационного трибунала в процесс, находившийся еще в первой инстанции. Но причиной ссоры Жуки Бадаро с Виржилио явилось не это заключение трибунала, а скорее серия статей о событиях в Ильеусе, которые адвокат поместил в оппозиционной газете Баии. Выступления «А Фолья де Ильеус» не причиняли Бадаро особого беспокойства. Но статьи в ежедневной газете Баии вызвали отклик даже за пределами штата. И хотя правительственные газеты взяли Синьо Бадаро под защиту, губернатор дал ему понять, что лучше избежать всякого шума по поводу этих инцидентов, тем более в такой момент, когда правительство штата находится не в очень хороших отношениях с федеральным правительством. Орасио узнал об этом, и Виржилио расхаживал по улицам Ильеуса с видом победителя.

Как-то вечером он зашел в кабаре. Уже давно он не появлялся там, все ночи проводил теперь в объятиях Эстер. Это были безумные ночи любви и исступленного восторга. Ее чувственность пробудилась под влиянием изощренных ласк, которым Виржилио научился у Марго. Но сейчас в Ильеус приехал Орасио, и Виржилио некуда было деваться. Он уже отвык быть по ночам дома и решил отправиться в кабаре выпить виски. Он пошел туда с Манекой Дантасом, который приехал вместе с Орасио. Виржилио пригласил его:

— Заглянем в кабаре?

Манека Дантас, рассмеявшись, пошутил:

— Вы хотите совратить с пути истинного почтенного отца семейства? Ведь у меня жена, дети, я в таких заведениях не бываю…

Оба рассмеялись и поднялись по лестнице. В задней зале Жука Бадаро играл в карты с Жоаном Магальяэнсом и другими приятелями. Ньозиньо по секрету поведал друзьям, что «это потрясающая партия, таких ставок он еще в жизни не видывал». Виржилио и Манека Дантас направились в танцевальный зал, где музыканты наигрывали на рояле и скрипке модные мотивы. Они уселись, заказали виски, и Виржилио сразу заметил Марго, сидевшую за столиком с Мануэлем де Оливейра и другими приятелями Бадаро. Журналист, предпочитавший ни с кем не ссориться, поздоровался с Виржилио. Он обычно заявлял, что он, Оливейра, — «профессиональный журналист, и написанный им в газету материал выражает мнение Бадаро и не имеет ничего общего с его собственным, частным мнением: это совершенно разные вещи». Виржилио поздоровался со всеми. Марго улыбнулась ему, она нашла, что он очарователен. Ей вспомнились былые ночи, и она сжала губы в гримасе, в которой отразилось пробудившееся желание. Ньозиньо принес бутылку виски.