Сиам Майами - Моррис Ренек

Удостоверившись, что она лежит спокойно, он медленно встал и бесшумно направился к себе. Он так устал, что повалился на кровать, не раздеваясь. Кровать поехала и ударилась о стену, лампочка возле нее замигала. Барни гордился Сиам и испытывал благоговейный ужас перед ее способностями. Он собирался всласть поразмыслить о Сиам, но его сморил сон.

Спал он недолго — его разбудил телефонный звонок. Идиотская работа, идиотские звонки! Ни поспать, ни заняться собой. Любой болван трезвонит и будит среди ночи. Невозможно самостоятельно решить, когда спать, когда бодрствовать. Он кипел.

— Долго же ты не отвечаешь! Куда ты подевался? — раздался голос Мотли.

— Ты прервал мой сон только для того, чтобы спросить, почему я долго не отвечаю?! — Мотли доводил его до белого каления.

— Ну и вежливость! Я звоню, чтобы пригласить тебя в Нью-Йорк на ужин.

— Глубокой ночью?

— Тебе надо знакомиться с людьми. Джоко Пиер представит тебя своим друзьям из газет. Там будет и Селеста. Контакты еще никому не вредили.

Он был готов ответить что угодно, лишь бы снова лечь.

— Приеду.

— Прямо сейчас.

— Ладно, — простонал он.

— Что-то не слышу энтузиазма, — огорчился Мотли.

— Достаточно того, что я еду, какой еще энтузиазм?

— Твоя беда в том, что тебе все слишком легко дается! — возмутился Мотли.

— Дело не в работе, а в деньгах — они делают меня цивилизованным человеком!

Оба одновременно повесили трубки.

Барни откинулся на шаткую спинку кровати, чтобы, протирая глаза, урвать еще мгновение отдыха. Зигги прав: он зарабатывал больше, чем когда-либо в жизни. Он вытянул из брючного кармана раздувшийся бумажник. Две сотни в неделю плюс расходы! Он улыбнулся, словно этот заработок был неудачной шуткой. Придется купить новый бумажник, этот уж трещит по швам. Что с того, убеждал он себя, что от такой чертовой работы перестаешь быть самим собой? Надо относиться к подобному искажению собственного образа как к необходимому испытанию. Уж больно большие платят денежки!

Уходя, он просунул голову в дверь к Сиам. Она спала. Он обрадовался, что хоть она на время отключилась от этого безумия.

Мотли ждал его в самом темном углу клуба и коротал время за телефонным разговором. Барни вышел на воздух, надеясь, что его освежит ночная прохлада.

Мотли доставляло наслаждение трезвонить по всему городу среди ночи. В такое время самый прозаический звонок приобретает значительность. Он набрал номер клуба Доджа.

— Мистер Стивенсент Додж остался ночевать?

— Нет, сэр, — ответил сонный голос.

Мотли позвонил в «Редженси».

— Мистера Стивенсента Доджа, пожалуйста.

— Минутку.

Прижимая трубку к уху, Мотли размышлял о том, что богатство дарует возможность спать, пока другие, пекущиеся о твоем состоянии, не знают покоя. Зато те, кому не спится, гордятся своей независимостью.

— Кто его спрашивает? — спросила телефонистка, выполняя, по всей видимости, распоряжение Доджа.

— Мистер Мотли. — Что это значит? Стью не желает, чтобы его будили в час ночи? Он ли это? Раньше он кичился тем, что ему можно звонить в любое время дня и ночи, а теперь становится рациональным и не амбициозным?

— Зигги? Только тебя мне не хватало. — Додж сразу пошел в наступление.

Мотли сиял. Сейчас он развернет его в противоположном направлении.

— Не желаешь поужинать с нами через полчасика?

— Я в пижаме. — Додж дал именно тот ответ, которого ждал Зигги.

— Догадайся, Стью, кто строит глазки нашему мальчугану?

— Зигги, — взмолился Додж, — лучше выкладывай все начистоту!

— Селеста Веллингтон! — выложил Зигги.

— Что понадобилось от него Селесте? — Додж уже был заинтригован.

Зигги улыбнулся: он предвидел такую реакцию.

— Хочет, чтобы он стал ее менеджером.

— Вот это ночка! — возликовал Додж.

Зигги знал, что следующая его фраза станет отрезвляющим душем.

— Но он так занят, что даже не может послушать ее пробную запись.

— Зигги, вдруг он сумеет завербовать для нас дочку Веллингтона?

— Сумеет, если ты не станешь скупиться.

— Может, нам с тобой объединиться? Ты станешь младшим партнером в моем бизнесе. — Додж все больше распалялся. — Знаешь, как быстро к нам прибежит… — Он назвал романтического солиста, зарабатывавшего по миллиону в год. — Только он так ненадежно устроен, что тронь его перышком — и потом будет колебаться целый месяц.

Зигги фыркнул.

— А что нам с того?

— Надо будет распространить эту весть, только осторожно. Мы солидные барбосы, нам не пристало тявкать, точно шавкам. Ты можешь проявить осторожность?

— Я так осторожен, что даже самому гадко. Мы увидимся с Джоко.

— Правильно.

— Что значит «младший партнер»?

— Такая же договоренность, как по Сиам. Ты имеешь долю от любого исполнителя, которому организуешь выступления, а я поставляю исполнителей из своей обоймы. У тебя не будет особых расходов, разве что язва желудка от ругани с разными идиотами.

— Я подумаю.

— Клади трубку, иначе я не поспею за полчаса. Кстати, куда ехать?

— К Галлахеру. Кажется, у Джоко там рекламный счет.

— А твой мальчуган встал?

— Я его разбудил — пускай разомнется. Ему надо отвыкать все время давить подушку. Вот еще что, Стью…

— Что?

— Будь с ним поласковее.

— Само собой.

— Если бы ты выбросил из головы Сиам, дела пошли бы веселее.

— Я поразмыслю над этим.

— Он знает, что если сумеет уломать Селесту, то вы с ним будете квиты. Раз ты предлагаешь мне заделаться твоим младшим партнером, то изволь позаботиться о человеке, который доставит ее тебе ощипанной.

— Разумно. Мы вернемся к этой теме, когда придет время. Пока он еще не добыл ее подписи.

— Просто хочу, чтобы ты имел это в виду.

— Когда дело будет в шляпе, я буду иметь это в виду.

Прежде чем положить трубку, Мотли решил расставить все точки над «i»:

— Чтоб без обмана.

Мотли уронил голову на руки. Ему было не по себе. Потом его посетила счастливая мысль, и он опять обрел единение с окружающим миром. Нет, он не откажет себе в удовольствии явиться поутру к Твиду с вестью о том, что Селеста подписала контракт! С этого момента он перестанет биться у него на крючке.

Глава 17

В голове у Барни прояснилось, но не от ночного воздуха, а от обстановки в ресторане. Над гардеробом красовался, как икона над алтарем, огромный фотопортрет мэра Джимми Уолкера, возглавлявшего одну из самых коррумпированных администраций в городе, прославившемся разгулом коррупции. Этим портретом Галлахер хотел придать своему заведению особый шик и добиться внимания бродвейских знатоков. Барни понял, пора забыть о том, что его новая работа не стыкуется с логикой. Сам он учился в школе, названной именем продажного нью-йоркского мэра Уильяма Гейнора. Никто из учителей не проинформировал его и его бедных друзей, что они посещают мемориал памяти худшего из мэров в истории города. Зато тех, кто плохо учил предметы, нещадно искажаемые учителями, ждала суровая кара. Судья Сибери и Ля Гардиа не удостоились от ньюйоркцев статуй.