Если о нас узнают - Кейл Дитрих

– Я тоже так думаю.

– Так что… – я смеюсь. – Да.

Он прикусывает губу.

– Хотя встречаться было бы круто. Просто говорю.

– Да, – говорю я, мой голос низкий и размеренный.

– Мы не обязаны, ничего такого, – говорит он. – Но для протокола, если бы ты спросил меня, я бы сказал «да».

– Если бы ты спросил меня, я бы тоже сказал «да». Для протокола.

Немой вопрос висит между нами.

– Тогда решено, – говорит он, ухмыляясь. – Мы оба этого хотим, так что одному из нас просто нужно спросить другого.

– Да. Хочешь, чтобы это был я, или сам?

Его глаза загораются.

– А если мы спросим одновременно? Или это глупо? О боже, я пьян, не обращай на меня внимания.

Он закрывает лицо рукой.

– Эй, Рубен, – говорю я.

Он шевелит пальцами, смотрит на меня.

– Да?

– Не хочешь спросить меня кое о чем?

Улыбка, которую он дарит, делает мою жизнь лучше.

То, о чем он спрашивает дальше, полностью соответствует действительности.

Глава 15

Рубен

Я сижу в гостиничном номере Пенни в Праге, она укладывает волосы для сегодняшнего концерта, когда приходит сообщение от мамы.

Интересная статья о том, как тяжелые металлы в водопроводной воде убивают полезные кишечные бактерии и вызывают прыщи. Стоит заняться проблемами с кожей?

– Проблемы с кожей? – Пенни недоверчиво заглядывает мне через плечо. – Какие проблемы с кожей?

Зак, у которого уже распущены волосы в его совершенно растрепанном и развевающемся на ветру стиле, сидит у стены с блокнотом и с глухим стуком хлопает рукой по покрытому ковром полу.

– Серьезно? – спрашивает он.

Очевидно, ему не нужны никакие объяснения.

Энджел и Джон, оба растянувшиеся на застеленной кровати Пенни в ожидании собственных стрижек, стонут в унисон, в то время как Энджел притворяется, будто сворачивает кому-то шею. Похоже, им тоже ничего не нужно объяснять.

Пенни, которая ничего не понимает, опускает ножницы.

– Я что-то упустила? – спрашивает она.

Я закрываю оскорбительное сообщение и засовываю телефон обратно в карман.

– Это всего лишь моя мама. Скидывает статьи о том, что мы переживаем во время гастролей, и именно поэтому произошла ситуация в Берлине, и в ней говорилось, что мои прыщи – еще одно доказательство.

Она прислала фотку пару дней назад, и, конечно, я не мог не просмотреть ее. Там был увеличен масштаб до тех пор, пока горстка прыщей на моем лбу и подбородке не заняла большую часть экрана. Думаю, это из-за того, что я меняю свою строгую процедуру очищения лица на сеансы поцелуев с Заком.

– Что, эти две маленькие штучки? – спрашивает Пенни, подходя, чтобы окинуть мое лицо критическим взглядом. – Это не из-за стресса или потому, что ты пьешь воду из-под крана. Это потому, что ты подросток.

– Ну, в защиту Вероники, мы тоже испытываем стресс, – говорит Энджел, двигая ногами в воздухе, лежа на спине. – Нам больше не разрешают отдыхать, на случай, если ты еще не слышала.

– В защиту Вероники, – повторяет Зак, хлопая блокнотом по ногам для наглядности. – Не то предложение, которое я когда-либо надеялся услышать.

– Эй, теперь это твоя теща, – шутит Джон. – Прояви немного уважения.

– О, я проявлю к ней уважение, – ворчит Зак. – Я даже написал для нее песню.

Энджел оживляется и перекатывается на бок, чтобы посмотреть на Зака.

– Это то, что ты писал вчера? Что-то вроде «Я бы бросил тебя волкам, но ты слишком отвратительна, и они тебя не сожрут»?

– Это «гниль в твоей душе распространилась тебе на кожу», но на самом деле да.

– Ой, ты написал для моей мамы песню раньше, чем для меня? – Я сдуваю прядь волос, которая падает мне на лицо. – Где же романтика?

Зак колеблется, сама невинность.

– Я… ты хотел песню?

Мое сердце переполняет нежность. Как кто-то может быть таким чертовски милым и всегда стремиться угодить, я никогда не пойму.

– Напиши, конечно, – Джон смеется. – Вы, ребята, такие глупые, папа не позволит этому появиться на следующем альбоме.

Затем он поет партию Зака в Unsaid:

– Ты – буря, разорвавшая меня на части, но, к сожалению, ты починил мое сердце… – Он смотрит на Энджела и жестом приглашает его присоединиться.

– Рубен, – поют они вместе в совершенной гармонии вместо слова «детка».

Зак выглядит так, словно хочет провалиться сквозь землю.

– Лично мне нравится песня про волков, – говорю я. – Надо выпустить ее.

– Если эта песня войдет в следующий альбом, тогда им придется и мою выпустить, – говорит Энджел, подтягиваясь, чтобы сесть прямо, скрестив ноги.

– Ты написал песню? – спрашивает Зак, его тон наполовину заинтересованный, наполовину настороженный.

– Да, этим утром, – Энджел прочищает горло. – Дама из Южной Каролины засунула чеснок себе во влагалище. Она утверждала, что это нормально…

– Ну все, хватит, – быстро говорит Пенни, хлопая меня по плечу. – Энджел, ты следующий.

Энджел пристально смотрит на нее, скатываясь с кровати.

– Грубо.

– Продолжай работать над этим, – сухо говорит Зак, возвращаясь к своему блокноту, когда я сажусь на пол рядом с ним. – Похоже, у тебя есть реальный потенциал.

– Некоторые люди, – говорит Энджел уязвленным голосом, осторожно опускаясь в кресло, – просто не ценят авангард.

Мне кажется, я немного устал.

А может быть, мы все устали.

Дело не в том, что энергия на концерте была ужасна сама по себе. Больше того, атмосфера за кулисами была такой себе. Думаю, это не так уж удивительно, учитывая, что у нас уже давно не было перерыва, но должен признать, я благодарен, что на следующей неделе мы немного разнообразим свою жизнь. Никаких живых выступлений почти неделю: будем снимать клип на песню Overdrive. Это все равно работа, но хоть как-то отличается от однообразных промо, шоу, отелей и все по новой.

Нужно отыграть еще несколько концертов, включая сегодняшний вечер.

Я немножко подпрыгиваю, когда пою одни и те же слова, легко попадая в ноты. Танцую те же самые движения. Смотрю в ту же самую безликую толпу. Читаю одни и те же плакаты (Я ЛЮБЛЮ Тебя, РУБЕН. ЗАК НАЙТ, БУДЬ МОИМ НА НОЧЬ. ЭНДЖОН!). Щурюсь от того же прожектора и вдыхаю тот же сценический дым. Бит за битом, спланированный с точностью до миллисекунды.

Затем мы переходим к Unsaid, и я возвращаюсь в свое тело. Джон шевелит бровями, глядя на меня в начале песни, и я не могу сдержать улыбку. Конечно, эта песня не имеет ничего общего с Заком и мной, но теперь она похожа на нашу песню.

Внезапно мигающие огни и цвета теряют свой блеск. Я до мозга костей, до глубины души хочу прокричать про то, что мы заслуживаем свободу. Хочу поговорить с фанатами о вещах, которые нам не разрешают. Поделиться с ними этой историей, этим нежным маленьким моментом между нашей группой и доказать важное значение этой песни, которую мы только что спели им. Рассказать им о нас с Заком. Услышать, как они будут кричать и подбадривать, впустить их в нашу реальную жизнь, чтобы они могли любить нас и праздновать вместе с нами, а