Маленький человек из Опера де Пари - Клод Изнер

— Наверное, ее номер приберегают напоследок, — проворчал Жозеф.

Они вышли из ложи размять ноги. Ни один, ни другой не заметили человека в пальто из вигоневой шерсти и в шляпе, надвинутой до бровей, стоявшего возле уборной.

Инспектор Вальми с омерзением взирал на публику «Фоли-Бержер», то и дело вытирая платком лоб. Вокруг в избытке были представлены сводники в цилиндрах и лайковых перчатках, при всем респектабельном облике ничем не превосходившие своих подзаборных собратьев, а девицы легкого поведения ловили клиентов, не опасаясь полиции нравов. В действительности представления в этом кабаре были всего лишь прикрытием — главные спектакли здесь давали не на сцене, а в залах и коридорах, особенно на первом этаже, прозванном «мясным рынком», где вовсю шла торговля женским телом.

«Разодеты в шелка — так свиней на сельских праздниках украшают лентами, — мысленно высказался инспектор Вальми про местных барышень и снова перенес внимание на двоих книготорговцев. — Где же этот японец, что он себе думает? Я ему протелефонировал час назад! Надобно, чтобы он увидел воочию проделки своих родственничков. Да уж, вся она такая, буржуазия!» Охваченный приступом отвращения, он метнулся в уборную, достал пилочку и принялся яростно вычищать несуществующую грязь из-под ногтей. Брезгливо покосился на засаленное полотенце рядом с умывальником, протер руки одеколоном и вышел из уборной. Дверную ручку, открывая створку, он обернул туалетной бумагой и немедленно выбросил смятый комок в урну. Оглядевшись, замер: «О боже, куда они подевались?!» Но, взбежав по лестнице, вздохнул с облегчением: двое повес как раз возвращались в зрительный зал.

Тут к инспектору, покачивая обширными бедрами, подступила блондинистая девица с пурпурными губами и щедро выставленной напоказ грудью, повисла на руке:

— Угостишь даму стаканчиком, красавчик? Даме очень не хватает стаканчика лимонада и капельки любви!

Огюстен Вальми отшатнулся, воздел палец и взревел:

— Убирайся прочь, потаскушка!

— Разорался, недотрога, — фыркнула «дама». — Или ты жадина? А рожа-то у тебя такая, что сразу ясно: в твоей постельке разве только клопы частые гости!

За этой перепалкой с удовольствием наблюдал Кэндзи, прячась за спинами прожигателей жизни. Сделав каменное лицо, он приблизился к инспектору, когда «дама» отошла, и тот шепнул ему, проходя мимо:

— Они вернулись на свои места в зале. Мой человек глаз не спускает с их ложи.

Второе действие шло полным ходом. После номера на роликовых коньках публика освистала двух незадачливых клоунов, затем, отчаянно чихая, бисировала полуголой кавалерист-девице, которая, вздымая тучи опилок, отработала на славу. Апофеозом представления стал сиамский балет — танцовщицы в чем-то похожем на кимоно и в головных уборах в виде пагод выделывали замысловатые па вокруг шестирукой богини в трико и символическом бюстгальтере из двух морских раковин. Она грозно размахивала двумя трезубцами, потом демон, вымазанный гуталином, их отобрал и растоптал копытцами, а сиамские танцовщицы тотчас разоблачились, и полуголая труппа исполнила бесстыдную сарабанду под гром аплодисментов и какофонию оркестра.

— Эй, а где Королева Маб?! Королеву Маб давай! — не выдержав, заорал Жозеф.

— Королева Маб? Здесь вы ее нескоро увидите — она готовится к выступлениям на Тронной ярмарке, — просветила его тучная дама из соседней ложи. — Впрочем, невелика потеря для «Фоли-Бержер»: эта девка со своими мартышками только и умеет, что людям головы дурить. Мне она заявила, что я в этом году выйду замуж, да еще и за богача, потому что, дескать, ей привиделись на блюдце ровненькие кружочки из кофейной гущи — монеты, то бишь. И что в результате? Ни мужчины на горизонте, ни денег!

Помощник инспектора Вальми тихо отошел от ложи и бросился бегом к начальству передать сведения, любезно предоставленные толстой кумушкой.

Представление закончилось, Виктор и Жозеф побрели по коридору к выходу. Если бы они были повнимательнее и снизошли до того, чтобы приглядеться к веселой толпе, приумноженной зеркалами, непременно заметили бы среди кутил и добропорядочных семейств инспектора Вальми и следующего за ним тенью Кэндзи Мори. Но оба были погружены в свои мысли — беспокоились, какой прием им окажут дома, — и сосредоточенно работали локтями, пробираясь на улицу.

Суббота, 17 апреля, час ночи

С ботинками в руках Жозеф бесшумно переступил порог квартиры.

— Ага! Явился-таки! — Эфросинья Пиньо, настроенная агрессивнее обычного, стояла в проеме кухонной двери.

— Матушка, ты еще здесь? — обомлел Жозеф.

Тут уж Эфросинья дала волю своему гневу, но при этом изо всех сил старалась говорить тихо, отчего было еще страшнее:

— Ты, значит, где-то шляешься, домой под утро возвращаешься, а твоя жена, между прочим, в обморок упала! Иисус-Мария-Иосиф, чем же я Господа так прогневала, что он послал мне такого сына?! Я дома была, спокойно себе спала, а тут прибегает соседка и кричит, что Айрис сделалось дурно! У меня чуть сердце не остановилось!

— Айрис дурно? Обморок? — Жозеф устремился было в спальню, но мать заступила ему дорогу:

— Бедняжка погибает, а ты шатаешься где ни попадя!

Совсем обезумев от тревоги за жену, Жозеф оттолкнул Эфросинью и ворвался в спальню. Айрис лежала на кровати, рядом сидел доктор Рейно со стетоскопом на шее и, глядя на часы, считал ее пульс. Закончив, он улыбнулся Жозефу:

— Ничего страшного не случилось, мальчик мой. Ну-ка вдохните-выдохните и успокойтесь, не то у меня станет пациентом больше, а мне и одного в такой час достаточно. Ну-с, как себя чувствуете, милочка?

— Хорошо, доктор, — тоже попыталась улыбнуться Айрис. — Просто голова закружилась.

— Прекрасно, прекрасно. Это ведь будет ваш второй ребенок? — обернулся врач к Жозефу.

Тот кивнул. Он был бледен, но, похоже, уже пришел в себя.

— Что ж, посмотрим, как у малыша дела. Месье Пиньо, извольте-ка выйти. Мадам, поднимите ноги.

— Но… — начал было Жозеф.

— Молчи и выметайся отсюда, — зашипела на него Эфросинья.

Молодой человек неохотно вышел в коридор и тотчас приник ухом к двери, которая захлопнулась у него перед носом. Но ему так и не удалось ничего услышать. Пришлось ждать, когда впустят обратно. Наконец дверь снова открылась.

— Нет никаких причин для беспокойства, — сообщил доктор, — срок еще не подошел. Сегодня семнадцатое апреля, а ваш наследник планирует появиться не раньше середины мая. Все, что вам нужно до тех пор, — покой, сон и здоровое питание. Вы собираетесь рожать дома или в больнице?

— Разумеется, дома, — влезла Эфросинья. — Ну вы придумали — в больнице! Там ужасные условия. Надеюсь, вы будете присутствовать при родах, доктор?

— Конечно. Как поживает малютка Дафнэ?

— Мы с ней уже подружки, доктор, — заулыбалась Айрис.

— Через шесть недель у вас будет еще одна подружка или дружок. Ну-с, месье Пиньо, кого вы на сей раз ждете — сына или дочку?

— Ему без разницы, — проворчала Эфросинья. — Он, видите ли, считает, что главное — чтобы ребеночек был хорошо сложен. Я вот никогда не слыхала про папаш, которых не волнует пол наследника…

— Матушка!

— …но мне-то главное, чтобы он не унаследовал твой скверный характер!

Жозеф не решился спорить — закусил губу и умолк.

— Я прописал пациентке полный покой, — напомнил доктор Рейно Эфросинье. — Идемте, оставим их.

— Любимая, обещаю: никогда больше тебя не брошу! — кинулся Жозеф к Айрис, как только дверь за матерью и врачом закрылась. — Завтра не пойду на работу! И вообще не пойду, если ты хочешь, — в лавке и без меня справятся!

— Ну что ты, — засмеялась Айрис, — так много от тебя я не требую. И не обижайся на матушку — она и в самом деле страшно перепугалась. Ты бы видел, как она врача вызывала по телефону — взяла аппарат приступом и одержала молниеносную победу! Ну же, перестань нервничать милый. Ты — лучший отец на свете! Кстати, Дафнэ мечтает посмотреть на медведей в Зоологическом саду. Сводишь ее завтра?

Жозеф обнял жену. Он уже забыл о погремушках и пеленках, купленных в «Магазэн дю Прентан».

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Воскресенье, 18 апреля

Виктор стоял у ярмарочного тира, где у них с Жозефом была назначена встреча. Он уже жалел, что взял с собой треножник и массивный фотографический аппарат в футляре на ремне, который сейчас оттягивал плечо. Но он клятвенно заверил Таша, что собирается увековечить несколько ярмарочных сценок, а стало быть, пришлось волей-неволей захватить орудия труда. Погода, по счастью, благоприятствовала. Виктор рассеянно понаблюдал за посетителями тира, палившими по скверно нарисованным портретам Феликса Фора,[101] Альфреда Дрейфуса, Вильгельма II, Бисмарка и иже с ними… Жозеф предупредил, что задержится, потому что позавчера ночью Айрис нездоровилось и он за нее до сих пор переживает, но вот наконец Виктор заметил его в толпе. В глазах молодого человека читалась победа, доставшаяся в нелегкой борьбе с беспокойством за любимую жену.