Блеск клинка - Лоуренс Шуновер

У причала весла с левого борта были подняты по команде капитана, а весла с правого борта погружены в воду, потому что гребцы знали глубины в родном порту. Пользуясь веслами как шестами, они осторожно подвели каравеллу к причалу, а моряки пришвартовали ее.

Капитан сошел с корабля и поклонился хозяину.

— Рад видеть вас, сэр Джон, — сказал Кер. — Вы немного запоздали и я начал беспокоиться, не случилось ли какое-то несчастье.

— Это было долгое путешествие, милорд, и у нас были маленькие неприятности.

— Надеюсь, что не пожар снова, — с улыбкой произнес Кер. Каждый знал, что «Евлалия» не может сгореть.

— Нет, милорд, вода и встречный ветер, который чуть не занес нас в Африку. Мы потеряли одного из членов команды.

— Кого? — спросил Кер.

— Антония, одного из братьев Дино. Большая волна обрушилась на шкафут корабля и унесла его. Это было ночью, во время шторма. Мы ничего не могли сделать.

— Я сожалею о его смерти, сэр Джон.

— Его брат Педро был очень привязан к нему и сильно горевал. Я освободил его на неделю от вахт, но потом снова привлек его к работе. Вредно предаваться грустным мыслям слишком долго. По-моему, он оправился после депрессии.

— Насколько я помню Педро Дино, — сказал Кер, — он всегда отличался меланхолическим темпераментом. Может быть, вам перевести его на другое судно?

— Он выразил желание остаться на нашем. Если у вас нет других указаний, я полагаю, следует разрешить ему остаться. Это верно, что он всегда в мрачном настроении, за редкими исключениями, когда он выглядит счастливым и целыми днями смеется, больше, чем кто-либо на корабле. Но главное — он толковый моряк, добросовестный и надежный. Он никогда не пьет, даже в порту. Он говорит, что любит наш корабль.

— Вы знаете ваших людей, сэр Джон. Пусть остается.

— Вот записи, сэр. Я всегда рад избавиться от них. — Он потер белую, не загоревшую полоску кожи, которую оставил кожаный ремешок, окружавший его запястье наподобие браслета.

Жак Кер передал медную трубку, заполненную грузовыми декларациями, де Кози, а тот отдал ее Пьеру. Пьеру некому было передать трубку, и он грустно посмотрел на нее, потому что он уже разгрузил сегодня одно судно.

— Что вы привезли мне из Трапезунда? — спросил Кер.

— Обычные приправы, милорд, — пренебрежительно ответил венецианец. Джон Джастин был достаточно хорошо знаком с восточными пряностями, чтобы восторгаться ими. — Набор шелков исключительной красоты. Нас направили также в Херсонес, чтобы забрать у Паши Оглы редкие русские кожаные изделия. Это и задержало нас, не считая шторма.

Кер взглянул на Пьера, на лице которого отразились внимание и полное изумление при упоминании языческого имени.

— Балта Оглы подделывается под турецкого вельможу, — объяснил министр, — потому что одна из женщин его царственной семьи вышла замуж за султана. Но он болгарин, а не турок.

— Я, конечно, знаю Балта Оглы как посредника в Трапезунде, — быстро произнес Пьер. — Его имя часто появляется на грузовых декларациях. Я был поражен, когда оказалось, что он является также важным лицом у магометан.

— Он занимает достаточно высокое положение, — сказал капитан. — У Оглы большой замок в городе и обширные имения за его пределами. Я бы не удивился, если бы он оказался турком. В Трапезунде всякое случается.

— Оглы сотрудничает с нами почти столько же времени, сколько я работаю здесь, — сказал де Кози. — Он пользуется расположением императора, потому что обеспечивает высокие доходы от налогов на торговые операции нашего хозяина. Но Балта Оглы толковый и честный человек, христианин. Никто в Трапезунде не закупает товары у персидских караванов на столь выгодных условиях. Я знаю, что он не турок, и если он владеет, как говорят, половиной города, я уверен, что он этого заслуживает.

— Никто не сказал, что он не заслуживает, Бернар. Не будь таким раздражительным, — сказал Кер, — мы все знаем Оглы.

И действительно, богатый болгарин однажды посетил Монпелье, и министр полагал, что он заслуживает того высокого доверия, которым пользовался как торговый агент.

Вновь обращаясь к капитану, Кер спросил:

— Я надеюсь, что вы и ваша команда здоровы?

Болезнь всегда представляла серьезную проблему, потому что корабельные хирурги обычно не отличались высокой квалификацией, и все же у людей не хватало ума, чтобы не сбрасывать испражнения в трюмы. Они с известной долей логики полагали, что если человек может жить со всей этой грязью внутри, то она ему не помешает и в нескольких футах под ним. Последующие поколения с развитым обонянием находили весьма предосудительным это первобытное отношение к гигиене, но любой порядочный моряк на борту «Святой Евлалии» знал, что никакая чепуха не продержится долго в трюме, который откачивается восемь раз в день. Потому что их судно, как и любое судно того времени, протекало и должно было откачиваться во время каждой вахты.

На лице Джона Джастина появилось выражение озабоченности, и он ответил:

— Никто не заболел, кроме Илдерима, у которого постыдная болезнь.

— Что с ним? — спросил Кер.

— Точно не знаю, — ответил капитан.

— Я взгляну на него, — сказал Кер, — а вы пока отпустите команду на берег. Береговая стража присмотрит за кораблем. Я не знал, что вас пошлют в Херсонес. Каждый хочет вернуться домой после столь длительного путешествия.

— Вы так добры, сэр, — сказал капитан, довольный, будто юнга, получивший лишний пенни. Он вновь поклонился и вернулся на палубу «Евлалии», где выкрикнул приказ, на который ответил радостный рев голосов, начиная от камбуза кока под полубаком и кончая каютами офицеров на корме. Люди бросились с корабля, будто он начал тонуть. На самом деле судно немного всплыло, освободившись от их веса, и показалась полоска морских водорослей шириной в один или два дюйма, будто кто-то прочертил тонкую зеленую ватерлинию. В этом мягком мшистом наросте было множество существ, называемых морскими уточками. Все знали, что морские уточки являются плодами дерева, которое растет на краю света, в темноте, в зоне приливов. В каждом из плодов находилась маленькая белая птичка, и когда плоды созревали и лопались, птички вылетали из них. А иначе откуда же берутся морские чайки вдали от берега? Днище судна теперь нужно было очистить.

Илдерима уложили на тюфяк в каюте капитана, что удивило Пьера. Кер воспринял это как должное.

— Этот турок — лучший лоцман на Востоке, — сказал он. — Надеюсь, что его болезнь не опасна.

Капитан остался на борту, но имел такой скорбный вид, что Кер громко рассмеялся, несмотря на то, что ценный работник лежал у его ног, возможно, при смерти.