Морские волки. Навстречу шторму (сборник) - Александр Грин

Такие бури бывают также и на реке Тигрисе, что и случилось в то время, когда мы, пройдя Марианские острова, страдали во время свирепствовавшего тайфуна. В Кантоне тогда была такая ужасная погода, что вода, выступив из берегов, затопила низменные места и разбросала множество судов по берегам. Китайские якоря так же ненадежны, как и рули. С виду они походят на наши, но делаются из дерева и имеют шест, продетый сквозь веретено, недалеко от лап, которые прикрепляются к веретену веревкой и обиваются по концам железом. Речные суда своей постройкой нисколько не отличаются от вышеописанных, но, судя по их использованию, довольно хороши. Они мелководны, поднимают большие грузы и легки на ходу. В тихую погоду на них ходят при помощи четырех или шести весел, кроме двух длинных или, по крайней мере, одного, которое всегда действует на корме в обе стороны и ускоряет ход. Такие весла имеются и на малых лодках. Боковыми же веслами действуют не вместе, подобно нашей гребле, а попеременно. Таможенные лодки строятся и ходят на гребле по-европейски. Паруса на этих судах, сделанные из циновок, также очень удобны. Между речными берегами часто дуют тихие ветры, а потому эти паруса действуют гораздо лучше парусиновых, которые при тихой погоде беспрестанно трепещутся.

Европейские миссионеры с большой похвалой отзываются о китайских законах[188]. Но на самом деле, по моему мнению, они не содержат ничего полезного для благополучия китайцев. Главным, или коренным, законом Китайской империи считается тот, которым императору предоставляется право быть отцом своих подданных. Такое же право распространяется и на всех государственных чиновников, из которых каждый считается отцом своих подчиненных, как то: наместник в своем наместничестве, губернатор в губернии, городничий в городе и так далее до самого нижнего места в правлении. Этот закон обязывает оказывать абсолютное повиновение старшим и соблюдается с такой строгостью, что сам император в первый день нового года совершает торжественное поклонение императрице-матери и требует его от всех знаменитых чинов государства.

Барроу в своем описании путешествия говорит, что управление Китайской империи состоит из шести департаментов.

1-й департамент имеет право назначать чиновников на свободные места. В нем присутствуют министры и ученые, которые могут судить о дарованиях кандидатов.

2-й – департамент финансов.

3-й – департамент надзора за старинными обычаями. Ему предоставлено также право сношений и переговоров с иностранными министрами.

4-й – департамент военный.

5-й – департамент юстиции.

5-й – департамент художеств.

Другие присутственные места, учрежденные в провинциях или городах, обращаются в Пекин к тому департаменту, от которого они зависят.

Кроме того, император имеет два совета, один из которых, называемый Сол-лоо, постоянный и состоит из шести министров, а другой – временный и чрезвычайный, состоящий из принцев императорской фамилии. Дела, представленные упомянутыми департаментами императору, решаются или им самим, или сообразно мнению вышеуказанных советов. Для этого в царствование последнего императора в большом дворцовом зале давались аудиенции в четыре или в пять часов утра.

Впрочем, следует признать, что злоупотребление властью нигде не бывает так велико, как в Китае. Знатные чиновники действуют там по своему произволу и часто поступают как тираны с народом, который от тяжелых наказаний и мучительных пыток приведен в состояние такого страха, что каждый скорее согласится терпеливо снести причиненную ему обиду, чем просить удовлетворения в суде. Нередко бывает, что начальник, увидев у своего подчиненного какую-нибудь понравившуюся ему вещь, берет ее себе. Панкиква уверял меня, что он никогда не носит с собой часов, опасаясь, чтобы наместник или таможенный гопу их не отнял, как это однажды с ним и случилось. Наместник, которому понравились его часы, положил их к себе за пазуху, сделав хозяину приветствие наклоном головы и сказав, что он в знак своего благоволения к нему оставляет часы у себя. Китайская учтивость требовала, чтобы Панкиква, став на колени, благодарил своего начальника за такое снисхождение, хотя внутренне и проклинал его. Мне не случалось быть свидетелем наказаний, но у меня были рисунки, по которым видно, что китайское правительство считает за безделицу выломать руки, ноги или пальцы, только бы принудить обвиняемого к признанию. Как жестоки пытки, так же мучительны и наказания, которые обычно заключаются в удушении и отсечении головы. Первое делается веревкой, обернутой несколько раз около шеи, за концы которой тянут два человека, опершись ногами в того, кого душат. Второе производится саблей и редко кончается двумя или тремя ударами. За особо тяжкие преступления отрезают груди и разрубают тела на части. Словом, в этих случаях виновный подвергается самой бесчеловечной и варварской казни. Из этого можно заключить, как велико просвещение той нации, которая хвалится, что она пребывала уже в цветущем состоянии тогда, когда наши праотцы вели еще кочевую жизнь. Чрезвычайное множество бедных также может служить явным доказательством, как плохи китайские законы. Нищета дошла до такой степени, что многие семьи вынуждены бежать из провинций и добывать себе насущный хлеб грабежом на море. Целые флотилии морских разбойников разъезжают у самых берегов и нападают даже на приморские города. Перед нашим прибытием около 300 судов подошли к укрепленному местечку, лежащему недалеко от Кантона, и полностью разорили его.

Самый большой храм стоит на другой стороне реки Тигриса, напротив европейских факторий. С виду он очень похож на монастырь и состоит из нескольких зданий, предназначенных для жертвоприношений. Три главных из них находятся посреди длинного двора. Я провел в храме несколько часов и повсюду отметил большую чистоту. Жертвенники в зданиях уставлены истуканами, которых иногда по три в средине и по двенадцати с боков, а в других случаях только по одному среднему и несколько боковых. Все истуканы позолочены и покрыты лаком. Средние из них, высотой около полутора сажен [2,7 м], изображены сидящими. Перед ними всегда горят свечи, сделанные из опилок сандального дерева, и каждый молящийся обычно приносит им что-нибудь в жертву. Мои проводники входили в эти обители, почитаемые ими священными, с покрытыми головами и, по-видимому, с весьма небольшим благоговением, хотя они всячески старались уверять меня, что, принеся жертву их богам (чиц-чин-джос), можно ожидать всего доброго, а именно, прибыли в торговле и прочего. Один из них, указывая на особо стоящего идола, утверждал, что если я помолюсь ему, то наверняка благополучно доберусь в Россию. Осмотрев всю эту обитель, я зашел также и в ее трапезную. Время тогда было обеденное, и все собрались по колоколу к столу. Перед каждым из собратьев стояла полоскательная чаша сарацинского пшена с зеленью, который ели палочками. Меня уведомили, что каждый вошедший в общество живущих в этом храме, до своего вступления в него, должен отречься от всякого общения с женщинами и от употребления мяса и рыбы. Нарушивший же эту клятву неминуемо подвергается смертной казни. После обеда нам показали то место, где в чрезвычайной чистоте содержится двадцать свиней. Они были подарены храму жителями, и не знаю, по какому случаю их пожаловали в священные. Одной из них уже около 30 лет отроду. Она так стара, что насилу могла ходить.

Обители принадлежит большой огород, где выращивается множество разных кореньев и зелени. В верхней его части находится кладбище, при осмотре которого мне было сказано, что тела здешних жрецов сжигаются, а пепел ссыпается в отверстие, обложенное камнем. Я сам видел место, в котором совершается такой обряд, и нашел там несколько полуобгоревших костей, почему и заключил, что недавно здесь был совершен обряд сожжения тела умершего жреца. При выходе из храма провожатый показал мне отделение, где стояло пять статуй в красной одежде, перед которыми горела свеча. Он объяснил, что такие памятники сооружаются монахам этой обители, которые своей благочестивой жизнью и примерным воздержанием вызвали к себе особенное уважение. Осмотрев все заслуживавшее внимания в этом храме и поблагодарив моего проводника небольшим подарком, я возвратился к вечеру в Кантон.

Мне очень хотелось видеть, как живут знатные обитатели Кантона. Наши знакомые предоставили мне возможность побывать в доме у первого кантонского купца Панкиквы. Однажды утром я отправился с несколькими приятелями на другую сторону реки Тигриса и по каналам доехал до самых ворот дома Панкиквы. Однако же их открыли только после доклада хозяину о нашем прибытии. Сперва мы шли по неширокому, устланному камнем переулку, а затем вышли на площадь, где показался фасад дома и круглое большое отверстие в каменной стене, через которое мы прибыли в сад. Едва мы приблизились к первой беседке, как явился сам хозяин в полукафтане и своей мандаринской шляпе с голубым шариком. После первых учтивостей, на которые китайцы слишком щедры, он повел нас по саду, а между тем велел готовить чай. Новизна предметов и совершенно отличный от европейского вкус обратили на себя мое внимание. Я находился в оранжерее (под этим названием я имею в виду весь сад), наполненной разными растениями; все аллеи, по которым мы проходили, устланы кирпичом до самых деревьев, между которыми на лавках и всякого рода подмостках стояли фарфоровые горшки с цветами и небольшими подрезанными деревьями. Напрасно мои глаза искали траву. На этом обширном пространстве не было ни листочка травы, а лучшие места, которые у нас занимали бы газоны, были заполнены стоячей водой, источающей неприятный запах. Каменные сооружения в этом саду мне понравились больше всего. Они представляли искусственные утесы и развалины в уменьшенном виде, которые чрезвычайно походили на природные. Мы заходили в разные беседки, которые были одноэтажными и в передней части открытыми. Все они одинаково убраны. Стулья и столики стоят по сторонам, а напротив входа имеется возвышение, наподобие дивана, которое обычно покрывается тонкими циновками или тканью. Посредине его стоит небольшой четырехугольный столик на коротких ножках, на котором пьют чай. В каждом углу беседки висит по одному роговому или разрисованному по белой шелковой ткани фонарю. Первые заслуживают внимания своей величиной. В столовой Панкиквы я видел четыре таких фонаря. Каждый из них имел более пол-аршина [35 см] в поперечнике и как бы вылит из одного куска. Китайцы обладают искусством распаривать и выбивать рог так тонко, как бумажный лист. Однако же это сопряжено с большими расходами. Панкикве так понравилось показывать нам все ему принадлежащее, что он ввел нас даже в свою спальню по очень узкой лесенке. Его спальня представляет собой двухэтажную беседку, подобную вышеописанным, с той только разницей, что в ней вместо дивана стоит кровать с тонким тюфяком, на котором лежало довольно толстое синее сукно, а сверху циновка. Заметив, что на одной стороне кровати было сложено восемь разноцветных одеял, я пожелал узнать их назначение, и мне было сказано, что все они употребляются одно после другого, в зависимости от холода. По словам Панкиквы, китайцы не имеют наволок или простынь и в теплое время спят на циновках, а в холодное – на сукне, раздевшись до рубахи. Нанкинские жители ее даже снимают. Обойдя сад вокруг, мы сели за стол, где нас ждал очень хороший завтрак, приготовленный по европейскому обычаю, после которого хозяин повел нас в свой сераль. Пройдя высокие, украшенные гирляндами ворота, мы вступили в галерею, ведущую к балкону, а из последнего в большой продолговатый зал, поддерживаемый с обеих сторон колоннами. Возле них стояли стулья, покрытые красным сукном, вышитым разными шелками. Стены увешаны китайскими картинами. У стен стояло несколько барабанов, приготовленных для театральных представлений. Китайцы страстные их любители, как и всякого рода игр (страсть китайцев к так называемым азартным играм так велика, что многие из них проигрывают в карты или в кости не только все имение, но даже своих жен и детей, над которыми они имеют неограниченную власть. Вследствие этой беспредельной власти каждый отец может умертвить или бросить на улицу своего новорожденного ребенка, если по своей бедности или по прихоти не сочтет нужным его воспитывать. Такие невинные жертвы в китайском государстве составляют каждый год до 20 тысяч. В одном Пекине, по словам Барроу, их хоронят до 9000 в год. Пекинская полиция, говорит тот же самый путешественник, специально содержит таких людей, которые, ежедневно объезжая все улицы и собирая этих несчастных детей, отвозят их за город и зарывают живых и мертвых в приготовленную там яму. Этому варварскому обычаю следуют даже те китайцы, которые обратились в христианскую веру). Из зала мы вошли в отделение, где стоял шкаф, а перед ним на столе теплилась свеча. Отворив его, Панкиква показал нам пять дощечек на подставках с китайскими надписями и сказал нам, что каждая из них означала время смерти его предка (китайцы верят, что дух умершего человека, жившего добродетельно, может посещать прежнее свое жилище или то место, в котором потомки совершают поклонение и его честь. Он имеет также власть делать своим потомкам разные благодеяния. Поэтому каждый китаец обязан совершать поминовение по своим покойным родителям и родственникам в посвященном для них месте. В противном случае, по уверению Конфуция, он сам будет лишен права посещать это священное место после своей кончины). Между тем я невзначай повернулся назад и увидел растворенную дверь, из которой на нас смотрели три прекрасно одетые женщины. Но лишь только я взглянул туда, как это явление вмиг исчезло. Однако нетрудно решить, кто из нас был любопытнее: мы или женщины, так как дверь и после этого довольно часто отворялась, а при нашем выходе в галерею две из них показались почти явно. Одна уже пожилая, а другая еще молодая, лица у обеих от обильной краски и белил походили на картины. Выйдя из сераля, наш хозяин показал нам все свое хозяйство, скот и разные домашние постройки. Но поскольку все это немногим отличается от нашего, то и не заслуживает особенного описания.