Как уморительны в России мусора, или Fucking хорошоу! - Черкасов Дмитрий

— Обижаешь, Георгич. — майор открыл на первой странице новенький гроссбух. — Целых три есть. Первая — о бисексуальном маньяке, вторая — звонил стукачок Волкова, верещал о какой-то готовящейся «заказухе», и третья — о погроме в рюмочной…

— В какой рюмочной? — заинтересовался начальник ОУРа, предоставлявший «крышу» семи из полутора десятков крупнейших разливочных точек в районе, за что его там поили бесплатно.

— Да вон, напротив нас, — Чердынцев ткнул пальцем в окно дежурки. — Там до сих пор машутся…

Соловец обернулся и увидел толпу бухариков, валтузивших друг друга всего в десяти метрах от входа в РУВД, бегавших туда-сюда сквозь выбитые стекла витрин рюмочной и швырявших на проезжую часть стулья.

Сквозь двойные стекла в дежурное помещение доносились невнятные крики возбужденных алкоголиков.

— И чё они орут? — меланхолично осведомился главный «убойщик» района.

— «Это был не Нескафе!» — процитировал Чердынцев. — Я на крылечко выходил, послушал.

— А чего ты патруль туда не пошлешь?

— Так нет же никого. — пожал плечами майор. — После вчерашней строевой все постовые — в лёжку. Тут пока никто не объявлялся. Может, к обеду подтянутся…

— Мухомор тоже?

При упоминании подполковника Петренко Чердынцев побледнел и инстинктивно бросил взгляд на входную дверь:

— Не знаю, Георгич. Еще не было. И не звонил.

— Ну, и славно, — Соловец сел на край стола. — Давай, просвети меня насчет двух первых заявочек.

— А чё тут просвещать? — буркнул начальник дежурной части. — Первая о том, что в районе объявился маньяк. Опять его видели, уж пятый раз за сутки. Пристает в неосвещенных местах к мужчинам и женщинам и просит, чтобы его отымели… Короче, маньяк довольно безобидный. Еще предлагает купить у него деревянный фаллоимитатор, и кричит, что он изготовлен в восемнадцатом веке. Пару раз получал по морде, но не успокаивается. Одет в солдатскую шинель и какую-то пижаму… Носит очки.

— Неинтересно, — начальник ОУРа покачал головой. — А вторая о чем? Что за «заказуха»?

— Да я откуда знаю? — разозлился Чердынцев. — Волков в больнице, а мне с его барабанами трепаться недосуг. Придурки малолетние… Клея нанюхаются, потом им киллеры по углам мерещатся.

— Ты мне тут не гони! — Соловец недобро блеснул глазами. — Забыл, как сам зебру по туалетам ловил? А потом это матрос оказался?

Чердынцев обиженно засопел.

— Ну, перепутал! Да, бывает! Сильно быстро он пробежал. И к тому же — в тельняшке. Ты, Георгич, старое-то не припоминай… Я тебе не мальчик, чай. Дам в рог — мало не покажется.

— Ладно, — примирительно сказал Соловец. — Не буду… Но чё хоть барабан проблеял, не помнишь?

— Депутат какой-то деньги из Москвы повезет, — начальник дежурной части наморщил лоб, пытаясь напрячь свою память. — Вроде, из Госдумы, и переоденется бабой… Или он — баба, а мужиком нарядится? Эх, не помню… Вот его или ее и должны хлопнуть. Два киллера… Или три?.. Или один киллер и два депутата?.., — Чердынцев замолк.

— Это всё? — разочарованно спросил начальник ОУРа, выждав для приличия пару минут.

— Вроде да… Нет, погоди! — лицо майора озарила счастливая улыбка. — Вспомнил! С ним помощник будет.

— С кем — с депутатом или с киллером?

— С депутатом, конечно. Я даже фамилию его записал.

— Депутата?

— Нет, помощника, — Чердынцев покопался в кучке бумажек, сваленных в верхнем ящике стола. — Вот, нашел. Его фамилия — Линько. Зовут Бесланом.

— Ага! Это уже что-то, — обрадовался «убойщик» и достал из кармана ветхий органайзер. — Давай-ка я себе помечу… И ты черкани в журнале — ОУР, мол, взял дело на контроль. Когда, гришь, мочить должны?

— Да, вроде, сегодня вечером…

Когда Соловец вернулся к коллегам, то обнаружил их пьющими принесенный капитаном Казанцевым портвейн «777» и закусывавших его жаренными подсолнечными семечками из огромного, килограмма на два, кулька, свернутого из газеты «Час Треф». Ни на что другое сие печатное издание всё равно не годилось — статьи в нем печатались зело скучные и многословные, карикатур не было, бумага была слишком плотной и царапучей для использования ее в клозете. Но форматом «Час Треф» выгодно отличалась от других псевдодемократических листков.

Шелуху опера по-свойски сплевывали себе под ноги.

— Нашел я вам дело, — радостно сообщил начальник ОУРа и покосился на черный кожанный ошейник с заклепками, выпирающий из под ворота рубахи Казановы. — Чё это там у тебя?

— Так, ничего, — смутился капитан, которому прошлой ночью ради прикола одели этот садо-мазохистский аксессуар его новоприобретенные «голубые» друзья из клуба «Пассивный петушок», но в процессе пьянки, инициированной оперативником, потеряли ключ от маленького замочка на шее.

Внутри ошейника шел тонкий витой стальной шнур, так что без кусачек аксессуар не снимался.

Казанцев утром пытался перерезать шнур ножницами, но лишь покромсал тисненую кожу и чуть не вспорол себе шею в районе сонной артерии.

— Какое дело? — оживился Виригин.

— Настоящее. Покушение на депутата Госдумы, — Соловец подмигнул Максу.

— Это хорошо, — согласился Любимов и предложил выпить за удачное раскрытие еще не совершенного преступления.

Разумеется, воздержавшихся не нашлось.

Разгром рюмочной мгновенно прекратился, как только алконавты заметили выворачивавших из-за поворота мрачных пэ-пэ-эсников.

Патрульные шли молча, в колонну по четыре, некоторые приволакивали ноги, но с шага не сбивались. На неотягощенных интеллектом лицах рядового состава застыло выражение полной покорности.

Позади конвоируемых к месту службы постовых на УАЗике везли подполковника Петренко, по грудь торчавшего из открытого окна правой передней дверцы и время от времени выкрикивавшего в мегафон «Ать-два! Левой!..». Рожа сержанта Крысюка, маячившая за рулем, была сосредоточенна и деловита.

Привязанные за обмотанные веревкой руки к заднему бамперу милицейского «козла», тащились младшие сержанты Дудинцев и Коган, отказавшиеся исполнить приказание Мухомора и встать в строй.

Зная своих подчиненных как облупленных, Петренко не стал пускать на самотек их приход на работу после продолжавшейся полночи строевой подготовки, сел в «козла» и лично объехал их места обитания, благо что большая часть пэ-пэ-эсников компактно проживала в милицейской общаге неподалеку от РУВД. Выгнав личный состав из общежития на улицу, подполковник выстроил милиционеров по росту и погнал вперед, по пути подбирая остальных…

За УАЗиком медленно ехала еще одна милицейская машина с синей надписью "ОВО[90] Выборгского района СПб" на белых бортах и капоте, в которой на заднем диване сидел немного всклокоченный человечек явно нездешней внешности — в неброской, но дорогой одежде, при галстуке, гладко выбритый, в изящных очках, с двумя мобильными телефонами на поясе и с ноутбуком на коленях, — и озирался по сторонам.

Потрясенные зрелищем, сравнимым разве что с виденным в кинохронике проходом пленных солдат вермахта по улицам Москвы после Сталинградской битвы, местные бухарики предпочли незаметно ретироваться.

— Стой! Раз-два! — рявкнул подполковник и колонна замерла. — Нале-е-во!

Патрульные четко развернулись лицом к фронтону РУВД.

— Бегом в двери — марш! — приказал Петренко.

Постовые гуськом, в затылок друг другу, кинулись ко входу в здание.

Мухомор выпрыгнул из «козла», прошел назад к машине ОВО, по пути отвесив по пенделю Дудинцеву и Когану, и гостеприимно распахнул заднюю дверцу бело-синих «жигулей», приглашая нездешнего гостя выйти:

— Прошу! То есть — wellcome[91]! — Петренко осклабился. — We are very glad to recieve you here[92]! — на этом словарный запас подполковника, подчерпнутый им из быстро пролистанного утром словаря, кончился и он показал рукой — вылезай, мол, не тяни.