Современный политик: охота на власть - Рифат Шайхутдинов

Как выясняется в последнее время, формы организации человеческой жизни, человеческая телесность, являются условием формирования нужных структур сознания и, соответственно, структур организации[79].

С одной стороны, современная власть смещается все больше от внешнего давления со стороны властных инстанций к использованию тех или иных форм интериоризации своего воздействия: от публичных казней и полюдья княжеских дружин, напоминавших вражеские набеги, от налоговых откупов и рекрутчины власть переходит к установлению планомерной дисциплины, учету, регулярным и заранее известным налогам и повинностям.

И только затем — через систему всеобщего государственного обучения граждан и через первые, еще робкие ростки идеологической обработки через прессу и радио — власть начинает внедрять стандарты поведения внутрь каждого индивида, стремясь превратить отклоняющееся поведение и необычные реакции в нечто внутренне невозможное.

Этим занимается, разумеется, не только и не столько государственная власть: еще более мощному стандартизующему воздействию индивид подвергается со стороны экономических инстанций власти (все имеют дело с деньгами, зарплатами, кредитами, наследством и т. п.), в том числе — со стороны работодателей и со стороны сферы потребления. В этих незаметных, но цепких воздействиях инстанции власти пользуются институтами семьи, детства (индивид работает на семью, а стандарты сегодняшнего потребления задают, как правило, его дети), институтом самой индивидности и личности с его ориентацией на личный успех.

Добавим сюда разветвленную систему права — и получим власть, «доведенную до каждого человека», «внутреннего редактора», не позволяющего ни на шаг отклониться от правильного поведения.

С другой стороны, конкурентность и разнообразие современной жизни все время повышаются. Идея культурно-стилевого разнообразия и равноправия усиленно внедряется в общественное сознание. Вместо одного мейнстрима прогресса мы видим, что человечество сегодня движется по десяткам самых разнообразных направлений — и в науке, и в общественной жизни, и в культуре, и в формах права, и в прочем.

Встает вопрос об основаниях прав, морали или этики: если в мире налицо культурный и общественный плюрализм, то те же стандарты права будут культурно обусловленными, а следовательно — могут быть какими угодно. Взаимная критика «цивилизаций», построенных на разных культурных основаниях, становится невозможной. Культурологи утверждают, что «природа не может дать философски оправданного базиса для прав, морали или этики» (3).

Вот как Фукуяма описывает возникающие при принятии такого культуроцентрического взгляда проблемы: «Когда западные защитники прав человека критикуют китайское правительство за аресты диссидентов, оно отвечает, что у них в обществе права коллективные и социальные перевешивают права личности. Что ответит защитник прав культурно отличному от нас обществу, где с помощью совершенно правильных процедур практикуются такие страшные вещи, как самосожжение вдов, или рабство, или обрезание женщин? Никакой ответ невозможен, поскольку с самого начала было декларировано, что нет всеобщего стандарта определения хорошего и дурного, помимо того, что сама культура объявляет правом» (3).

Это не устраивает Фукуяму принципиально, и он в своих книгах[80] стремится доказать, что у человека есть определенная природа. Эта природа непременно связана с возможностью морального выбора, со стремлением следовать собственным интересам, с сообщительностью — стремлением вступать в коммуникацию и формировать дружеские, семейные, деловые кооперативные связи, с заботой о близких и так далее. Из всего этого следует такой вывод: «политическая система, которая уважает [эти естественные склонности человека], будет более стабильной, работоспособной и удовлетворительной для человека».

Ради этого вывода и ведется проблематизация радикального культурного плюрализма: утверждается, что современное глобализованное общество, основанное на свободном предпринимательстве и на взаимном доверии, открытое в плане возможностей создавать разнообразные объединения (как писал об этом Карл Поппер в книге «Открытое общество и его враги»), опирается на глубинные свойства человеческой природы и, следовательно, является «более естественным» и «более правым», чем иные типы обществ — социалистические, религиозно-фундаменталистские и пр.

Права человека, зафиксированные в современном глобализованном обществе, по этой логике действительно имеют фундаментальный характер.

Из этого вывода проистекают три важных для нашей темы следствия.

1. Глобализованное общество приобретает внутреннее право на любое вмешательство, любое проявление своей власти по отношению к остальному человечеству. Более того — стоит только согласиться с приведенной логикой «от естества человека к общественному устройству», как мы окажемся во власти глобализованного общества. Это пример проявления работы с сознанием, работы новейшей инстанции власти.

2. Современная власть работает как «машина самообоснования»: признавая, что человеческая природа такова, можно применять все известные стандартизующие механизмы, приводящие человеческое поведение в соответствие с его декларированной природой. А поскольку эта работа ведется уже как минимум три поколения, сегодня созданные социально-стандартизующие механизмы, как это ни парадоксально, действительно будут соответствовать природе человека — уже вновь сформированной.

3. Становится понятно, почему многие продвинутые политики — тот же Фрэнсис Фукуяма — так сосредоточены на проблеме медикаментозного, генетического и т. п. вмешательства в природу человека. Если современная власть — во всех ее проявлениях: от отдельного индивида до мегамощных сверхгосударственных машин глобализованного общества — базируется на определенной природе человека (человека морального, предприимчивого, коммуницирующего, сообщительного), то изменение этой природы уничтожает сам базис этой власти. Но можно усиливать и улучшать эту «природу» — и это новая инстанция власти.

Именно потому биовласть становится в современном мире столь актуальной: от того, какова есть природа человека, зависит прочность общественных и властных конструкций современного мира. И потому ряд сил будут упрочивать свою власть, стремясь стабилизировать эту природу — с помощью и медикаментов, и психотерапевтических групповых программ адаптации, и воздействия на сознание, и методов контроля. А иные силы, напротив, будут стремиться поколебать, изменить эту природу — либо ради ее «улучшения» для достижения конкурентных преимуществ, либо ради ее качественного изменения для создания на этой основе обществ на иных принципах.

Инфраструктуры и власть стандартов

ВАЖНЕЙШИМ АСПЕКТОМ власти, направленной на сохранение сложившейся человеческой природы, — биовласти — является поддержание в работоспособном состоянии имеющихся инфраструктур.

Речь идет и о транспорте, и об инфраструктурно организованных потоках товаров, и о связи, о финансах и информационной инфраструктуре. «Мягкими инфраструктурами» являются: образование, новости, судебная система, системы действия в чрезвычайных ситуациях и т. п. Это системы, созданные на основе принципов избыточного, непрерывного, бесперебойного и повсеместного действия. Они являются сегодня основой существования глобализованного человечества.

Условием «подключения» к любой из этих инфраструктур является выполнение ряда стандартов. Это могут быть и технические стандарты (напряжение, ширина колеи, химический состав, стандарт безопасности), и стандарты «гуманитарные», связанные с параметрами людей, которые эти инфраструктуры обслуживают и к ним подключаются. Это образовательные и квалификационные стандарты, но также и стандарты мотивации, качества работы, «управляемости», а для потребителей — стандарты качества жизни, потребительские стандарты, мировоззренческие (например, «зеленые» или технократические) стандарты и т. п. Активно формируются стандарты коммуникации, понимания, появления желаний.

Из всего этого для современных инстанций власти следуют два вывода.

Первый. Поскольку инфраструктуры и возможность подключения к ним обеспечивают конкурентность в современном мире, а стандарты обеспечивают саму возможность подключения, механизм стандартизации (установления стандартов) является одним из важнейших механизмов власти сегодня. Речь идет обо всем комплексе стандартов: и технических, и поведенческо-мировоззренческих. В частности, в приведенном выше примере Фукуямы работает стандарт «демократического общественного устройства», который позволяет проявлять власть над всем остальным миром, располагая страны по степени их «демократичности» и применяя в зависимости от этого те или иные стандарты (опять!) действий. Так же действует «стандарт рыночной экономики». Обратный пример: неспособность ввести собственно российские стандарты качества жизни или общественного устройства превращает Россию на мировой арене в подвластное, несамостоятельное государственное образование.